5-й генерал: Сегодня поддержим. А завтра, в соответствии с этой «поддержкой», Ельцин потребует расстрелять Верховный Совет... Тогда что?
Грачев вскакивает, начинает кричать...
Прошел час в таких спорах. Грачева поддержали два члена коллегии. Другие упорствовали, понимая, что здесь пахнет заговором, изменой, нарушением Конституции. Грачев стал наседать.
Опять позвонил Ельцин: Ну что, Павел Сергеевич, решили поддержать своего Президента?
Грачев: Обсуждаем, Борис Николаевич, думаем.
Ельцин: Не утруждайте себя лишними «думами». Президент думает за вас всех. Принимайте решение, какое я вам сказал.
Грачев: Борис Николаевич, мы обсуждаем. Дело в том, что есть закон, запрещающий армии... Я же не могу штурмовать Верховный Совет!
Ельцин: Я лучше вас знаю «законы». Я не о законах говорю, как вы там не понимаете? Речь идет об очень важном государственном деле. И мне нужна ваша поддержка. Согласны вы поддержать меня, вашего Президента и главнокомандующего или не согласны?
Грачев: Борис Николаевич, разрешите вам перезвонить через некоторое время...
Ельцин бросает трубку...
Грачев растерян... Опять повисла тишина...
Генерал: Единственный выход — объявить о нейтралитете. Мы не будем ни на той, ни на другой стороне. Политики заварили кашу, а теперь хотят нас использовать. Вспомните Узбекистан, Тбилиси, Прибалтику, «август 1991 года»... А потом обвинят армию, как бывало уже не раз. Забыли?..
Голоса: Правильно!
Остановились на том, что армия будет «нейтральна» в конфликте «Президент—Законодатель».
Опять звонил Ельцин. Грачев дрожащей рукой, бледный, схватил трубку: Слушаю, Борис Николаевич.
Ельцин: Это я вас слушаю, Павел Сергеевич.
Грачев: Мы тут посовещались... Борис Николаевич!.. Армия займет нейтральную позицию.
Пауза. Разговор прервался.
Все встали, разошлись, не глядя друг на друга. Тяжело...
После разговора с Кобецом я начал искать Грачева. Сообщили, что он у Президента. Звоню Президенту. Поднимает трубку помощник Ельцина, Виктор Илюшин. Прошу соединить меня с Ельциным.
— Сейчас узнаю, Руслан Имранович.
Через минуту: У него, Руслан Имранович, Грачев.
Я: Грачев мне тоже нужен, попросите его задержаться, я выезжаю к Ельцину.
— Сейчас передам Борису Николаевичу, Руслан Имранович!
Через минуту: Руслан Имранович, у Ельцина важная встреча, запланированная. Просил передать, что он сам позвонит вам относительно встречи/
— Тогда скажите Грачеву, чтобы приехал ко мне в Верховный Совет.
— Обязательно передам.
Не приехал. Через час снова звоню Илюшину. Говорит, что передал Грачеву мою просьбу, когда он выходил от Ельцина.
Звоню начальнику Генерального штаба Михаилу Колесникову. Застал его на месте. Приглашаю к себе. Отвечает: «Буду через 30 минут».
Через 40 минут заходят генералы Михаил Колесников и Константин Кобец. Здороваемся, прошу рассказать, что за решение «о нейтралитете» принято коллегией Министерства обороны и какими обстоятельствами оно вызвано.
Колесников сперва колебался, пытался утверждать, что и заседания-то коллегии не было — так, «обмен мнениями». Но узнав, что мне известны даже детали заседания, в целом повторил то, что мне уже было известно.
Я попросил Колесникова, со ссылкой на закон об обороне, где написано, что «руководство Вооруженными силами осуществляет Верховный Совет, Президент...», написать докладную записку относительно решения коллегии Минобороны «О нейтралитете» — что это за решение и что оно означает. Колесников колеблется, затем соглашается. Генералы уходят. Через минут 15 Колесников возвращается. Делает дополнения к тому, что им было сказано. Выражает тревогу по поводу возможного развития событий.
Я отвечаю: «Не допустить возможности государственного переворота — это вполне по силам руководству Вооруженных сил. Если бы коллегия, вместо решения «о нейтралитете» предупредила бы Ельцина о том, что армия, на стороне Закона и Конституции, на стороне народа, что она будет верна присяге, — Ельцин ни за что на свете не решился бы на что-нибудь серьезное. Еще не поздно, Михаил Николаевич, от вас зависит — быть в России гражданской войне или не быть. Передайте это членам коллегии. Может быть, мне приехать сейчас к вам?»
Колесников: Нет, Руслан Имранович, я сам переговорю со всеми, в том числе с Грачевым. У руководства армии были нормальные отношения с Верховным Советом, а нас натравливают... Зачем это?
Я: Вот и поговорите с коллегами — кому и зачем все это надо. Вы покроете себя позором, если поддержите авантюру Ельцина. Разве нам мало переворотов? Развал Союза — результат всех этих видимых и невидимых переворотов. Не поощряйте Ельцина. Он готов половину России уничтожить ради сохранения власти. Вы что, ослепли все? Я надеюсь на ваше благоразумие и верность Конституции.
Молчит. Уходит. Затем возвращается и, к моему удивлению, говорит: «Армия, Руслан Имранович, хорошо восприняла бы назначение генерала Ачалова министром обороны».
Больше Колесникова я не видел, а по телефону созвониться в трагические дни мне с ним не удалось... Я еще многократно пытался переговорить с Ельциным — всякий раз, мне сообщали, что его в Кремле нет. Трижды звонил Черномырдину, ответ тот же — на Старой площади его нет. Звоню Колесникову — нет. Звоню Кокошину — нет... Поздно ночью отключили все телефоны. (Коржаков лжет, когда пишет, что «телефон Хасбулатова не отключался»). Надо было организовать работу Верховного Совета для жесткого сопротивления хунте, ее мы и начали, причем энергично.
Приехал В. Зорькин, переговорил со мной, сообщил, что члены Конституционного суда, даже те из них, которые ранее поддерживали Ельцина или колебались, очень возмущены Указом № 1400 (ведь приостанавливалась и работа Конституционного суда). Он информировал, что в 21 час начинается заседание Конституционного суда с анализом президентского указа № 1400. Уехал...
Американский конституционализм
Разработка конституции — это не простой процесс, заключающийся в «техническом оформлении» определенных текстов, часто заимствованных из «чужих» конституций и «подогнанных» под изготавливающийся «товар» — примерно так произошло с «составлением» ныне действующей Конституции, когда Ельцин и его клевреты после расстрела парламента, «отмены» Конституции и установления своей диктатуры приступили к срочной разработке «новой конституции», которую победитель-путчист обещал «подарить народу».
Действительно, конституционный процесс — сложнейшая работа по философскому осмыслению общества, отражению его мировоззрения, исторических корней и целей, по учету множества различных обстоятельств, когда каждое слово имеет значение.
Выдающийся американский специалист в области конституционного права Луис Фишер пишет, что «конституционализм представляет собой нечто большее, чем стенографическое обозначение Конституции и сопутствующего ей законодательства. Чтобы быть достойной своего названия, Конституция должна содержать в себе философию правления, соглашение между представителями государственной власти и народом. Она должна способствовать общественному благу, в то же время защищая права личности, в том числе и меньшинства. Особенно важным является право людей собираться вместе, выражать свое мнение лично и через объединения и участвовать в свободных выборах. Конституции, которые лишь санкционируют использование государственной власти, не ограничивая ее (таковы конституции автократических и тоталитарных государств, враждебны самой концепции конституционализма»[1].
Основные элементы конституционализма были определены Болингброком в 1733 году: «Под конституцией мы понимаем, говоря правильно и точно, собрание законов, институтов и обычаев, родившихся из определенных постоянных принципов здравого смысла и направленных на определенные постоянные объекты общественного блага, составляющие целую систему, по которой общество согласилось быть управляемым»[2]. Как отмечает Болингброк, поведение правительства определяется не одними законами, но также институтами и обычаями. Законодательные принципы должны быть изложены в письменном документе. Даже «неписаная» Конституция Англии — собрание основных постановлений, мелких законодательных актов, судебных решений, обычаев и конвенций, а также текстов парламентских дебатов — закреплена публикацией ее фундаментальных принципов для всеобщего ознакомления: Великой хартии вольностей, Закона о неприкосновенности личности (Хабеас Корпус), Петиции о правах и Закона о престолонаследии[3].
