Шатаясь, они двинулись сквозь брызги и песок, мимо съежившихся от страха и молящихся солдат, мечущихся в поисках укрытия.
Наконец Симони и Аргависти добрались до Черепахи и нырнули под нее.
Но, как выяснилось, эта мысль пришла в голову не только им. В полумраке виднелись неясные фигуры. На ящике с инструментами сидел подавленный Бедн. Откуда-то воняло потрошеной рыбой.
— Боги разгневались, — заметил Борворий.
— Просто взбесились, — согласился Аргависти.
— Я и сам в не слишком хорошем настроении, — фыркнул Симони. — Боги? Ха!
— Не самое удачное время заявлять о неверии в богов, — заметил Рам-ап-Эфан.
Крупный град застучал по панцирю.
— Удачнее не придумаешь, — возразил Симони.
Осколок рога изобилия врезался в Черепаху и со свистом отрикошетил. Механизм качнуло.
— Но чем мы их так прогневали? — недоумевал Аргависти. — Мы же делаем то, что они хотят.
Борворий попытался улыбнуться.
— Вот они, боги, — промолвил он. — И с ними плохо, и без них нельзя…
Кто-то ткнул Симони локтем в бок и передал ему намокшую цигарку. Это был цортский солдат. Поборов неприязнь, Симони жадно затянулся.
— Хороший табак, — похвалил он. — Тот, что выращиваем мы, воняет, как верблюжий навоз.
Он передал окурок следующей сгорбленной фигуре.
— СПАСИБО.
Борворий достал откуда-то флягу.
— Отправимся в ад горяченькими! — предложил он.
— Да уж… — рассеянно ответил Симони, а потом заметил флягу. — А, ты об этом. Не откажусь. Все равно — ад. Но что уж переживать? Э-эх, спасибо…
— Передай дальше.
— БЛАГОДАРЮ.
Раздался очередной раскат грома, и Черепаха опять закачалась.
— Г'н и'химбе бо?
Все посмотрели на куски рыбы, а потом перевели взгляды на полное доброжелательности лицо Прыта Бенджа.
— Я могу выгрести угли из топки, — предложил Бедн.
Кто-то похлопал Симони по плечу. Какие-то странные мурашки побежали по телу сержанта.
— СПАСИБО, ДРУГ. НО МНЕ ПОРА.
Он вдруг почувствовал движение воздуха, словно сама вселенная вздохнула. Поспешно оглянувшись, Симони успел заметить, как один из кораблей поднимается на пришедшей с моря огромной волне и разбивается об один из барханов.
Крики людей окрасили ветер.
Солдаты молча взирали на происходящее.
— Там же были люди! — воскликнул Аргависти.
Симони отбросил флягу:
— Ну-ка, пошли.
Они дружно кинулись к обломкам корабля и принялись разгребать их. Было использовано абсолютно все, что Бедн знал о рычагах и даже еще чуть-чуть. Но что характерно, пока они ворочали тяжелые балки, пока разгребали шлемами песок, никто из них не поинтересовался, а кого, собственно, они откапывают и в какую форму эти люди одеты.
С ветром пришел горячий, заряженный электричеством туман, а море и не думало успокаиваться.
Симони схватился за очередной брус, попытался поднять его и вдруг почувствовал, что вес резко уменьшился, словно кто-то взялся за другой конец. Он поднял голову и уставился на Бруту.
— Только ничего не говори, — предупредил Брута.
— Это все божьих рук дело?
— Я не…
— Я должен знать!
— Это все лучше, чем если бы мы сами делали это с собой, верно?
— Но на кораблях — люди!
— А никто не обещал, что их ждет приятная прогулка!
Симони отбросил огромный кусок обшивки. Под ним лежал солдат, доспехи и плюмаж на шлеме были заляпаны грязью и кровью, так что даже нельзя было сказать, какой армии он принадлежит. Но солдат еще дышал.
— Послушай! — Симони старался перекричать ветер. — Я не собираюсь сдаваться! Вам меня не победить! Я делаю это не ради какого-то там бога, неважно, существует он или нет! Я делаю это ради людей! И перестань улыбаться!
На песок упали игральные кости. Некоторое время они искрились и потрескивали, но потом вдруг испарились.
Море успокоилось. Обрывки тумана свернулись и превратились в ничто. В воздухе еще висела дымка, однако сквозь нее уже проступило солнце — оно больше смахивало на яркое пятно, прилипшее к куполу неба, но все равно…
И снова возникло ощущение, будто вселенная вздохнула.
Внезапно вокруг появились боги, полупрозрачные и мерцающие. Солнечные лучи отражались от золотистых кудрей, крыльев и лир.
А затем боги разом заговорили, слова одних опережали слова других или чуть запаздывали — так обычно происходит, когда группа людей старается в точности повторить слова, которые им приказали произнести.
Ом тоже стоял в толпе, как раз за спиной цортского Бога Грома. Наверное, только Брута заметил, что правая рука Бога Грома была спрятана за спиной, словно кто-то, если можно такое себе представить, сильно выкрутил ее и держал.
Каждый солдат услышал слова богов на своем языке. Но общий их смысл был таков:
I. Это — Не Игра.
II. Здесь И Сейчас Вы Живы.
А потом все закончилось.
— Из тебя получится хороший епископ, — сказал Брута.
— Из меня? — не понял Дидактилос. — Я — философ.
— Вот и здорово. Епископ-философ нам сейчас весьма пригодится.
— А еще я эфеб.
— Отлично. Значит, ты придумаешь самый хороший метод управления страной. Жрецам тут доверять нельзя. Они не умеют мыслить правильно. Как и солдаты.
— Ну спасибо, — фыркнул Симони.
Они сидели в саду сенобиарха. Высоко в небе парил орел и высматривал на земле все, что угодно, только не черепаху.
— А знаешь, идея демократии мне нравится. Когда под рукой есть человек, которому никто не верит, управлять страной гораздо легче, — сказал Брута. — И все счастливы. Подумай об этом. Симони?
— Да?
— Назначаю тебя главой квизиции.
— Что?
— Я хочу остановить то, что там творится. И остановить безжалостно.
— Хочешь, чтобы я казнил всех инквизиторов?
— Это было бы слишком просто. Я не хочу ничьей смерти. Ну, может, только тех, кто получал от своей работы особое наслаждение… Но только их. А где Бедн?
Движущаяся Черепаха по-прежнему стояла на берегу, полузасыпанная принесенным бурей песком. Но Бедн не особо стремился откапывать свое изобретение.
— Насколько я припоминаю, он вроде бы возился с механизмом дверей, — ответил Дидактилос. — Паренек всегда любил ковыряться во всяких замысловатых штуковинах.
— И нам следует особо позаботиться о том, чтобы ему всегда было с чем возиться. Ирригация, архитектура… И все остальное.
— А сам-то ты чем займешься? — спросил Симони.
— Буду копировать библиотеку.
— Но ты же не умеешь ни читать, ни писать, — удивился Дидактилос.
— Зато я умею видеть и рисовать. Я сделаю по две копии каждой книги. Одна будет храниться здесь.
— Если спалить все Семикнижье, места ого-го сколько будет! — воскликнул Симони.
— Сжигать мы ничего не станем. Всему свое время.
Брута посмотрел на мерцающую линию пустыни. Как это ни смешно, но счастливым он себя чувствовал только там.
— А потом… — начал было он.
— Да?
Брута перевел взгляд на поля и деревни вокруг Цитадели и вздохнул.
— А потом мы займемся делами, — закончил он. — И будем делать их каждый день.
* * *
Прыт Бендж греб домой в некоторой задумчивости.
Последние деньки выдались крайне удачными. Он познакомился с новыми людьми, продал много рыбы. Мало того, он встретился с самим П'Танг-П'Тангом и его прислужниками! Бог-Тритон лично разговаривал с ним и взял с него клятвенное обещание никогда, никогда не объявлять войну какой-то там стране, о которой Прыт Бендж никогда и не слышал даже. И тем не менее Прыт Бендж с радостью дал эту клятву[10].
А еще новые люди научили его удивительному способу испускать молнии. Бьешь по камню чем-нибудь твердым, появляются маленькие молнии, которые падают на что-нибудь сухое, и оно становится красным и горячим, как солнце. Если добавить немного дерева, огонь станет больше; если положить на него рыбу, она почернеет, но если рыбу положить и быстро снять, она станет не черной, а коричневой и очень вкусной — вкуснее в своей жизни он ничего не пробовал, впрочем, пробовал он не так уж и много. Помимо всего этого ему подарили ножи, сделанные не из камня, и ткань, сделанную не из тростника. Да и вообще, жизнь улыбалась Прыте Бенджу и его народу.
Он никак не мог понять, почему стольким людям хочется треснуть бедного дядюшку Пачи Моджа камнем по башке, но это определенно ускоряло технический прогресс.
Исчезновения Лю-Цзе не заметил никто, даже Брута. Незаметно пришел, незаметно ушел… Незаметность — один из профессиональных секретов монаха истории.
На самом деле Лю-Цзе упаковал свою метлу, прихватил любимые горы бонсай и тайными проходами да окольными путями побрел домой, в затерянную среди центральных гор долину, где его поджидал аббат.
Аббат играл в шахматы на длинной террасе, с которой открывался чудесный вид на горы. В садах пузырились фонтаны, ласточки влетали в окна.
