— Вот еще, ваше высочество! — воскликнул он. — Телеграфное послание, ваше высочество! Только что доставлено.
Он вытащил запечатанный конверт из своего фартука, протянул Орамену и удалился.
Лузель зевнула.
— Так, значит, все закончилось? — спросила она.
Принц сломал печать, вскрыл конверт, бросив взгляд на девушку, и задумчиво кивнул.
— Да, похоже на то. — Он улыбнулся девушке и стал читать послание, потом развернулся и сел на край кровати, спустив ноги на пол. — Пожалуй, мне нужно во дворец.
Лузель потянулась к Орамену, отбросила с лица длинные черные волосы в кудряшках, сильно спутанные, и посмотрела на него с обиженным видом.
— Так сразу, принц?
Телеграмма сообщала, что у него появился единоутробный брат. Отправила ее не сама Аклин, а первая фрейлина. Роды были долгими и трудными, — и неудивительно, подчеркивалось в телеграмме, учитывая зрелый возраст дамы Блиск, — но теперь ребенок и мать понемногу поправлялись. Больше ничего.
— Да, сразу, — сказал Орамен, сбрасывая с плеча руку девушки.
* * *
Зной вокруг Хьенг-жара становился невыносимым. Два солнца — гелиодинамики Клиссенс и Натерли — стояли высоко в небе и тщились выжать из людей последние капельки пота. Скоро земля в этой сверхвлажной среде погрузится (если не врут звездочеты и предсказатели погоды) едва ли не в полную темноту на почти пятьдесят коротких дней, и резко наступит зима, сковав льдом реку и Водопад.
Тил Лоэсп, моргая, чтобы пот не попал в глаза, окинул взглядом Хьенг-жар — громадный, ступенчатый, падающий вниз множеством струй. Он спрашивал себя, можно ли усмирить эту колоссальную бурлящую энергию и эту невыносимую жару, быстро успокоить все и охладить только за счет отсутствия подвижных звезд. И все же ученые утверждали, что это произойдет, в связи с чем пребывали в небывалом возбуждении; судя по архивным данным, такое уже случалось в прошлом, значит, так будет и теперь. Тил Лоэсп отер лоб. Ужасная жара. Он был бы рад оказаться под водой.
* * *
Рассель, делдейнская столица, пал почти без сопротивления. После нудных возражений Уэрребера и других крупных военачальников — и сообщений о необъяснимой робости младших офицеров, когда речь шла о казни захваченных делдейнов, — тил Лоэсп отозвал всеобщий приказ, касающийся пленных и разграбления вражеских городов.
Задним умом он полагал, что следовало бы сильнее поднажать на Хауска для большей демонизации делдейнов. Часк в этом смысле был исполнен энтузиазма, и они вместе старались убедить короля, что моральный дух солдат и населения повысится, если внушить им нерассуждающую ненависть к делдейнам. Но король, как часто случалось, проявил чрезмерную осторожность. Хауск проводил различие между народом, с одной стороны, и верховными властями и коррумпированной знатью — с другой, и даже допускал, что делдейны — противник, которого следует уважать. В любом случае после победы ему пришлось бы править делдейнами, а справедливая ненависть населения к оккупантам и убийцам делает невозможным мирное, плодотворное правление. Если говорить о данном практическом вопросе, Хауск видел в убийствах бесполезный и даже вредный метод сдерживания. Страх длится неделю, гнев — год, а ненависть — всю жизнь, полагал он. Однако этот страх можно подпитывать каждый день, возразил тил Лоэсп. Но его довод отвергли.
«Лучше уж уважение через недовольство, чем подчинение из страха», — сказал Хауск, похлопав его по плечу, после обсуждения, которое закрыло этот вопрос. Тил Лоэсп отложил свой ответ на потом.
После смерти Хауска у него не было достаточно времени, чтобы изобразить делдейнов ненавистными, отвратительными существами, достойными лишь страха и презрения, как предполагалось сделать с самого начала. Правда, он и теперь старался запустить этот процесс.
Так или иначе, выбора не оставалось — тил Лоэсп был вынужден смягчить непримиримую жестокость своих первых указов насчет пленных и городов. Он утешался той мыслью, что хороший командир всегда готов изменить тактику и стратегию в зависимости от обстоятельств, если только каждый шаг на этом пути ведет к конечной цели.
Он, однако, считал, что сумел повернуть ситуацию к своей выгоде, распустив слух, будто новоявленная терпимость — это дар регента солдатам Восьмого и народу Девятого, что его снисходительность и милосердие оттеняют жестокость Хауска, который на смертном одре требовал отомстить за себя.
* * *
Савидиус Савид, Чрезвычайный странствующий посол октов среди полезных аборигенов, смотрел, как человек по имени тил Лоэсп проплыл, а потом был отведен в приготовленное ему место в приемной камере лифта.
Этот лифт принадлежал к редкому классу — он мог летать в воздухе, передвигаться в воде, а кроме того, совершать обычные вертикальные рейсы в вакууме башен. Лифт базировался в сравнительно неглубоких водах главного рукава Сульпитина, в двух километрах над обрывом водопада Хьенг-жар. Человека по имени тил Лоэсп доставили в кабину на маленькой субмарине. На нем был воздушный скафандр, и он явно чувствовал себя неловко. Через приемную камеру, от того места, где плавал Савид, гуманоида перенесли в консольное кресло и показали, как, используя плавучесть, закрепиться плечевыми скобами. После этого охранник-окт удалился. Савид сформировал между собой и человеком мембранный воздушный канал, чтобы они могли переговариваться при помощи звуков, похожих на их собственные голоса.
— Тил Лоэсп. Добро вам пожаловать.
— Посол Савид, — ответил человек и после секундной паузы добавил: — Вы хотели меня видеть.
Тил Лоэсп улыбнулся, хотя всегда спрашивал себя, значит ли это что-нибудь для октов. Скафандр был необычным и неудобным, в нем стоял неприятный запах чего-то жженого. Вдобавок странная червеобразная трубка, тянувшаяся от рта посла к лицу тила Лоэспа, отдавала тухловатой рыбой. Единственное, что устраивало регента, — это приятная прохлада в корабле октов.
Он оглядывал камеру, ожидая ответа посла. Помещение было почти сферическим, единственную стену испещряли дыхательные отверстия и ряды замысловатых штырьков. Кресло с плечевым креплением, к которому он пристегнулся, оказалось чуть ли не единственным понятным предметом.
Тил Лоэсп все еще внутренне протестовал против своего нахождения здесь — призвали как вассала, его, завоевавшего весь уровень. Савидиус Савид и сам мог бы явиться к нему, отдать в Большом дворце Расселя дань его успехам (а дворец этот был великолепен, пурлский рядом с ним просто бледнел). Но нет — это тилу Лоэспу пришлось явиться к октам. Секретность в таких делах оставалась строгим правилом, и Савидиус Савид, каковы бы ни были его цели, явно не собирался сразу менять систему. Тил Лоэсп вынужден был признать, что этот окт больше его знал о происходящем на уровне, а потому поведение посла было извинительным.
Хотелось, конечно, думать, что ему сообщат о смысле событий последних лет, но тил Лоэсп не питал ни малейших иллюзий, зная способность октов напускать туман, изъясняться уклончиво, запутывать. Он все еще питал слабое подозрение, что окты, по своему капризу или по другой причине, которую они потом забыли, вели наблюдение за всей кампанией. Но они наверняка не стали бы торопиться с переходом целого уровня пустотела из одних рук в другие, не получив разрешения извне и без достаточных на то оснований. Разве нет? Но пора вернуться к реальности: голубоватые ротовые части посла и пара оранжевых руконог задвигались, значит, сейчас он заговорит!
— Земли делдейнов теперь под контролем, — сказал Савидиус Савид голосом, похожим на басовитое бульканье.
— Да. Рассель в наших руках. Порядок практически не был нарушен, а там, где был, его немедленно восстановили. Мы контролируем все прочие части королевства, включая княжества, провинции, Подвластные Земли и имперские сатрапии. Контроль осуществляется через вооруженную оккупацию, а для отдаленных и наименее важных колоний — через безусловное подчинение их высших властей.
— Итак, мы все можем возрадоваться. Сарлы могут вместе с октами, наследниками порфиры тех, кто создал пустотелы, отпраздновать это событие.
Тил Лоэсп сделал вид, что сказанное — комплимент в его адрес.
— Спасибо, — сказал он.
— Все довольны.
— Я в этом уверен. И хочу поблагодарить октов за помощь. Она была бесценна. Хотя и непостижима, но бесценна, вне всяких сомнений. Даже наш дорогой покойный король Хауск признавал, и это не секрет, что, не встань окты на нашу сторону, борьба с делдейнами была бы тяжелой. — Тил Лоэсп помолчал. — Я часто спрашиваю себя, почему вы так щедры на советы и помощь. Но пока не нашел удовлетворительного ответа.
— В праздновании объяснительная природа открывается лишь редко. Природа празднования экстатична, таинственно кипуча, необъяснима в своей причинности, а потому символизирует некоторое смятение. — Окт перевел дыхание, или его эквивалент в жидкой среде. — Объяснение не должно стать обструкцией, отклонением. Пусть окончательное понимание остается побудительным мотивом, целью, это есть наиболее плодотворное из существующих применений.
