старшему:
— Ну-ка, иди посмотри!
— Да чё-то боязно мне одному идти!
Звук презрительного плевка, и команда старшего:
— Фарух, сходи с молодым — посмотрите, что там!
Венды застыли в напряжении. Светлое пятно факела приближалось. Все было уже обговорено: сначала идет сотник, остальные за ним по одному.
Фарух шел первым, светя факелом себе под ноги, молодой вслед за ним. Если бы они хоть раз взглянули наверх, то, наверное, судьба была бы к ним более благосклонна. Лава возник перед Фарухом, как черный демон ада, только почему-то упав сверху. Горожанин не успел даже вскрикнуть, как меч венда пронзил ему сердце. Факел упал и потух под ногой сотника. С огромными от ужаса глазами и разинутым ртом молодой не попытался ни бежать, ни защищаться. Ударить так же коротко и экономно, как первого, уже не получалось, и Лава рубанул с плеча. Брызнула кровь, парень захрипел и осел на землю. Рядом приземлился еще венд, но не так удачно, как командир: вскрикнул и упал, держась за ногу. Но Лава этого уже не видел. Он мчался к тому месту, где в свете факелов стояли еще трое.
Оставалось всего несколько шагов, когда началось:
— Тревога! Варвары!
Один из трех стражников бросился через площадь в город. Оставшимся повезло меньше. С факелами в руках они были как на ладони, тогда как вымазанный сажей Лава почти не выделялся на фоне черных прокопченных стен. Может статься, в другой ситуации, при свете дня, эти ребята продержались бы дольше, но там, в темноте, они успели увидеть только взмах клинка.
Все закончилось в один миг, и почти тут же подбежал Ранди:
— Все внизу, мы открываем ворота! Сорока подвернул ногу!
С главной улицы все явственней слышался шум бегущих людей. Лава развернулся:
— Уходим!
Со всех улиц на площадь уже стекались сотни горожан. Они бежали молча, стиснув зубы и размахивая оружием.
«Слишком быстро, не успеем опустить мост», — мелькнуло в голове у Лавы, и он помчался вслед за Котом. Они неслись по темному проходу, диск луны в открывающихся створках ворот был им путеводной звездой. Пронзительно заскрипела мостовая цепь, на миг заглушая топот многочисленных преследователей.
В ожидании венды сгрудились перед опускающимся мостом, и, подскочив к ним, Лава заорал:
— Бросайте мост, не ждите! Прыгайте в ров и уходите по одному!
Венды, оставив ворот моста, начали выскакивать за ворота и прыгать в ров. Сзади нарастал рев толпы. С башни и со стен полетели вниз факелы, и вслед за ними защелкали луки и арбалеты.
Подхватив сидящего у стены Сороку, Лава закинул его руку себе на плечо:
— Что ж ты такой невезучий-то, парень? Ну терпи теперь!
С этими словами Лава сиганул вниз. Разрывая уши, заорал от боли Сава. Рядом кубарем прокатился Ранди. Все ободрались до крови, пока долетели до дна, а Сорока совсем затих, потеряв сознание. Лава огляделся и увидел своих, уже карабкающихся по склону наверх. Луна, как назло, вышла из-за туч и светила так, будто ненавидела вендов. Ребята были как на ладони, и стрелы посыпались на них плотным смертоносным дождем. Вот сорвался один, второй, третий!
— Черт! — выругался от бессильной злости сотник. Вылезти из рва оказалось еще труднее, чем в него попасть. Рядом скатился еще кто-то. В темноте Лава не успел рассмотреть и даже подумать, кто это может быть, как скатившийся перевернулся и с ножом в руке бросился на него. Венд успел увернуться, но горожанин не унимался. Еще удар, еще! Сотник перехватил руку с ножом, а Ранди вовремя пришел на помощь. Схватив за длинные торчащие волосы, он саданул нападавшего головой о камень. Раздался противный хруст, и горожанин затих. Слева и справа послышалось шуршание сползающих тел — жители Ура спускались в ров. Оставаться дольше в укрытие не имело смысла.
Лава приподнялся, пытаясь взгромоздить неподвижного Сороку себе на плечо.
— Выхода нет — полезем под стрелы. Здесь все равно добьют, а стрела в спину или нож под ребра — разница невелика!
Ранди, отобрав тело Савы, перебросил его себе на плечо и ухмыльнулся:
— Мне-то сподручней будет.
Кивнув, Лава поднялся во весь рост и заорал что есть сил:
— Братья! Слушай меня! Все разом, одним рывком — наверх! Не останавливаясь! Кто упал — тому вечная память, встретимся на пиру в зале павших! Пошли!
Лава прыгнул на стену и полез вверх. Рядом с ним полз Кот. Одной рукой он держал Сороку, другой цеплялся за камни, кусты и все, что могло выдержать их обоих. Венды, вынырнув из укрытий, где они прятались от стрел, рванулись следом. Лава не смотрел по сторонам и не думал о смерти, он цеплялся и полз. Наверх пядь за пядью! Прилетавшие с противным свистом стрелы ломались о камни рядом или втыкались в то место, где он только что был. Он полз, и всякий раз, как стрела находила цель и кто-то из его бойцов, сорвавшись, скатывался на дно, он чувствовал эту смерть, как свою собственную! Лава скрипел зубами от бессильной ярости, но руки и ноги цеплялись и тянули его наверх, а темнеющий край приближался. Лава перекатился через бруствер и пополз в сторону имперского лагеря. Чмяк! Последняя стрела вонзилась в мягкую землю позади ног сотника. «Всё, — подумал он, — ушел!»
Начинался рассвет, солнце еще не показалось над горизонтом, но было уже достаточно светло. Лава уселся на землю и закрутил головой, стараясь понять, где он находится. Вокруг, насколько хватало глаз, по самые плечи колосилась трава.
— Братья! Есть кто живой? Отзовитесь! — негромко позвал Лава, и в ответ услышал лишь пугающую тишину. — Братья! — он заорал уже во весь голос. — Отзовитесь!
Где-то рядом вдруг раздался знакомый голос:
— Здесь!
И вслед за ним еще два:
— Здесь!
— Здесь я!
Голоса были свои, родные, но того, что жаждал услышать, не было, и Лава запаниковал:
— Кот! Кота видел кто?
Мысль о том, что рыжий погиб, была невыносима, и он отчаянно заорал во всю глотку:
— Кот, ты где?!
Вместо Ранди отозвался Филин:
— Я видел его. Здесь, недалеко, и Сава с ним. А живые, нет ли — не знаю.
* * *
Солнце уже поднялось над горами и жарило вовсю. Обычно в лагере великой армии в это время все прятались, стараясь найти тень. Сегодня же все было наоборот. Вся армия высыпала на центральный тракт. Варвары, имперская пехота, слуги и купцы. Заносчивые туринские офицеры, не стесняясь, стояли рядом с простыми инородцами, и все не отрываясь смотрели на дорогу, а там, еле переставляя ноги, шли семь человек. Вернее, сами
