партнёров, одного мужчину, другого – женщину, – подумала она про себя. –
Неандертальские женщины не страдают от отсутствия внимания – большую часть месяца они получают её от партнёрши-женщины». – Я знаю, – сказала Мэри. – Я знаю.
– Возможно, это была ошибка, – сказал Понтер, судя по всему, в большей степени самому себе, чем Мэри, хотя Хак всё равно послушно перевёл его слова. – Возможно, мне не следовало приводить тебя сюда.
– Нет, – сказала Мэри. – Нет, я хотела здесь побывать, и я рада, что побывала. – Она заглянула прямо в его золотистые глаза. – Когда в следующий раз Двое станут Одним? – спросила она.
– Через три дня, – ответил Понтер. – Но… – Он замолчал, и Мэри моргнула. – Но, – продолжил он, – я не думаю, что кому-то будет плохо от того, что между нами будет немного нежности уже сейчас.
Он раскрыл свои медвежьи объятия, и после секундного колебания Мэри шагнула в них.
* * *
Мэри, разумеется, не могла остановиться у Понтера, поскольку Понтер жил на Окраине, местности, где жили исключительно мужчины. Адекор предложил идеальное решение: Мэри могла бы пожить у его партнёрши, Лурт Фрадло. В конце концов, Лурт была химиком в неандертальском понимании этого термина – тот, кто работает с молекулами. Мэри, в соответствии с этим определением, тоже была химиком, специализирующимся на дезоксерибонуклеиновой кислоте.
Лурт согласилась без колебаний – а какой учёный из любого мира отказался бы от шанса принять у себя дома учёного из другого? Так что Понтер и Адекор вызвали транспортный куб, и Мэри поехала в Центр.
Водителем в этот раз оказалась женщина – или, возможно, так устроил Хак: искусственный интеллект знал о пережитом Мэри изнасиловании столько же, сколько и Понтер. Во временный компаньон Мэри оказалась загружена база данных Хака, и Мэри воспользовалась этим фактом для того, чтобы поболтать с женщиной-водителем.
– Почему ваши машины имеют форму куба? – спросила Мэри. – Это не слишком аэродинамично.
– А какой же формы им быть? – спросила водительница. Её голос был почти таким же низким, как у Понтера, и резонировал, как у Майкла Белла[78], когда тот пел «Ol' Man River»[79].
– Ну, в моём мире машины имеют закруглённую форму, и они… – в голове всплыли «Монти Пайтон», – …они тонкие на одном конце, потолще в середине и снова тонкие на другом.
У водительницы были короткие тёмные волосы, чем Мэри до сих пор видела у неандертальцев, – цвета молочного шоколада. Она покачала головой:
– Как же штабелевать такие машины?
– Штабелевать? – повторила Мэри.
– Ну да. В смысле, когда ими не пользуются. Мы ставим их одну на другую и размещаем штабеля вплотную друг к другу. Так они занимают меньше места.
Мэри подумала об огромных территориях своего мира, отведённых под парковки и стоянки.
– Но… как же вы доберётесь до вашей машины, если она окажется в самом низу штабеля?
– До моей машины?
– Да. До той, которая принадлежит вам.
– Все машины принадлежат городу, – сказала водительница. – Зачем мне собственная?
– Ну, я не знаю…
– Ведь их производство обходится дорого, по крайней мере здесь, у нас.
Мэри подумала о своих платежах по автокредиту.
– В моём мире то же самое.
Она посмотрела на окружающую местность. Вдалеке летел другой транспортный куб во встречном направлении. Интересно, что бы подумал Генри Форд, если бы ему сказали, что через сто лет после начала производства «Модели Т»[80] половина территории городов будет использоваться для обеспечения передвижения или стоянки автомобилей, что дорожно-транспортные происшествия станут одной из главных причин смерти людей младше двадцати пяти, что автомобили будут загрязнять воздух больше, чем все фабрики, заводы и печи мира, вместе взятые.
– Тогда зачем владеть машиной? – спросила водительница.
Мэри слегка пожала плечами:
– Мы любим владеть вещами.
– Мы тоже, – сказала она. – Но никто не пользуется машиной десять деци в день.
– А вы не боитесь, что тот, кто пользовался машиной перед вами, ну, скажем, запачкал её?
Водительница слегка наклонила ручку управления, объезжая группу деревьев впереди. А потом молча подняла левую руку, словно этот жест всё объяснял.
И, поняла Мэри, это было действительно так. Никто не станет разбрасывать мусор или портить общественный транспорт, зная, что полная видеозапись всего, что он делает, автоматически передаётся в архив алиби. Никто не может украсть машину или воспользоваться ею для совершения преступления. И компаньон наверняка следит за всем, что вы взяли с собой в машину, так что вы вряд ли забудете в машине шляпу и вам не придётся потом разыскивать именно ту машину, в которой вы ехали.
Уже почти совсем стемнело. Мэри с удивлением обнаружила, что машина больше не пробирается через дикую местность, а едет по самому Центру Салдака. Уличное освещение практически отсутствовало; Мэри видела, что водительница смотрит не наружу сквозь прозрачную переднюю стену транспортного куба, а в квадратный инфракрасный монитор, вделанный в приборную панель прямо перед ней.
Машина опустилась на землю, и её боковая поверхность сложилась гармошкой, впустив внутрь зябкий ночной воздух.
– Приехали, – сказала водительница. – Вон тот дом, видите? – Она указала на причудливой формы строение, смутно виднеющееся метрах в двенадцати.
Мэри поблагодарила её и вышла. Поначалу она собиралась пройти прямо к дому – ей было не по себе одной ночью на улице в этом странном мире. Но потом она остановилась и посмотрела на небо.
Звёзды сияли над головой во всём своём великолепии, и Млечный Путь был отчётливо виден. Как его называл Понтер той ночью в Садбери? «Ночная Река» – вот как.
А вон там Большой Ковш – Голова Мамонта. Мэри провела воображаемую линию через опорные звёзды и быстро нашла Полярную звезду, что означало, что она стоит лицом к северу. Она нашарила в сумочке компас, который взяла с собой по просьбе Джока Кригера, но было слишком темно, чтобы разглядеть стрелку. Так что, насмотревшись на небесное великолепие, Мэри подошла к дому Лурт и попросила компаньон поставить хозяев в известность о её приходе.
Мгновение спустя дверь открылась, и за ней показалась ещё одна женщина-неандерталка.
– Здравый день, – произнесла она – или, по крайней мере, так перевёл её слова компаньон.
– Здравствуйте, – сказала Мэри. – Ой, секундочку. – Из двери падало достаточно света; Мэри взглянула на стрелку компаса и почувствовала, как её брови поднимаются в изумлении. Окрашенный конец стрелки – синий конец, в отличие от металлически блестящего противоположного, – указывал в направлении Полярной звезды, туда же, куда указывал бы по другую сторону портала. Несмотря на то что сказал Джок, реверсия магнитного поля, похоже, ещё не происходила на этой версии Земли.
* * *
Мэри отлично провела
