лишь бы не голодать.
Матвей, поняв, что у товарища нечего даже есть, дал ему немного денег и сказал, что ему еще нужно сходить домой. Они условились встретиться на вокзале перед отправкой поезда. На другой день часов в одиннадцать утра они были уже в Тихорецкой.
День был рабочий. Вызывать Соколова из мастерских, по мнению Матвея, было бы неосторожно, принимая в расчет цель свидания; поэтому товарищи, посовещавшись, решили провести весь день в каком-нибудь укромном месте.
Они отправились в поисках убежища за станцию.
Станица Тихорецкая оказалась поселком, который частью состоял из казенных квартир, — десятков двух домов, построенных по типу железнодорожных зданий, частью из собственных домиков рабочих, обывателей и железнодорожных служащих.
Дальше от станции за этими домами, шло несколько станичных улиц с обнесенными заборами дворами кубанских казаков. На пустыре между станицей и станционными постройками, вдоль полотна дороги тянулся двор железнодорожных мастерских, в которых работало около двух тысяч человек. Ближе к самой станции было расположено депо.
На большой улице непосредственно за станцией находилось несколько трактиров, столовая, чайная, пивные, парикмахерская, одна мануфактурная и пара бакалейных лавок. В конце улицы раскинулся базар. По улице, кроме останавливавшихся возле трактиров крестьян с телегами, бродили только ищущие дела по бойким железнодорожным местам нищие.
Вот все, что увидели, выйдя со станции, мастеровые.
Найти укромное местечко здесь было трудно.
— Купим чего-нибудь поесть да папирос и пойдем под мост, который мы проезжали, — решил Матвей.
Купив на целковый продуктов, ребята вышли на полотно железной дороги и по шпалам зашагали от станции.
Они прошли версты две—три, оставив поселок далеко позади, миновали одну и другую железнодорожные будки и, наконец, увидели над ручьем небольшой железнодорожный мост. На одном из его каменных оснований, под досчатым покровом оба товарища и расположились поесть, а потом и вздремнуть.
Однако, когда ноябрьский холод начал пронимать их, они опять вышли из-под моста под откос, собрали щепок и мелких деревянных обломков, разложили костер и после этого им действительно удалось на некоторое время заснуть, с тем, что каждый из них поочередно то снова искал щепок, то опять ложился.
Так они провели целый день.
Когда стало смеркаться и холод дал почувствовать себя еще сильней, Матвей решил, что пора итти.
Соколов снимал частную квартиру у какого-то обывателя. Чтобы не вызывать лишних подозрений у квартирохозяина Соколова и его соседей, Матвей сам в дом не пошел, а направил на. квартиру Соколова только Сигизмунда, чтобы вызвать товарища, несомненно находящегося под надзором местных властей, на улицу.
— Пойдемте к степи, —предложил он, когда Сигизмунд и Соколов вышли из домика.
Они медленно пошли по песчаному тротуарчику мимо заборов и домиков темной, только где-то в одном месте освещающейся, улицы.
Соколов был среднего роста, двадцатипятилетним развитым москвичом. Вследствие революционной деятельности он и из Москвы вынужден был выехать по распоряжению полиции уже года четыре назад. С Ростовом теперь он поддерживал весьма законспирированную связь для получения литературы и листовок и поэтому о забастовке имел только слухи, которые ему казались невероятными. Если бы это не навлекало на него подозрений, то он уже побывал бы в Ростове сам, чтобы узнать, что там происходит. Поэтому он несказанно обрадовался приезду двух товарищей из организации.
Матвей вполголоса начал рассказывать то, что сам уже знал о стачке. Возникла она так-то. Требований столько-то и такие-то. Стачка не только не будет сломлена, а наоборот, к ней несомненно примкнет еще ряд предприятий. Лучше всего, однако, было бы, если бы стачечников поддержали не пекаря и рабочие других профессий, а Тихорецкие мастерские этой же дороги. Возможно ли присоединение в критический момент Тихорецкой? Есть здесь хоть группа сознательных рабочих? Велась хоть какая - нибудь агитация или пропаганда?
Соколов был достаточно осведомлен, чтобы ответить на все эти вопросы.
Со времени золотовского бунта, вспыхнувшего после самоубийства изнасилованной девушки, в Тихорецких мастерских признаков готовности к выступлению не было. Часть активных рабочих в роде литейщика Кондакова была арестована, часть разъехалась сама. Собственно пролетарского элемента в мастерских только две трети. Часть рабочих не только работает в мастерских, но еще занимается хозяйством. Сознательность на самой низкой ступени, но недовольство есть, ибо заработная плата еще ниже чем в Ростове. Много значит, что тут есть сезонные рабочие. Есть и нечто в роде подпольной группы, которую самому Соколову удалось создать. При наличии этих условий можно попытаться выступить, раз это необходимо будет для успеха стачки ростовцам.
— Как вы это сделаете? — спросил Матвей.
— Только с помощью ростовской же организации...
— Каким образом?
Соколов посмотрел на Сигизмунда, попутно улыбнувшись ему, перевел взгляд на более возмужалого Матвея и подумал, что не мешало бы кому-нибудь сюда приехать постарше.
— Вам придется приехать сюда еще раз и сделать сообщение о стачке сказал он. Недурно, чтобы вас было человека два—три постарше, чем Сигизмунд.
— Когда надо приехать?
— Дня через два—три, пока я подготовлю тут почву.
— Хорошо. Я приеду с парой товарищей постарше. Если прокламации будут, куда вам их привозить?
— Прокламации очень нужны. Надо найти здесь на Церковной улице учительницу Лупани, Ольгу Алексеевну.
Если кто явится к ней, то пусть скажет: «Я родич того человека, который вам подарил пять рублей на калоши». Это товарищ, которому можно оставить все, что будет прислано и она передаст мне. Она по паролю тоже будет знать, что это из Ростова... Она квартирует при училище.
— Хорошо. Значит через два дня мы будем. До свидания.
— До свидания. Поезд скоро уходит. Спасибо, что приехали. До свидания, Мунчик.
По приезде в Ростов, Матвей информировал Ставского о поездке. Последнего он нашел на конспиративной квартире вместе с интеллигентом Локкерманом.
— Ну, что же ехать туда для того, чтобы работу остановить? — спросил он в заключение вожака стачки и политичного, не обнаруживавшего себя, Локкермана.
— Как ты думаешь, Локкерман? — спросил Ставский.
— Пока не надо. Посовещаемся в комитете, нужно ли это делать. А прокламации туда отвезти нужно. Съездит еще раз туда Станко, и когда выяснится, как дело пойдет у нас, можно будет дать директивы и Соколову.
Ставский в знак согласия кивнул головой.
Матвей повез к Лупани прокламации для Соколова. Когда он возвратился, против стачечников оказались стянутыми войска и все стало говорить о готовящихся репрессиях. Ставский, увидев его, заявил, что стачка тихорецких мастерских нужна во что бы то ни стало, и предложил Матвею опять поехать туда, подобрав себе для этого товарищей.
Матвей сговорился с Ильей и
