— Ну уж простите мое невежество, гро Всезнайка. У меня не было доброго папочки, который покатал бы меня на пароходе и показал машинное отделение. Мой папаша с нетерпением ждал, когда я подрасту достаточно, чтобы меня можно было сдать в бордель, в аренду, как мою мамашу. Она была слишком стара, и денег на выпивку ему ужасно не хватало, к тому же она и сама была не дура выпить, и частенько утаивала от него свои заработки. Вопросы моего образования его не интересовали.
Аксель моментально устыдился. Ему было неловко за свое благополучное детство, хотя он понимал, что его вины в этом нет. Он тут же извинился, и не нашел ничего лучше, чем предложить, когда все закончится вместе навестить его родителей, и может быть даже попросить отца устроить еще одно путешествие на пароходе. Кара рассмеялась на его предложение. Она и сама не понимала, почему так разозлилась:
— А тебе не кажется, что твоим почтенным родителям лучше не знать, что ты водишь дружбу с воровкой? Думаю, их это шокирует. Чего доброго, меня из дома выставят, когда узнают.
Тут уже настал черед Акселя обижаться:
— Мои родители всегда с уважением относились к моему выбору друзей. Они знают, что я не стану, как ты говоришь, водить дружбу с недостойным разумным, они никогда не усомнятся в тебе, независимо от рода твоих занятий! И наверняка будут рады, если я им тебя представлю — в моей способности разбираться в людях они не сомневаются. — Аксель немного подумал, и добавил немного опечаленным тоном: — Хотя, наверное, стоило бы. Как только я убил одержимого, друзей у меня совсем не осталось.
— Ерунда, — успокоила его девушка. Они просто напуганы и не знают, как реагировать. Для них ты изменился слишком резко. Не знаю уж, много ли у тебя было друзей раньше, но, думаю, если эта история закончится благополучно, многие пересмотрят свое отношение. А даже если и не пересмотрят — это вовсе не значит, что ты выбрал плохих друзей. Просто у вас действительно слишком разные жизни. Ты тоже прости, что я назвала тебя всезнайкой и посчитала, что твои родители могут меня выгнать.
Аксель все-таки решился спросить:
— А что сделал твой отец, когда ты подросла? Ну, в смысле, достаточно, чтобы работать в борделе?
— Да ничего. К тому времени его уже несколько лет как повесили. За убийство моей матери, если тебе интересно. А сама я неплохо умела чистить чужие дома от излишков ценностей. И нет, я совсем не жалею ни его, ни мать. Мамаша ухитрялась избивать меня еще сильнее, чем папаша, так что когда их не стало, я не почувствовала ничего, кроме облегчения. И вовсе незачем так краснеть.
— Ты что, видишь в темноте? — опешил ученик охотника.
— Да ничего я не вижу, — хмыкнула Кара. — Я просто знаю, что ты все время краснеешь. Это так мило! И сейчас ты покраснел еще сильнее!
Аксель вполголоса помянул ушедших богов, и принялся с удвоенным вниманием разглядывать дорогу перед собой, каждые несколько секунд чиркая огнивом. Неожиданная мысль заставила его резко остановиться, будто упершись в стену. Ему было ужасно неловко, он не знал, как сформулировать вопрос, но и не задать его не мог:
— Слушай… Ты сказала, твой отец хотел продать тебя в публичный дом… А другие… девушки… их тоже продали туда? Против воли?
Кара неопределенно хмыкнула.
— Почему же? Многие идут сами, просто не видя другого выхода. Вынуждены идти, чтобы прокормить себя и семью.
— Понятно, — пробормотал Аксель и помрачнел.
— Да чего с тобой? Чего ты так расстроился?
Юноше ужасно не хотелось рассказывать, но он решил во всем признаться.
— Понимаешь, когда я только явился для того, чтобы проходить обучение у гра Монссон, она в первый же день отправила меня в бордель, и проследила, чтобы меня там хорошенько… кхм, обслужили. Сказала, что ей не нужно, чтобы я пялился на ее задницу вместо того, чтобы слушать, что она говорит. И мне там, если честно, очень понравилось. И мне не показалось, что они несчастные женщины, которые вынуждены заниматься тем, что они делают. И я даже хотел как-нибудь сходить туда еще раз, но теперь как-то… — Аксель ожидал услышать в ответ что-то пренебрежительное, боялся услышать отвращение в голосе подруги, но услышал только искренний интерес:
— А ты помнишь, как этот бордель называется?
— Розовая фиалка. какая разница?
— О, разница существенная, — рассмеялась Кара. — Во-первых, еще раз сходить в это достойное заведение тебе удастся только после того, как ты станешь охотником. Ну, или если тебя Ида решит поощрить за что-нибудь. Потому что извини, но твоих заработков на этих девочек не хватит.
— Почему не хватит? Ида сказала, что будет вычитать из моей стипендии.
— В таком случае, ей придется вычитать из твоей стипендии всю стипендию примерно три месяца. Может, чуть больше, — усмехнулась девушка. — В общем, тебе совершенно не о чем переживать. Это же самый дорогой бордель во всем Пенгверне! Да чтобы туда устроиться, кандидаток тщательно выбирают из толпы желающих, а потом счастливиц долго обучают всему, что нужно знать и уметь, и многих на этом этапе отсеивают. Да про этот бордель легенды ходят! За несколько лет девушки зарабатывают себе достаточно, чтобы обеспечить достойную старость, многих забирают себе в личные служанки состоятельные господа, а некоторым посчастливилось даже выйти замуж. Так что не стоит сравнивать грязный дешевый трактир в рабочем районе, который был уготован мне, и этот элитный пансионат для неблагородных девиц. Пользуйся, на здоровье, — и Кара ехидно захихикала.
* * *
Следующая находка была гораздо нагляднее, чем следы песка на камнях. Но Аксель предпочел бы обойтись и без столь яркого подтверждения присутствия в пещере разумных. Большая каверна, в которую они попали через пролом в подземном ходу, давно закончилась. Проход сузился, и теперь молодым людям приходилось иногда пробираться, прижимаясь спинами к неровной стене пещеры, чтобы не свалиться в воду. Огнивом тоже приходилось пользоваться все реже, по мере удаления от водопада, на стенах стали встречаться островки светящегося мха. Вероятно, он светился совсем слабо, но глазам, много часов привыкавшим к темноте этого было достаточно. Первой труп увидела Кара. Она слабо вскрикнула, и Аксель, оглянувшись, сначала увидел ее испуганное лицо, и только потом проследил за ее взглядом, после чего и сам с трудом удержался от крика. По реке медленно проплывала мертвая женщина. На этом участке образовалась небольшая мель, водный поток почти касался обоих берегов. Течение здесь было не таким быстрым, как в непосредственной близости от водопада, и сама река была мельче, превращаясь в крупный ручей. Силы текущей воды хватало, чтобы нести покойницу, сталкивать ее с мелей и камней, но у Акселя было достаточно времени, чтобы во всех подробностях рассмотреть страшную находку. Женщина была истощена до крайней степени и раздета. Перед смертью женщина долго голодала — худоба была ужасная, Аксель вообще не понимал, почему она не умерла гораздо раньше — от истощения. Юноше казалось, сквозь кожу видны все кости, которые есть в организме. Но не это было самым страшным — перед смертью несчастную страшно пытали. На теле было множество резаных ран, кое-где кожу снимали лоскутами. На ступнях, торчащих из воды, кожа вообще отсутствовала, как и ногти на пальцах. И в противовес этой страшной картине, лицо покойницы было абсолютно бесстрастным и сосредоточенным. Она смотрела уцелевшим глазом в потолок пещеры, будто рассматривая нечто очень важное и интересное, и ее совершенно не волновало плачевное состояние собственного тела. А вокруг головы, движимые течением, шевелились длинные волосы. Кара, которая до этого молча смотрела на проплывающее тело, вскрикнула. И столько было ужаса в этом возгласе, что Аксель напрягся, готовясь к худшему и вскинул голову, после чего отшатнулся и чуть не свалился в воду. Юноша почувствовал, что его волосы тоже шевелятся — от страха. Из темноты вышла женщина, которую они только что видели, плывущей по реке. В этот момент Аксель готов был сойти с ума от страха, и если бы ему несколько дней назад не пришлось увидеть множество призраков Пепелища, вероятно, его история на этом бы закончилась. Женщина шла по берегу реки, глядя на свое тело, и совсем не обратила внимания на путешественников. Непонятно было даже, заметила ли она их — она проплыла мимо замерших от ужаса приятелей, и скрылась в темноте. По ощущениям Акселя они еще целую вечность стояли не двигаясь, пытаясь прийти в себя. Пугал не только вид покойницы, хотя, в бледном свете мха проплывшая перед глазами картина выглядела по-настоящему жутко, пугала догадка, которая никак не могла оформиться в голове — Аксель не хотел, чтобы она оформилась. При виде изувеченного тела в подземной реке юноше очень ясно вспоминалась ночь на Пепелище несколько дней назад, и полуобнаженная Ида Монссон в свете костра. Ее шрамы были очень похожи на те, что ученик охотницы видел сейчас.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
