вскрикивает. Хорошо, что я этот звук ртом глушу.
Когда на крыльце раздаются чьи-то шаги, я приподнимаюсь и прижимаю к дрожащим губам Дикарки ладонь. По взгляду, который она в меня вливает, кажется, что готова умереть. Мне даже немного смешно становится, пока она на нервах не затискивает мне член. Тогда приходится шипеть и цедить ругательства, чтобы хоть как-то выдохнуть избыток ощущений.
– Не дергайся, – шепчу на самых низких. – С крыльца нас не видно.
Вот только, судя по звуку шагов, кто-то уже спускается по лестнице во двор.
Даже у меня сердце ухает. Что происходит с Лизой, страшно представить. В глазах чистый ужас клубится.
– Марин… – долетает до нас приглушенный голос Тохи. – Марин?
– Отстань от меня… – голос младшей кобры резко обрывается.
А потом слышится какая-то возня под аккомпанемент учащенного дыхания. Неосознанно хмурюсь, пока темноту не рубит суровый Тохин приказ:
– В дом пошли.
– Не хочу!
– Пошли в дом, сказал.
– Нет!
– Силой унесу.
– Попробуй только ко мне прикоснуться, я тебя…
Вскрик. Возня. Отдаляющиеся шаги. Громкий хлопок двери.
По какой-то причине именно финал этой ситуации заставляет меня задеревенеть и начать усиленно гонять мысли в своей вспухшей голове. Но стоит мне вырулить на путь осознания, Лиза шевелится и снимает со своего лица мою ладонь.
Что-то сказать собирается. Только я не даю. Срываясь, завладеваю ее ртом. А потом, ощутив вкус, принимаюсь трахать.
Сам рычу. Лиза стонет. Вертушка скрипит.
Забываем, что надо бы тише, чтобы не слушала вся округа. Забываем, что надо бы аккуратнее, чтобы друг перед другом не обнажать больше, чем договаривались. Забываем, что надо бы осторожнее, чтобы не сгореть.
Вбиваюсь в тело Дикарки затяжными и отрывистыми толчками. На каждом, глубоко внутри нее, замираю. Выдерживаю странные паузы. Будто в зале перед очередным рывком, когда большой вес нужно взять, силы коплю. На вдохе медленно подаюсь назад. С рваным выдохом загоняю обратно.
И снова пауза.
И снова только ОНА.
Моя Дикарка. Моя.
Ее дрожь на моей коже. Ее стоны на моих губах. Ее ногти на моем затылке.
Трясусь над ней. С трудом удерживая вес, заливаю потом. Она же все сильнее топит в соках своего возбуждения.
– Такой мокрой я тебя еще не чувствовал, клянусь, – выдыхаю между толчками, кусая сладкие припухшие губы.
– Взорви меня… Чарушин, взорви… – умоляюще шепчет в ответ.
Я на этих словах чуть сам не взлетаю. Со стоном торможу. Пытаюсь переключиться, но Лиза не прекращает дрожать и извиваться. Толкает к краю. И я понимаю, что должен продолжать, чтобы не слиться без фрикций.
Стискиваю ее со всех сторон. Плотно приклеиваюсь телом. Заполняю ее рот.
Вся моя... Вся… Моя…
Трахаю свою Дикарку, осознавая, что такого удовольствия я не то что еще не испытывал… Даже не подозревал, что подобное возможно. Каждую клетку в моем организме разрывает кайфом. Салюты не просто в голове и груди рассекают. Всполохами и искрами заполнено все мое тело.
Я хочу кончить в Лизу. Очень хочу. Но одной точкой контроля, которая горит внутри моего сердца, понимаю, что для подобного еще рано. Это единственное, что я держу в голове, пока моя Дикарка содрогается и с криками, которые мне же приходится глушить, кончает. Пульсирует, сжимая с такой силой, будто инстинктивно пытается выдоить и мое удовольствие.
Да, природой так заложено.
И я хочу. Очень хочу. Но в ущерб себе держу то доверие, которое она мне дала.
Только когда спазмы Лизы идут на спад, выдергиваю член. Подаваясь вперед, не замечаю, как счесываю о раскачанную вертушку колени. Сперма из меня прыскает до того, как я к себе прикасаюсь. Но я все равно стискиваю член. Со сдавленным ревом надрачивая, заливаю грудь Дикарки своим яростным удовольствием.
Долго еще нас трясет. И хоть мы это не комментируем, не замечать невозможно.
С трудом одеваемся. Шагаем к дому, пошатываясь. Там же, молча поднявшись на второй этаж, сразу расходимся по комнатам.
«Поцелуи – это когда про любовь…»
Я принимаю душ. Бреюсь. Выкуриваю две сигареты.
«Может, потому что я, черт возьми, люблю тебя?!»
«Даст Бог, рожу…»
«Люблю…»
«Я здесь не для этого…»
«Поцелуи – это когда про любовь…»
Натужно вздыхая, тянусь к пачке и выбиваю еще одну сигарету. Курю нервно и быстро, прекрасно осознавая, что в таком темпе этот ритуал не позволит мне расслабиться.
К черту все! К ебаной матери, блядь!
Затушив окурок, подхожу к кровати. Откидываю одеяло, смотрю на идеальную гладкость простыни и понимаю, что не усну.
Без нее сегодня не усну.
Быстро натягиваю сброшенный недавно шмот и выхожу из спальни. Решительно пересекаю коридор. Вхожу в спальню без стука. Без приглашения начинаю раздеваться.
Лиза, вынырнув из-под одеяла, оборачивается и замирает. Ничего не говорит. Просто наблюдает за тем, как я нахально стаскиваю толстовку. Машинально ныряю рукой в карман штанов и, прежде чем сдернуть их, вытаскиваю цепочку.
Уверенно двигаясь в направлении кровати, без слов заставляю Лизу подвинуться. Забираюсь под одеяло и, поворачиваясь к ней, по привычке пихаю цепочку под подушку. Застываю, когда нащупываю пальцами другую цепочку.
Дикарка причину моего ступора понимает. Сходу жарко краснеет.
Сажусь и подрываю подушку, чтобы убедиться, так сказать, воочию.
Так и есть – два крыла. Мое и ее.
Смеряю Лизу еще одним напряженным взглядом. Сказать же ничего не могу, так в груди сдавливает. Поэтому молча возвращаю подушку на место и просто откидываюсь на спину. Часто моргая, пялюсь в потолок. Пытаюсь выровнять скакнувшую до предела легочную вентиляцию.
Не получается. Ни хрена с ней не получается.
Шумно перевожу дыхание, выдавая максимум. Секунда, две, три… Наплевав на все, стремительно поворачиваюсь и притягиваю Лизу к себе. Она что-то пищит, обжигая мне шею своим учащенным дыханием. Копошится,
