Это не вызвало вопросов. В начале девяностых так делали многие. А еще называли детей в честь героев. У волгоградской соседки Фимы был сын Луис-Альберто, и плевать на то, что он Иванов.
Она работала в санатории администратором. Отлично выглядела. Имела ухажеров из числа отдыхающих. О прошлом не вспоминала.
Наивная, она думала, что убежала от него!
Как-то вечером, когда она возвращалась с работы домой, к ней подошел импозантный мужчина.
– А я вас знаю, – сказал он. – Вы в «Волжанке» работаете.
– Верно.
– Имею желание проводить вас.
– Спасибо, не нужно. Хочу побыть одна.
– Я все же настаиваю. – И тяжело на нее посмотрел.
Фатима внутренне собралась.
– Что вам нужно?
– Всего лишь поговорить.
– О чем?
– Ком, – поправил ее он. – О Серафиме Никитичне Сивохиной.
– Не знаю такую.
– Вот я вам о ней и расскажу.
– Ладно, – быстро согласилась Фатима. Дома и стены помогают. А еще в нем есть много предметов, при помощи которых легко убить человека. Даже яд.
Они пришли к ней. Мужчина осмотрелся.
– Уютно, миленько, чистенько. Но я и не ждал, что вы будете жить в пещере, а спать на обглоданных костях своих жертв.
– Вы кто?
– Майор Кротов. Уже отставной. Но не возражаю, если вы будете обращаться ко мне по званию. – Он достал из карманов руки. В одной был пистолет с глушителем, в другой наручники. – Наденьте их, чтобы мне было спокойнее.
– Нет.
– Я не хочу вас дырявить, вы мне здоровой нужны.
Фатима подчинилась. Она и в наручниках убьет его, главное, усыпить бдительность. Этот майор слишком в себе уверен. Это очень мешает выживанию.
– Сядем?
Они разместились в комнате. Она на диване, он на стуле. Оседлал его, как коня. И пистолет в карман убрал, дурачок.
– Вот мы и встретились, Фатима. Знала бы ты, как долго и упорно я тебя искал.
– Меня зовут Марианна.
– Кем только не была Фима Сивохина. И Любочкой, и Танечкой. Но для меня ты Фатима. Или Шайтан. Не зря ты получила эту кличку, тебе дьявольски везет.
Он встал, подошел к ней, задрал рукав водолазки. На запястье вместо вязи ветка сакуры. Фима забивала надпись у мастера, принимающего на дому. Этот тип не задавал лишних вопросов.
– Так себе маскировка, – хмыкнул майор. – Нужно было свести. Но ты побоялась идти в клинику. И правильно сделала. Их я проверял в первую очередь.
У Фатимы начали зудеть запястья. Она почесала одно об другое.
– Что такое? – с наигранным участием спросил Кротов.
– Можно снять? Режут.
– Не выдумывайте, они свободные. – Он снова уселся на стул. Но перед этим вынул из сумки, похожей на почтальонскую, папку. – Это ваше дело (никак не определюсь, на «ты» или «вы» обращаться). Не целиком. Что-то я оставил в архиве, несущественное уничтожил. Но одного этого достаточно для того, чтобы обвинить вас в государственной измене. За нее вас расстреляют, но после суда. Так же я могу убить вас сейчас, и меня за это вознаградят. Даже с учетом того, что я уже не служу в госбезопасности.
– Снимите наручники, – просипела Фатима. Руки горели уже до локтя. На коже проступили пятна.
– Но у меня на вас другие планы. Хотите узнать какие? Конечно, да. Вы же так жаждете жить!
– Что вы со мной сделали? – Она стала тяжелее дышать, в груди появился жар.
– Ничего. Обезопасил себя от вас. Понимаю, с кем имею дело. Сотрудничать будете?
– Да-да-да.
– А глупости творить?
Она замотала головой, чувствуя, что шея начинает отекать.
Майор снял с нее наручники. Фатима повалилась на диван. Лучше ей не становилось.
– У несокрушимой машины убийства по прозвищу Шайтан оказалась одна слабость. Такая незначительная, что смешно. Аллергия на никель. Наручники из него сделаны. Я не такой дурачок, каким вы меня себе представили.
Кротов взял папку, засунул ее обратно в сумку. А из нее достал ампулу и бросил ей.
– Выпейте, чтобы снять отек, а то задохнетесь. Подумать только, убить Фатиму может побрякушка из сплава серебра с никелем, а спасти – обычный супрастин.
Трясущимися руками Фима разломила ампулу и вылила лекарство себе в рот. Минут через пять ей полегчало. Майора в квартире к этому моменту уже не было.
О своей аллергии она узнала, когда еще в штабе служила. Выменяв три банки тушенки на шикарное кольцо, она тут же его напялила. Но носить не смогла, кожа зудела, воспалялась. Подружка-повариха сказала, что слышала о таком:
– У некоторых даже на монеты аллергия. Если в них никель добавлен, то пальцы тут же краснеют, чешутся. Таким, как ты, только благородные металлы носить можно.
– Платина да золото не про нашу честь.
– Серебро тоже можно.
– Давай проверим?
Подруга сняла с себя толстую цепочку с кулоном, протянула Фиме. Она сначала в руке ее подержала, потом на шею повесила.
– Ну как?
– Нормально.
– Я же говорю, серебро можно.
Но то, что называли серебром, зачастую оказывалось сплавом. В Афгане точно. Никель там и в золото добавляли, если потом его выбеливали. Это тебе не советский завод, где государственный контроль качества, а кустарное производство.
И все же тогда аллергия не очень ее беспокоила. Доставляла небольшое неудобство, и только.
Хуже стало после казни Хушкаля. Стресс обострил аллергию. Она стала настойчивее, злее.
А один трофей Фатиму чуть не убил. Она, уже зная, что брать нужно только высокопробное золото, все же не брезговала красивыми изделиями из серебра. Не носила их на себе, как
