Халь подошла и остановилась позади мужа, обвив руками его талию. Он увидел ее отражение в стекле, глаза, созерцающие невероятную панораму. Она сказала совсем тихо:
— Я знаю тебя, Джеремия. Ты не успокоишься, пока не достигнешь совершенства. И даже тогда останешься неудовлетворенным. Я прочла эту твою работу, прежде чем отослать ее на Землю. Ты заслуживаешь всех наград, которые тебе присудили.
— Ты прочла мою диссертацию?
— Да. Это потребовало времени. Мой английский просто ужасен. — Она наклонила голову. — Так странно увидеть Двенадцать Цитаделей глазами инопланетника. Но во всем, что ты написал, сквозила любовь к Коубей.
Ей понравилась его работа! Для него это значило очень много. И все-таки он не мог сказать ей того, что она хотела услышать — что любовь к ее миру возместит ему утрату его собственного. И они стояли молча, глядя в небо.
Потом она сказала:
— Вскоре мне предстоит присутствовать на Совете Директоров в Цитадели Карн. И я подумала: если хочешь, я возьму тебя с собой.
Он знал, что она никогда никуда не ездила с калани. Таким способом она старалась его утешить.
— Да. Мне бы этого хотелось.
Ее руки, судорожно стиснутые на его талии, чуть расслабились. Не разжимая их, она повернула его лицом к себе.
— До отъезда нас навестит Директор Тенсы. Я хочу, чтобы ты сыграл с ней в Игру.
Это его удивило. Хотя Халь часто усаживала своих калани играть с Карьи, она обычно выбирала наиболее опытных.
— Ты уверена, что хочешь поручить это мне? Не Кеву или Сейвину?
Халь кивнула.
— Я надеюсь, что приток новых идей пойдет ей на пользу. Вы по-разному смотрите на вещи.
— Ну а Хевтар?
— Хевтар? — она недоуменно улыбнулась. — Он же ребенок.
— В сущности, уже нет. — Джеремия перебрал в уме их партии. — У него свежий взгляд, и он понимает Тенсу.
— Да, у него действительно оригинальный стиль, не правда ли? — Ее голос потеплел от материнской гордости.
— Чистая правда. И еще одно, Халь.
— Что?
— Карьи нуждается в калани высокого уровня. И в акаси. Хевтар мог бы заинтересоваться.
Халь опустила руки.
— Чтобы Хевтар перешел в другую Цитадель? В качестве акаси? Невозможно! Он слишком молод.
— Но ведь большинство высокородных мальчиков у вас становятся женихами в пятнадцать?
— Да, — признала она. — В более консервативных Цитаделях.
— Ну, Вьясу вряд ли можно назвать гнездом крайнего радикализма, — сказал он сухо.
Она чуть улыбнулась.
— Пожалуй, ты прав.
— Ты должна позволить ему повзрослеть.
Халь взвесила его слова, потом отвернулась, глядя в небо.
— Мне будет тоскливо без него, и его отцу тоже.
Джеремия понял ее. Глубокая любовь, которую Кев и Халь питали к своему сыну, сквозила в каждом их слове, каждом поступке. И как ни противилась Халь мысли о помолвке, она прекрасно понимала все ее выгоды. Карьи и Хевтар были юными, однако консервативное верхнее сословие коубейского общества поощряло ранние браки между высокородными, чтобы обеспечить большее число наследников. Тенса нуждалась в калани второго уровня со свежими взглядами, а Хевтар нуждался в ком-то вроде Карьи, кто понимал бы его прихотливый стратосферный интеллект. Их брак позволит ему остаться вблизи от Вьясы, но обрести независимость. И Вьяса будет помогать ему управлять Тенсой…
— Халь… — нерешительно сказал Джеремия. Она обернулась к нему.
— Да?
— Что произошло? Между Кевом и тобой?
— Мы… между нами возникло несогласие.
Он подождал.
— Ну и?..
Она помедлила с ответом, потом произнесла:
— Он хотел еще детей, а я — нет.
— Хевтар — чудесный юноша.
— Да. Чудесный. — Она продолжала через силу: — Я всегда старалась уделять своему ребенку как можно больше внимания. Но я еще и Директор… и чувствовала, что не справлюсь ни с теми, ни с другими обязанностями, если у меня будут еще дети. — Она помолчала. — Мой отказ причинил боль. Кев охладел к… Вьясе.
«Нет, — подумал Джеремия, — он не охладел к тебе».
— Но Кев остался во Вьясе, — сказал он вслух.
— Я предлагала ему варианты. Другие Цитадели не остановила колоссальная ставка его контракта. Однако он не захотел. Ведь Вьяса замечательная Цитадель.
Джеремия покачал головой.
— Сделки между Каланиями — это ведь единственная форма развода, доступная акаси.
— Я не понимаю слова «развод».
— В том-то и проблема.
Вся ее сдержанность не скрыла отголоска давней муки сердца.
— Я никогда бы не привезла тебя сюда, если бы мы с Кевом все еще жили, как акаси и Директор.
— Он по-прежнему твой муж.
— Ты ведь знаешь, что полиандрия у нас больше не практикуется. Ты сам написал об этом в своем исследовании.
— Но для Директоров она по-прежнему остается законной. Как бы ты ни изощрялась в терминах, у тебя есть и Кев, и я. — Он заставил себя сказать правду, на которую пытался закрывать глаза. — Кев всегда будет для тебя на первом месте.
— Джеремия, нет! — Она шагнула к нему, но остановилась, когда он выставил перед собой ладони, точно отгораживаясь от нее. — Ты ведь знаешь, как много ты для меня значишь!
— Откуда? Ты ничего не говоришь. — Боль пронизала его голос. — О! Я знаю, что ты гордишься своим молодым мужем, как трофеем. Но я не трофей! Что произойдет, когда тебе приестся твой «экзотический принц»? Когда новизна сотрется, и тебе потребуется мужчина, понимающий и ценящий ваш образ жизни?
— Ты ошибаешься, если ограничиваешь только этим свое значение для… Вьясы.
Он засмеялся смехом, более похожим на стон:
— Ты даже не в силах выговорить «для меня».
Она раскинула руки, обрамленная небом.
— Ты хочешь от меня большего, нежели я умею дать.
* * *
Джеремию разбудил пронзительный звонок. Он открыл глаза в темноту спальни. Пошарив на столике у кровати, он включил аудио-ком.
— Что такое? — пробурчал он.
— Джеремия! — раздался напряженный голос Халь.
Голос был почти испуганным, и он окончательно проснулся:
— Что случилось?
— Ты сумеешь вычислить траекторию звездолета?
Он ответил с недоумением:
— В колледже нам читали курс астрономии. Самые основы. Но это было, давно.
— Ни у кого из нас и этого нет. — Она перевела дух. — Ты нужен в башне обсерватории. Поторопись, прошу тебя.
Он сел на кровати, протягивая руку за халатом.
— Но что произошло?
— Звездолет, — ее голос надломился. — Он потерял управление и движется прямо на Вьясу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
