Срабатывает ли вера заранее? Неужели из-за одного моего намерения помолиться кто-то забыл вытащить не пригодившиеся деньги? Но если чудо произошло благодаря молитве, почему бы кнопке «Б» не выдать мне целый фунт? Тогда я не тревожила бы Стивена.
«Только фунт все равно высыпался бы в виде пенсов!»
Я снова помолилась и нажала кнопку. Как же справиться с ливнем двухсот сорока пенсов? Зря беспокоилась. Ни гроша не выпало. И я набрала Фокс-Коттонов.
Ответила Леда, причем на удивление быстро. Ее голос дрожал от ярости.
Я извинилась за беспокойство, объяснила, что позвонить меня вынудили обстоятельства, и попросила позвать Стивена.
— Даже не думай! — отрезала она. — Сейчас он к телефону не подойдет.
— Но мне очень нужно с ним поговорить! — воскликнула я. — Я знаю, он не рассердится, если вы его разбудите. Напротив, даже обрадуется, когда узнает, в какой переплет я попала.
— Твой «переплет» спокойно потерпит до завтрашнего утра, — ответила Леда. — Тревожить Стивена посреди ночи я не позволю. Просто отвратительно, каким…
Голос внезапно оборвался. Боже мой, неужели повесила трубку?.. Следом послышался невнятный разговор, завершившийся воплем Леды:
— Ты не посмеешь!
Она коротко взвизгнула — и из трубки раздался крик Стивена:
— Что случилось? Что с тобой?!
Я торопливо описала свое положение, опустив, разумеется, ссору с Роуз. Сочинила, будто собиралась уехать на ночном поезде.
— Но ведь ночного поезда нет!
— Есть, просто ты о нем не знаешь, — протараторила я. — Неважно, потом объясню! Важно, что я без денег. Если не примчишься в ближайшее время, меня сдадут в полицию.
— Выйду сейчас же… — расстроенно заверил он. — Не бойся! Вернись за столик и закажи что-нибудь еще. Тогда подозрения улягутся. Если с тобой заговорит мужчина, не отвечай! И женщинам тоже. Особенно сестрам милосердия.
— Хорошо. Только, пожалуйста, скорей!
Зря я, наверное, упомянула полицию. Бедняга явно поверил в возможный арест, в который я сама толком не верила. Впрочем, кто угодно впадет в панику, поужинав в лондонском ресторане без гроша в кошельке, да еще среди ночи. И Стивена надо было напугать, чтобы он точно-точно пришел. Я повесила трубку, пот катил с меня градом. Столкнув с туфель сонную Элоизу, я почти волоком потащила ее к столу. Глаза бультерьерши напоминали розовые щелочки, шла она, как сомнамбула.
Я объяснила официантке, что мой друг скоро подъедет, заказала фруктовую воду с шоколадным мороженым и облегченно рухнула на стул. Какое счастье! Позабыв о недавних злоключениях, я начала с любопытством осматривать зал. За ближайшим столиком сидели люди, поставившие в театре новую пьесу, в том числе и автор, — компания ждала утренних газет с заметками о спектакле. Даже забавно: стоило улечься панике, как публика показалась мне интересной и милой, хотя прежде напоминала море галдящих лиц.
Пока я упоенно тянула фруктовую воду (восхитительный напиток!), соседний столик заняла сестра милосердия. Я чуть не подавилась трубочкой, вспомнив слова Стивена. Мне было известно, к чему он клонил. Мисс Марси рассказывала однажды историю о фальшивых монахинях: якобы те подсыпают девушкам снотворное и отправляют их в Аргентину, чтобы превратить в… «э-э-э… дщерей наслаждений, дорогая». Судя по тому, какой представляется мне Аргентина, у них и своих «дщерей» хватает.
* * *
Стивен подъехал только после трех (в поисках такси ему пришлось пройти пешком целую милю). На его лице застыло странное, напряженное выражение. Переволновался за меня, решила я.
После моих настойчивых просьб он заказал большой стакан холодного лимонаду.
— Ты вырвал трубку у Леды прямо из рук? — поинтересовалась я. — То есть мне по шуму так показалось. Какое счастье, что ты подслушал разговор! У них телефон на лестничной площадке, да?
— В студии… Мы как раз там были, — ответил он.
— Господи, неужели ты до сих пор ей позировал?
— Да нет, мы сидели в другой студии, где на стенах большие снимки, разговаривали…
— До двух ночи?! — удивилась я, но заметив, как он старательно отводит глаза, торопливо добавила: — Расскажи о собеседовании на киностудии!
Стивен начал рассказывать, но его слова мне в одно ухо влетали, в другое вылетали — я пыталась вообразить его в студии с Ледой. Они, несомненно, занимались любовью. Вот Стивен и Леда на диване. Приглушенный свет. Взирающий на них с высоты огромный голый негр… Фантазия пугала и завораживала.
Из мира грез я вернулась под конец речи.
— Отвезу тебя домой, — говорил Стивен, — и соберу вещи. Леда, правда, считает, мне нужно купить новую одежду. Заодно повидаюсь с мистером Стеббинсом. Он не хочет мешать моей карьере.
«Карьера»… Забавно слышать такое от Стивена!
— А что скажет Айви? — спросила я.
— Ах, Айви… — Он как будто не сразу вспомнил, кто это. — Хорошая она девушка, Айви.
Тем временем ожидающей новостей компании принесли утренние газеты. Похоже, отзывы оказались скверными. Бедняга автор то и дело повторял:
— Нет, мне обидно не за себя…
Его друзья тоже негодовали, бранили критиков и твердили, что эти отзывы ничего не значат, никогда ничего не значили и не будут.
— Наверное, скоро и о тебе появятся отзывы, — улыбнулась я Стивену.
— Ну, отзывы вряд ли. А вот на афишах имя будет стоять. Леда пристраивает в газеты мою фотографию. Обо мне должна выйти заметка: молодой, подающий надежды актер и так далее. В первой картине я сыграю пастуха — пройдусь со стадом коз. Потом со мной заключат контракт, отправят учиться актерскому мастерству. Но ненадолго. Боятся испортить.
В его тоне промелькнула нотка самодовольства. Это так не вязалось со Стивеном, что я удивленно посмотрела ему в лицо. Он, видимо, понял причину моего недоуменного взгляда и, вспыхнув, быстро добавил:
— Они так говорят. Ты же сама хотела, чтобы я снимался… Слушай, давай уйдем.
Я радостно согласилась. Восторг от того, что меня спасли, улетучился. Ресторан утомлял, наводил тоску, все казалось фальшивым; от одной мысли о том, что он никогда не закрывается, я чувствовала за него усталость. В лицах посетителей мне виделась тревога, изможденность. Расстроенный автор понуро брел к выходу. Одна лишь сестра милосердия светилась от удовольствия, расправляясь со второй порцией яйца-пашот.
Мы немного посидели на скамейке на Лестер-сквер, уложив Элоизу к себе на колени; собачьи локти болезненно впивались в мои бедра. Атмосфера площади мне не понравилась (ничего общего с другими лондонскими парками), поэтому я в конце концов предложила:
— Пойдем к Темзе, уже светает.
Дорогу спросили у полицейского.
— Надеюсь, вы не собираетесь нырять, мисс? — спросил он. Я прыснула со смеху.
Идти пришлось долго, чему Элоиза, мягко говоря, не обрадовалась; взбодрила ее лишь купленная в ларьке сосиска с булочкой. Когда мы добрались до Вестминстерского моста, на востоке заалела заря.
Мне вспомнился сонет Вордсворта; к сожалению, он не соответствовал увиденному: трудно согласиться, будто «вода не знала ясности такой», когда все окутывает белесая дымка. И чувства, что «в сердце мощном царствует покой»[17], у меня не появилось — мысленно я еще сидела в вечно бодрствующем «Корнер-Хаусе».
Оперевшись на перила моста, мы смотрели на убегающую вдаль реку. Изумительный вид! Правда, душу мою он не умиротворил. Лицо овевал нежный бриз, словно кто-то невидимый меня жалел и пытался утешить. На глаза навернулись слезы.
— Что с тобой, Кассандра? — спросил Стивен. — Это… это не связано со мной?
Неужели он снова вспомнил поцелуй в лиственничнике?
В глубине его глаз я заметила жгучий стыд.
— Нет, Стивен, конечно, ты ни при чем.
— Я мог бы и сам догадаться. — Он горько вздохнул. — То, что я совершил этой ночью ради тебя, ничего для тебя не значит. Кого ты любишь, Кассандра? Нейла?
Разумеется, мне следовало отмахнуться от вопроса, заверить, что никого не люблю, но на притворство не осталось сил.
— Нет, — просто сказала я, — не Нейла.
— Значит, Саймона. Скверно. Я имею в виду, Роуз ни за что его не отдаст.
— Стивен, она его не любит! Она призналась… — И сама не заметила, как начала рассказывать Стивену об ужасной ссоре в спальне, о том, как выскользнула из квартиры и так далее.
— А еще голову мне морочила ночными поездами! — не удержался он. — Знаю ведь — нет никакого поезда.
Я говорила и говорила. О том, как некрасиво обошлась с сестрой, о раскаянии и сожалениях. На это Стивен сказал:
— Не переживай! Просто Роуз… нехорошая девушка.
— Да нет, не совсем так… — И я начала выискивать сестре оправдания, объясняя, что она думала не только о себе, но и о семье, о нашем бедственном положении.
