- Когда они придут, нас здесь не должно быть! – настаивал майор. – В лучшем случае они захотят вернуть деньги, в худшем сначала нас расстреляют. Господи, Луис! Сначала мы обещали им муку, но не дали, а теперь ещё это! Думаете, они поверят, что это случайность? Мы уходим немедленно!
- Быстро на конюшню! – приказал Мигуэлю Феррагус.
- Верхом ехать нельзя! – напомнил Феррейра.
Французы конфисковывали любую лошадь, которую им удавалось обнаружить, и даже связи Феррагуса с полковником Баррето не помогли бы братьям беспрепятственно проехать по городу верхом.
- Нам придётся скрываться, – настаивал майор. – Мы останемся в городе, пока не будет безопасно уехать.
Феррагус, его брат и сопровождавшие их шестеро мужчин покинули дом, унеся с собой самое ценное: заплаченное французами золото, немного денег, которые хранил в тайнике майор Феррейра, и мешки с серебряной посудой. Из конюшни они вышли в неприметный переулок, а потом, не осмелясь двигаться дальше, потому что на улицах кишмя кишели оккупанты, спрятались в подвале дома, брошенного обитателями и разграбленного, и молились, чтобы их не нашли.
- Как долго нам здесь сидеть? – недовольно буркнул Феррагус.
- Пока французы не уйдут, – ответил Феррейра.
- А потом?
Феррейра ответил не сразу. Он размышлял о том, что британцы вряд ли собираются отказаться от борьбы и попытаются остановить французов возле новых фортов, построенных на дороге к северу от Лиссабона. Французам придётся сражаться или искать дорогу в обход армий противника, а это даст ему время, необходимое, чтобы добраться до Лиссабона, найти жену, детей и спрятанные в их багаже деньги. Португалия балансировала на грани краха, и братьям нужны были деньги. Много денег. Можно уехать на Азорские острова или даже в Бразилию, спокойно переждать бурю и вернуться, когда всё закончится. А если французов разобьют? Деньги всё равно понадобятся. Единственным препятствием на пути был капитан Шарп, знавший о предательстве Феррагуса. Бедняга сбежал из подвала и, возможно, был все еще жив. Конечно, скорее всего, французы его убили, - иначе и не могло произойти в том безумии убийств и разрушений, что царили на улицах Коимбры! – но мысль о том, что стрелок мог всё же выжить, не оставляла Феррейру в покое.
- Если Шарп выжил, что он сделает? – спросил майор.
Феррейра презрительно сплюнул, демонстрируя своё отношение к ненавистному стрелку.
- Он вернётся в армию, – ответил Феррейра на свой собственный вопрос.
- И доложит, что вы – предатель?
- Его слово будет против моего, – сказал Феррейра. – И если я тоже буду там, его слово окажется не слишком весомым.
Феррагус, глубокомысленно созерцая нависавшие над головой своды подвала, разродился идеей:
- Можно сказать, что продовольствие было отравлено. Это была как бы ловушка для французов.
Феррейра одобрительно кивнул, признавая разумность идеи.
- Для нас важно добраться до Лиссабона. Там Беатрис, дети и мои деньги.
Можно было, конечно, двинуться на север и скрыться, но чем дольше он отсутствовал в армии, тем больше это могло вызвать подозрений. Лучше вернуться, постараться выкрутиться и спасти свою собственность. Сохранив деньги, можно перенести все напасти. Кроме того, он скучал по своей семье.
- Но как нам добраться до Лиссабона?
- Двинуться на восток до Тахо и плыть вниз по течению, – предложил один из подручных Феррагуса.
Феррейра всё ещё колебался, хотя, на самом деле, это был единственный выход. На юг дорога закрыта: там французы. Двинувшись же на восток через горы, куда французы не сунуться, опасаясь партизан, можно добраться до Тахо. Денег, которые у них есть, более чем достаточно, чтобы купить лодку. И через два дня они уже в Лиссабоне.
- В горах у меня есть друзья, – сказал Феррейра.
- Друзья? – удивился Феррагус, который не мог угнаться за полётом мысли своего брата.
- Люди, которым я роздал оружие.
В обязанности Феррейры, в том числе, входила раздача британских мушкетов среди населения, дабы поощрить его вести партизанскую борьбу с захватчиками.
- Они дадут нам лошадей, – продолжил майор уверенно. – Они же скажут нам, взяли ли французы Абрантес. Если нет – мы раздобудем там лодку. И партизаны смогут нам помочь ещё кое в чём. Если Шарп жив…
- Он уже мёртв, - с нажимом сказал Феррагус.
- Если он жив, - терпеливо стоял на своём Феррейра. – то он пойдёт тем же маршрутом, чтобы добраться до своей армии. Партизаны убьют его вместо нас, – майор перекрестился, радуясь, что всё так хорошо складывается. – Я, мой брат и ещё трое направятся к Тахо, а потом на юг. Если мы доберёмся до армии, мы скажем, что это мы уничтожили склад. Если французы захватят Лиссабон, мы поплывём на Азорские острова.
- А остальные? – спросил Мигуэль.
- Троим из вас нужно остаться здесь, чтобы охранять мой дом и сделать необходимый ремонт к нашему возвращению. За это вас ожидает щедрая награда, – предложил Феррейра и посмотрел на брата, ожидая одобрения своей идеи.
Феррагус подтвердил её поклоном.
Подозрения майора, что дом будет нуждаться в ремонте, были оправданы. В ста пятидесяти ярдах от подвала, где все они укрылись, французы, решившие, что майор Феррейра и его брат их обманули, вышибли дверь и ворвались внутрь. В доме они нашли лишь пьяную повариху, которая ударила сковородкой по голове драгуна и была немедленно застрелена. Выбросив её труп во двор, драгуны принялись методично разрушать всё, что можно: мебель, картины, фарфор, посуду. С лестниц отломали перила, перебили окна, сорвали со стен ставни. Лошадей, найденных в конюшне, реквизировали.
Сгустились сумерки. Над далёкой Атлантикой солнце сделалось кроваво-красным и утонуло в океане. Пылавшие в городе пожары озаряли дымное небо. Ярость французов пошла на убыль, но в темноте всё ещё слышались крики и плач. Как обычно, когда Орлы брали город.
Шарп опирался о косяк двери, над которой с решётчатой перголы свисали увядшие растения со скрученными листьями. В маленьком саду были разбиты аккуратные грядки, но из всего, что там росло, Шарп распознал только стручковую фасоль и нарвал её впрок, заготовив на случай грядущих голодных дней. В нижнем городе время от времени гремели выстрелы. Из кухни доносился храп Харпера. Незаметно для себя Шарп задремал и был внезапно разбужен кошкой, которой вздумалось потереться о его ноги. В городе всё ещё постреливали, и дым поднимался в небо.
Он приласкал кошку, потопал ногами, чтобы прогнать сон, но снова задремал. Когда Шарп открыл глаза, у садовой калитки сидел французский офицер с блокнотом на коленях и рисовал его. Увидев, что натурщик проснулся, офицер сделал успокаивающий жест и продолжил работу. Его карандаш быстро и уверенно летал по бумаге. Он что-то сказал Шарпу мягким и дружелюбным тоном. В ответ Шарп буркнул невнятно себе под нос, но офицер, казалось, не заметил, что в его словах нет никакого смысла. Уже совсем стемнело, когда офицер закончил работу и, довольно улыбаясь, показал рисунок Шарпу. На рисунке красовался весьма злодейского вида, израненный и страшный тип, в одной рубашке, подпирающий косяк двери. На его поясе висел палаш в ножнах, а рядом была прислонена винтовка. Неужели этот идиот не понял, что это британское оружие?! Молодой, светловолосый красавчик-офицер выжидательно смотрел на Шарпа, и тот, пожав плечами, прикинул, не стоит ли достать палаш и порубить лягушатника на куски.
В этот момент на пороге возникла Сара и быстро заговорила по-французски. Офицер сорвал с головы кивер, поклонился и показал ей рисунок. Сара, должно быть, выразила восхищение работой, потому что француз вырвал лист из блокнота и с поклоном подал ей. Они беседовали ещё несколько минут, вернее, говорил офицер, а Сара со всем соглашалась, время от времени что-то вставляя пару слов. Наконец, француз поцеловал ей руку, дружески кивнул Шарпу и удалился по лестнице, ведущей под арку.
- И что всё это было? – спросил Шарп.
- Я сказала ему, что вы – голландцы. А он подумал, что вы – кавалерист.
- Это потому, что он увидел палаш, брюки и сапоги, – пояснил Шарп. – Он ничего не заподозрил?
- Он сказал, что вы – образ солдата современности, – ответила Сара, разглядывая рисунок.
- Точно. Всегда считал себя произведением искусства.
- Еще он сказал, что вы символизируете ненависть народа против старого прогнившего мира.
- Вот чёрт… - пробормотал Шарп.
- И ещё он сказал, что то, что происходит в городе – позор, но это было неизбежно.
- И что же случилось с дисциплиной?
- Это потому, что Коимбра – символ старого мира суеверий и сословных привилегий.
- Значит, ваш француз – полный… «граппо»…
- То есть – «дерьмо»? – закончила фразу Сара.
Шарп внимательно посмотрел на неё:
