не успели выстрелить до того, как баркас подошел на такое расстояние к джонке, что ее экипаж мог расслышать мои слова.
— Мы везем послание вашему командиру! Если он не получит вовремя, вы будете наказаны! — встав во весь рост, крикнул я на китайском языке.
На джонке услышали меня и сделали правильные выводы. По крайней мере, пушечные стволы перестали поворачиваться вслед за баркасом.
— Держи прямо на них! — скомандовал я рулевому баркаса.
Трап для нас не приготовили. У китайцев это обычная лестница с крючками сверху и упорами с внутренней стороны, чтобы не прижималась плотно к борту. Я встал на планширь баркаса, подпрыгнул, схватившись руками за верхний край фальшборта джонки, сделал выход силой и акробатическим финтом перекинул тело, опустившись ногами на палубу, застеленную изрядно потрепанной циновкой. Приятно быть молодым и здоровым: всегда есть, чем похвастаться. Поскольку место приземления (или припалубения⁈) было в тени от полотняного навеса над средней частью судна, наверное, на циновке кто-то спал, пока не появились мы. Вооруженные короткими копьями и мечами члены экипажа напряглись, готовые кинуться в бой. Толпой на одного рады все.
— Я без оружия, успокойтесь, — мягко посоветовал им, после чего спросил: — Кто старший?
— Я, — ответил доходяга, на котором и так мешковатый халат с девятым, самым низким буфаном «морской конек» выглядел, как на вешалке. — А ты кто такой?
Проигнорировав его вопрос, я потребовал:
— Срочно отправь гонца к командиру гарнизона, чтобы немедленно прибыл сюда. Ему вручат ультиматум от гвайлоу, которые объявили войну Таньчао, — и добавил для ускорения процесса: — Это дело государственной важности. Если он не проявит усердие, будет наказан.
— Сначала я должен узнать, кто вы такие, какие у вас цели. Иначе мой доклад будет неполным, и накажут меня, — попробовал он поиграть со мной в дипломатию по-китайски.
— Видишь те корабли? — показал я на британскую эскадру. — За один день они превратят всю крепость в руины. Расскажи о них — и твой доклад будет полным, — подсказал я.
Доходяга с «морским коньком» открыл было рот, чтобы заболтать тему, но я оборвал:
— Дальше говорить буду только с командиром гарнизона, — и командным тоном произнес: — Прикажи принести нам чай.
В это время лейтенант повторил мой маневр, опустившись на палубу не очень удачно, чем вызвал у членов экипажа ухмылки, которые сразу исчезли, когда британец выпрямился, оказавшись на голову длиннее их.
Я сел на пятки в тени на циновке. Джон Грейсон расположился рядом, прислонившись спиной к фальшборту и поджав ноги, согнутые в коленях, которые обхватил руками.
— Мы арестованы? — испуганно спросил он.
— Нет, будем пить чай и ждать командира гарнизона, за которым сейчас пошлют лодку, — проинформировал я.
— Слава богу! — молвил он, перекрестившись, а потом снял черную треуголку, вынул из нее большой темно-синий платок и вытер им шею и виски, мокрые от пота.
Пока доходяга инструктировал гонца, паренек лет четырнадцати принес и поставил перед нами низенький чайный столик.
— Мой товарищ привык пить красный чай, — сообщил я. — Есть у вас такой?
— Мы такой не пьем, господин, а о вашем визите не были предупреждены, поэтому не запаслись им, — постоянно кланяясь, виновато молвил слуга.
— А белый есть? — уже стебаясь, задал я следующий вопрос.
— Он слишком дорог для нас, — извиняющимся тоном произнес он.
— Ладно, неси зеленый, — позволил я и сообщил лейтенанту: — Чай будем пить зеленый, другого у них нет, и без молока. Китайцы не употребляют молочные продукты.
— Дикари! — сделал вывод Джон Грейсон.
— А они считают дикарями кочевников, у которых молочные продукты — основная еда, — усмехнувшись, поделился я.
— Кочевники тоже дикари, — нашелся он.
Комендант гарнизона Динхау — полный мужчина лет пятидесяти с круглым сонным лицом, короткими седыми волосинками над верхней губой и жидкой седой бороденкой на подбородке, одетый в фиолетовый халат с буфаном шестого ранга «дикая кошка» и такого же цвета шапочку с белым матовым шариком — приплыл часа через два. Я называю таких осенними мухами, хотя в этих краях нет такого времени года. Движутся и думают они заторможено, потому что энергии хватает только на самые примитивные и необходимые действия: пожрать, поспать… Любые попытки заставить их работать или думать обречены, если не сопровождаются подзарядкой — пинком под зад в прямом или переносном смысле.
Пока он добирался до джонки мы с Джоном Грейсоном выдули чашек по десять чая. При этом я, как обычно, поразил знанием китайского этикета аборигенов, которые наблюдали за нами украдкой, ненавязчиво. Доходяга с буфаном «морской конек» отказался составить нам компанию, но по моей просьбе несколько раз напоил водой гребцов баркаса, ожидавшего нас у левого борта джонки.
Лейтенант Джон Грейсон торжественным тоном озвучил ультиматум контр-адмирала Джорджа Эллиота. Читал быстро, забывая, несмотря на мои инструкции, делать паузу после каждого предложения. В тексте было много воды, поэтому я переводил примерно треть, только главное.
Китайский комендант заметил это и, перебив чтеца, строго сказал мне:
— Ты переводишь не всё!
— Ты хочешь услышать призывы к измене и убийству хуанди Доугуана⁈ — иронично спросил я.
На его сонном лице появилась первая эмоция — испуг, а потом вторая — возмущение.
— Он призывает нас к этому⁈ — воскликнул комендант гарнизона Динхая.
— Именно. И дает вам сутки на размышления. Если завтра в полдень вы не перейдете на сторону гвайлоу, то будете уничтожены, — коротко изложил я суть ультиматума и сказал лейтенанту: — Он все понял. Отдай ему текст.
От возмущения комендант собрался было послать нас далеко и надолго, но вовремя спохватился, взял двумя руками исписанный лист бумаги и сказал мягко, с китайской отравленной сладостью:
— Передай своему командиру, что я отправлю его послание в Бэйцзин.
Эта осенняя муха так и не поняла, что речь идет о ее жизни или смерти. Я не стал растолковывать. Зима близко.
62
Что взять с гвайлоу⁈ Дикари — они и есть дикари. Только абсолютно некультурный человек мог начать артиллерийский обстрел через два часа после полудня, когда все приличные люди отдыхают. Первый же залп лишил обе военные джонки мачт и наделал в их корпусах критичное количество отверстий. Досталось и торговым. Уверен, что их тоже объявят военными, чтобы победа казалась грандиозней. Сторожевая башня продержалась немного дольше, благодаря тому, что была сложена из камней. Из нее ни разу не выстрелили. Пушки оказались похороненными под обломками стен. После третьего залпа к берегу поплыли баркасы с десантом, высадившимся неподалеку от того места, где раньше была башня. Морские пехотинцы поднялись к груде обломков, убедились, что сопротивляться там некому. После этого началась переправа на берег
