телу пробежала дрожь, воздух наполнился таким зарядом, какого я никогда раньше не ощущала. Как будто дела, совершенные в этом месте, и слова, сказанные здесь, значили
больше, чем где-либо еще. Как будто мы действительно были ближе к богам.
Смущенная, я отвела взгляд, сосредоточившись на лысой голове мужчины в нескольких шагах передо мной.
Но ощущения не ослабевали.
Воздух стал густым, запахло грозой и дождем. Ощущение усилилось, и я оторвала взгляд от лысой головы, чтобы посмотреть на своих спутников. Глаза всех были устремлены на алтарь, но когда я перевела взгляд на Бьорна, он потер голые предплечья, и темные волосы на них встали дыбом, словно ему было холодно.
Бьорн никогда не мерз.
Что происходит?
Те, кто пили чай, смотрели на жертв на алтаре странными, немигающими взглядами. Я сосредоточилась на своих ощущениях, пытаясь понять, подействовал ли мой крошечный глоток чая.
Смогу ли я понять? Смогу ли я определить, будет ли то, что я вижу, реальностью или галлюцинацией?
Посмотрев снова на жертвенный камень, я увидела, что за то время, пока я отвлеклась, было принесено еще несколько жертв. Мужчины и женщины вокруг меня были в пятнах крови, которую священник размазывал по их лицам. В нос ударил медный запах.
Бам, Бам.
Мое сердцебиение участилось, подстраиваясь под ритм барабанов, мир вокруг пульсировал.
Бам, Бам.
― Пора, ― прошептала Илва мне на ухо. ― Не подведи.
Один из воинов Снорри подошел к алтарю. Вот только в руках у него была не курица, а веревка, привязанная к быку, и я тяжело сглотнула, почувствовав, как рука прижалась к моей спине. Толпа впереди меня расступилась, и люди стали раскачиваться в ритм барабанам, когда я приблизилась.
Или они стояли на месте?
Каждый раз, когда я смотрела на толпу, я видела что-то новое. Я не была уверена, было ли то, что я видела, реальностью или чай искажал мое зрение.
Каждый шаг давался все тяжелее, дыхание сбивалось, как тогда, когда я взбиралась на гору, но к алтарю я не приближалась. Я побежала, потом споткнулась и вдруг оказалась на камне, протягивая руку к быку, чтобы коснуться его теплой шкуры.
Он задрожал, повернул огромную голову и уставился на меня глазами, похожими на черные ямы.
Годар вложил нож в мою руку.
Я уставилась на костяное лезвие ― кровь, покрывающая его, клубилась и двигалась, как морские волны, а запах душил меня.
― Я буду держать его крепко.
Голос Бьорна донесся до меня. Одной рукой он держал веревку, а другой ― рог существа. Бык был старым, его морда была седой. Он беспокойно дергался, то ли от запаха крови, то ли от толпы, то ли каким-то шестым чувством понимая, что его конец близок, я не могла сказать.
― Ты знаешь, как?
Бьорн говорил отстраненно, как будто стоял в дюжине футов от меня, а не у моего локтя.
― Да.
Священник начал взывать к богам, предлагая жертву, но его слова было трудно расслышать, так как поднялся ветер. Он трепал мою одежду и вороньи перья, ветви окружающего леса шуршали друг о друга, а сами деревья скрипели и стонали от его натиска.
Священник замолчал, и Бьорн сказал:
― Сейчас, Фрейя.
Я крепче сжала нож. Вверху сверкнула молния, и лучи света разорвали ночь, затем все снова погрузилось во тьму. Люди обратили свои взоры к небу, чтобы увидеть, как стая черных птиц спускается вниз, летая хаотичными кругами, в то время как лес ожил от криков существ, их голоса превратились в какофонию шума. Бык беспокойно задергался и заревел.
― Фрейя, ― шипел Бьорн, ― если он решит броситься, я не смогу его остановить.
Я не могла пошевелиться. Не могла оторвать взгляд от кружащих птиц. Предзнаменования. Знак того, что боги наблюдают, и я засомневалась, было ли это тем подношением, которого они хотели. Но призрак сказал, что, если я не сделаю этого, моя жизнь оборвется.
В небе сверкнула молния. Один, два, три раза, гром был оглушительным, но не настолько сильным, чтобы перекрыть удары барабанов. Бык дергался, пытаясь вырваться из хватки Бьорна, в то время как птицы спускались все ниже, задевая крыльями мое лицо, а глаза быка закатывались, когда он начал паниковать.
― Фрейя!
Если я потерплю неудачу, жизнь моей семьи оборвется.
― Прими это подношение, ― вздохнула я и провела ножом по яремной вене быка.
Бык попятился, увлекая за собой Бьорна, а затем рухнул на колени, и кровь хлынула вниз, заполняя каналы и стекая в таз, который держал годар.
Все затихло, даже барабаны, а птицы исчезли как дым.
Я дрожала, глядя на то, как бык обмяк, его бок замер от наступившей смерти.
Никто не говорил. Никто не двигался. Казалось, никто даже не дышал.
Первым отреагировал годар, подняв чашу и окунув пальцы в багровое содержимое. Но я сосредоточилась на чаше, а не на его руке, кровь бурлила, как будто в ее глубинах образовался водоворот.
Кап.
Кап.
Кап.
Каждая капля крови, упавшая с руки священника, отдавалась в моих ушах, словно камни, падающие с высоты. Я вздрагивала от каждого удара, шум был оглушительным.
Годар потянулся ко мне, и мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не отшатнуться, когда он провел пальцами по моему лицу, я ощутила, как горячая кровь обжигает мою ледяную плоть.
В тот момент, когда его пальцы покинули мою кожу, меня ударил порыв ветра, и мой желудок сжался, как будто я падала с огромной высоты. Толпу окружили фигуры в капюшонах, каждая из которых держала факел, горевший серебряным огнем.
Я не могла пошевелиться. Я едва могла дышать.
― Бьорн, ― прошептала я, ― я вижу то, чего нет.
― Нет. ― У него тоже перехватило дыхание. ― Они здесь.
Боги были здесь.
Не один из них, а… все они. Я переводила взгляд с фигуры на фигуру, не уверенная, шокирована я или напугана, или и то, и другое вместе. Воздух заклубился, неся с собой голос, не мужской и не женский, который прошептал:
― Фрейя, Рожденная в огне, дитя двух кровей, мы видим тебя.
Затем фигуры исчезли.
Я стояла, не в силах пошевелиться, даже если бы захотела, потому что боги… боги были здесь. И они пришли из-за меня.
Оставалось понять, хорошо это или плохо, ведь я все еще не понимала, какое будущее они мне пророчат. Почему они заботятся о ребенке самого незначительного из своих богов.
Почему именно я?
Словно у меня было не больше
