ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
К вечеру рассосала заря сплошную наволочь туч. На церкви засиял крест — свет ножом полоснул купол. Борис глядел на огненно-колючий закат, а думки его были в другом месте. Внес Муську в хату. С наслаждением пил свежую воду — Пелагея успела сбегать к колодцу.
— Не ждите вечерять… Братва в карты кликала.
В воротцах столкнулся с Красносельским.
— Так и не впустишь?
— А я до Степаниды разогнался… Входи, какой спрос.
Присел Петр на завалинку; принимая кисет, нарушил неловкое молчание:
— Ты, служба, не удивляйся… Хотелось поговорить один на один.
— Послушаю… Давеча показался не дюже из говорливых. Чего ж на холоде? Бабы мои не помешают.
— Покурим на воле…
Улеглись вечерние голоса хутора. Худоба напоена, птица накормлена, заперта в катухах. Синие сумерки, густо пропахшие кизячным дымом, мягко кутали сады и плетни; прибавилось огоньков.
— Рана ноет.
— К перемене. Ветерок задувает с теплого края. Навалит к свету снегу.
— Чудная зима у вас. До рождества давил мороз. А все праздники теплынь, как осенью, хоть скотину выгоняй.
— Море близко… Сам-то, слыхал, царицынский. Не шибко далеко вроде…
— С батьком в ладах живешь? — спросил Петр, сменив вдруг разговор. — Землянка, гляжу…
— Зато своя. Ни клятый, ни мятый. А с батьком нечего делиться — моей доли в его хозяйстве нету.
У калитки кто-то возится — не найдет вертушку. «Из чужих… — подумал Борис, взглядываясь. — Нет — брательник». Одинаковым со всеми делали шинель и шапка.
— Ларион? Забыл, как в родную хату попасть?
— Тут забудешь… Не один ты, братушка…
Возбуждение брата удивило Бориса. Новости из Веселого. Постороннего стесняется. Что может быть? Мачеха делилась слухами о событиях в Новочеркасске…
— Выкладывай, не таись.
— В Багаевской офицеры появились… Новочеркасск захватили красные.
— Слыхал брехню такую.
— Не брехня, — отозвался Красносельский.
С этой вестью шел. Что еще у него? С глазу на глаз говорят не пустое. Заметив, брат садится, выпроводил:
— Ты, Ларион, ступай до бабки Степаниды. Хлопцы там… Мы погодя подойдем.
Надоело и самому Красносельскому петлять по закрайку. Не дождавшись, покуда младший Думенко свернул в проулок, заговорил:
— Новочеркасск и Ростов в самом деле взяты революционными войсками. Атаман Назаров арестован. Власть на Дону в руках Военно-революционного комитета.
— Эка, сведения, — усмехнулся Борис, все еще не одолевший внутренний натянутости к этому человеку. — Проводов в хутор нету…
— Я ночью из Торговой. Сведения самые достоверные — по телеграфу. В Великокняжеской тоже изгнали окружного атамана. Готовятся к съезду… выбирать Советы.
— Вон куда уже… Де-ела.
— Борьба за Новочеркасск и Ростов может возобновиться. На Дон сбежались тысячи офицеров и генералов. В Ольгинской Корнилов сбивает войска. Донская контрреволюция пытается поднять богатых станичников. Недаром в Багаевской объявились офицерские части. И в нашем хуторе немало таких, кто готов сесть в боевое седло. Старики — поголовно, наполовину и фронтовики.
— Меня до каких причисляешь?
Петр не обратил внимания на его усмешку.
— Великокняжевцы создают партизанский отряд. Скликают добровольцев, фронтовиков, молодежь. За Ма-ничем такие отряды уже есть в Платовской, Большой Орловке, Большой Мартыновке… А в наших станицах нет. Поезжай до самого Новочеркасска. Затем и пришел… Посоветоваться.
— Не знаю, чем могу… Я не большевик.
— Но Советы, думаю, тебе не чужды. Или устраивает атаман?
— Думаешь, артиллерия, ты натурально… — Борис хлопнул перчатками в колено. — А вопросы ставишь глупые. Из давнишних казачинцев никто бы такого у меня не спросил.
— Не обижайся. Другой раз в глаза видим друг друга.
— А чего зря болтать? Атамана я со спокойной совестью… Винтовка моя в порядке.
— Гм, сагитировал…
— Видал таких агитаторов. Были на батарее. Не бойсь, не докладывал по начальству, а службу спрашивал.
Петр поднялся.
— Что ж… по рукам, Думенко. За тобой пойдут. Особенно ребятня. Завтра созовем набатом хутор. Пусть избирают Советскую власть.
Рукопожатие получилось крепким.
2
Ветер трепал полы шинели, спутывая ноги, мешал идти, вырывал из цигарки искорки и уносил в свинцовую мглу. Крупа больно секла лицо.
К бабке Степаниде можно было попасть напрямки, огородами, но Борис нарочно пошел через плац: захотелось обдумать, поставить все на свои места. Поэтому отправил и Красносельского: иди,
