Усевшись за столик в пиццерии, Миммо вытянул ноги и принялся разглядывать свои ботинки. Он купил их утром на рынке вместе с плащами, и это приобретение очень его радовало. И принялся разъяснять Патти, что эти ботинки сделаны по новейшей технологии, что они точно такие же, какие надевали американцы во время операции «Буря в пустыне», что они такие тяжелые, потому что теоретически должны выдерживать даже взрыв противопехотной мины. И пока его девушка со скучающим видом листала меню, давая ему понять, что довольно уже нести всякую ерунду, Миммо достал из коробки пистолет, вставил пулю и пальнул себе в ногу.
И издал леденящий душу вопль.
Пуля пробила верх ботинка, носок и вошла в подъем ступни, наглядно демонстрируя разницу между теорией и практикой.
Пришлось бежать (вернее, ковылять) в пункт «скорой помощи», где врач достал пулю и наложил пару швов.
С пиццей тоже ничего не вышло.
В кино они явились в последний момент, пришлось довольствоваться местами в первом ряду, в двух сантиметрах от экрана.
Патти уже не разговаривала.
Фильм начался, и Миммо попытался было снять напряжение, взяв Патти за руку, но она отпихнула его, словно жабу какую-нибудь. Он пытался смотреть фильм, но тот оказался страшно тягомотный. Хотелось есть. Он с диким хрустом жевал попкорн. Патти его конфисковала, и тогда он достал козырь из рукава: пачку свежей клубничной жвачки. Засунул в рот сразу три штуки и стал надувать пузыри. Но под полным ненависти взглядом Патти он открыл рот и выплюнул огромный липкий шар из американской жвачки прямо на пол.
После фильма они сели на мотоцикл (под проливным дождем) и вернулись домой. Патти слезла и ушла домой, даже не поцеловав его на прощание, не пожелав спокойной ночи.
На следующее утро она позвонила и без лишних слов объявила, что теперь они оба свободные люди. На том она разговор и закончила.
Может, для многих девушек всего этого было бы достаточно, чтобы прекратить отношения, но не для Патти. Она безмерно любила Миммо, и за ночь ее гнев мог бы сойти на нет, но последней каплей стало вот что: выплюнув в кино жвачку, Миммо попал в ее шлем. Когда бедняга его надела, жвачка намертво приклеилась к ее длинным гладким волосам, которые она мазала восстанавливающими бальзамами и препаратами с экстрактом свиной плаценты.
Парикмахеру пришлось сделать ей стрижку, которую он деликатно назвал спортивной.
Горилла в туманеНо и на этот раз Патти, как обычно, посердившись недельку, простила Миммо.
Патриция Чарно в этом отношении отличалась постоянством. Если она тебя выбрала, она тебя не бросит. А все потому, что в пятнадцать лет у нее был печальный любовный опыт, от которого она так полностью и не оправилась.
К тому времени Патриция уже вполне сформировалась. Ее первичные и вторичные половые признаки выдержали массированную бомбардировку гормонами, и несчастная Патриция отныне представляла собой совокупность грудей, ног, попки, эрогенных зон, прыщей и угрей. Она стала встречаться с Бруно Мьеле, полицейским, ему исполнилось двадцать два. В ту пору Бруно не мечтал стать полицейским, он мечтал поступить в полк Сан-Марко и стать десантником, «крутым и неистовым».
Патриция очень его любила, ей вообще нравились решительные парни, но существовала одна проблема. Бруно приезжал за ней на своей «Лянче А112», отвозил ее в лес Акваспарты, там вдувал ей, а едва кончив, отвозил ее домой — и все, пока-пока.
В один прекрасный день Патриция не выдержала и взорвалась.
— Почему всех моих подруг их парни возят по субботам в Рим по магазинам, а ты меня — только в лес? Знаешь, мне это не нравится.
Мьеле, который уже тогда был излишне эмоционален, предложил ей обмен.
— Ладно. Давай так: я отвожу тебя в субботу в Чивитавеккью, а ты во время секса наденешь вот это. — И, открыв бардачок, он достал маску гориллы. Маску гориллы из шерсти и латекса, из тех, какие надевают на карнавал.
Патриция повертела ее в руках и спросила в крайнем смущении, зачем.
А как бедолага Мьеле мог ей объяснить, что при виде тела Патриции — тела порнозвезды, — ее длинных прямых волос, ее круглых упругих грудей член у него становился твердым, как ножка стола. Но стоило Бруно, к несчастью, хоть краем глаза заметить ее лицо в угревой сыпи, как его член тут же обмякал как червяк.
— Потому что…. Потому-у-у. — И брякнул: — Меня это возбуждает. В общем, я тебе не говорил, я садомазохист.
— Что такое садомазохист?
— Ну, это такой человек, которому нравятся всякие гадости. Например, чтобы его били…
— Ты хочешь, чтобы я тебя била?
— Нет! При чем тут это! Меня возбуждает, если ты будешь в маске, — пытался кое-как объяснить Бруно.
— Тебя возбуждает секс с обезьянами? — в отчаянии спросила Патриция.
— Нет! Да нет! Нет! Не спрашивай, просто надень маску! — Терпение Бруно иссякло.
Патриция размышляла над этим. Вообще-то всякие сексуальные причуды ей не нравились. Но потом она вспомнила о том, что ей рассказывала кузина Памела: ее парень Эмануэле Зампакоста, которого все звали Ману, кассир из магазина в Джовиньяно, хотел, чтобы на него мочились, это его возбуждало. И несмотря на это у них был прекрасный секс, а в марте они собирались пожениться. И Патриция решила, что на самом-то деле у Бруно вполне невинное извращение. К тому же игра того стоила. Он отвезет ее в Чивитавеккью, к тому же она очень его любит, а ради любви чего не сделаешь.
Она согласилась. С тех пор, когда они приезжали в лес Акваспарты, Патриция надевала маску, так они и занимались сексом. (Однажды ночью, в густой туман, мимо проходил Росано Куаранта, пенсионер лет шестидесяти с хвостиком и по совместительству браконьер. Заметив в зарослях машину, он, поскольку имел некоторую склонность к вуайеризму, подкрался неслышно и увидел невероятное. В машине находились парень и обезьяна. Он уже поднял ружье, готовый вмешаться, но опустил его, поняв, что боров в машине трахает гориллу. Так он и ушел, качая головой и размышляя о беспредельной низости, до которой могут опуститься некоторые люди).
Однако Бруно Мьеле договор не исполнил.
В Чивитавеккью они съездили только раз, потом он стал увиливать и в конце концов повел ее на минифутбол, где ко всему прочему делал вид, будто с ней не знаком.
В отчаянии Патриция написала длинное душераздирающее письмо доктору Иларии Росси-Баренги, психологу из еженедельного журнала «Любовные признания», и рассказала, как плохо все у нее с Бруно (историю с маской она опустила), но при этом поведала, что несмотря ни на что ужасно любит своего парня, но чувствует, что с ней обращаются как с женщиной легкого поведения.
К бесконечному удивлению Патриции доктор Росси-Баренги ответила.
Дорогая Патти!
Мы снова и снова сталкиваемся с теми же проблемами, с которыми сталкивались раньше наши матери. Но сегодня мы понимаем многое из того, чего не понимали они, и знаем гораздо больше о душе человека, а потому имеем шанс все изменить. Любовь — прекрасная вещь, и так приятно делить ее со свободным и равным партнером. Мы, женщины, конечно, более эмоциональны, возможно, твой парень просто не умеет выражать свои чувства. Но это не должно мешать тебе требовать от него того, что следует требовать. Не подавляй свое «я», заставь уважать себя. Ты еще очень молода, но именно поэтому способна выйти из подчиненного положения, и, если он действительно любит тебя, он научится со временем тебя уважать. Сегодня твой парень прекрасно знает, что может тебя контролировать, но на самом деле ты сама его в этом убедила. В любви побеждает тот, кто избегает ее! Придерживайся своего мнения и ты увидишь, что твой Бруно, у которого, по твоим словам, чувствительная душа, будет носить тебя на руках. Желаю удачи!
Патриция присовокупила к письму советы доктора. При следующей встрече она заявила, что их отношения отныне изменятся. Она потребовала, чтобы он подарил ей красные розы и отвез поужинать в паб «Дедушкин бочонок», а потом в Орбано смотреть фильм «Слова нежности-2» вместе с подругами.
Бруно открыл дверцу машины и выгнал ее со словами: «Катись отсюда, мымра. Чтобы я смотрел „Слова нежности-2“? Я еще не совсем козел». И уехал, глубоко оскорбленный.
И вот теперь Патриция, закаленная тяжелым опытом и вооруженная советами доктора Росси-Баренги, организовала свои отношения с Миммо так, чтобы не оказаться в положении брошенной дуры с разбитым сердцем.
121
Пьетро разыскивал брата по совершенно конкретной причине, то бишь для того, чтобы попросить его пойти поговорить с замдиректора. Это они с Глорией придумали. И это был вариант.
Сначала она пыталась его убедить, что в школу может сходить ее мама. Синьора Челани обожала Пьетро, говорила, что это лучший на свете мальчик. Она охотно пойдет. Но Пьетро не соглашался. Если туда пойдет мама Глории, это лишний раз покажет, что его родителям на него наплевать и что у него ненормальная семья.
