пики, отнятые у усмирителей, затрещали, ломаясь на дубинки, у рабочих оказались доски с разломанного забора чьего-то дворика и верховые казаки, повернув лошадей, понеслись вдруг вскачь на утек к начальству.
— А, атаманы, арестантюги, азияты! Не нравится вам бабье угощение!
Толпа хлынула в следующий проход, где находилась пятерка казаков, охранявшая трех арестованных мастеровых. Но отсюда казаки бросились утекать без боя, увидев неожиданное наступление прорвавшихся рабочих и женщин. Арестованные присоединились к толпе. Те, кто хотел, двинулись отсюда к пустырю, в тот конец поселка, где происходил митинг. Женщины, убедившись, что в других местах победа также на стороне рабочих, пошли с обломками пик и отнятыми нагайками домой, кроме Николаевны, которая хотела во чтобы то ни стало прежде увидеть сыновей.
Она посмотрела, как вываленный в грязи казак, превратившийся из храброго вояки, каким он был на лошади, в плаксивого деревенского парня, хнычет перед каждой женщиной, чтобы ему отдали пропавшую винтовку. Увидев затем группу молодежи, направлявшуюся, очевидно, на митинг, она пошла следом за ней, решив без сыновей не возвращаться.
* *
*
Между тем братья Сабинины принимали активное участие в попытках собрать обычный митинг стачечников. Наткнувшись на караул, загораживавший проход и соединившись с товарищами из разных цехов, они, не говоря лишних слов, подступили к одному казаку и взяли под уздцы лошадь. Прежде чем тот успел что-нибудь сообразить, они открыли собравшимся рабочим дорогу и хлынули на гору по уличке, оттеснив других кавалеристов.
Во главе этой толпы Сабинины поднялись наверх и очутились на пустыре перед рабочей массой, остановленной новым заграждением — находившимися в резерве эскадронами казаков.
Дальше без настоящего боя с казаками итти уже было нельзя. Мысль о том, чтобы устроить митинг на балке, приходилось, очевидно, совершенно оставить.
Илья, ориентировавшись несколько в толпе и увидев двух—трех товарищей по организации, обменялся с ними сообщениями — кто как проник на это импровизированное собрание. Вместе с тем он выяснил, что никто из них не знает, что делать дальше. Приходилось, поэтому, взять на себя инициативу кому-нибудь из собравшихся.
—Будут или не будут ораторы? — возникал, прежде всего, вопрос у каждого из тех членов рабочей организации, какие здесь оказались. — Знают уже или еще не знают вожаки,— что предприняло самодержавие против стачки? — Надо было это возможно быстрее выяснить и поскорее связаться с комитетом партии. Во всяком случае, нужно было так или иначе объединить толпу, прежде чем она начала расходиться, не зная, состоится ли собрание.
Илья поднялся на камень возле забора и, махнув шапкой рабочим, потребовал внимания. Тотчас же толпа сдвинулась, группы, рассеянные по пустырю и одиночки сидевшие на заборах и переругивавшиеся с казаками, подошли ближе, и Илья объявил:
— Товарищи, через полчаса придет оратор из комитета. Митинг состоится сегодня здесь; не расходитесь, покамест мы не сговоримся, что делать дальше. Согласны товарищи?
— Согласны! — дружно ответили сотни голосов. — Согласны!
— Ну, так давайте ждать! Не дразните казаков. Нам свое нужно сделать, а не поддаваться на их провокацию; пускай стоят, смотрят, пока мы не добьемся своего.
После этого он спустился с камня на землю и обратился к Анатолию:
— Я не знаю, что делать дальше, если ораторы не придут. Стачка пропадет... А из комитета никого нет.
Анатолий, которого тоже всполошила эта мысль, готов был ухватиться за нитку.
— Говори, где искать кого-нибудь!
— Беги в «Донскую Речь», спроси Локкермана.
— Он в организации?
— Да! Только скажи, чтобы ни Ставский, ни Брагин и никто из замеченных не шли сюда, потому что все одно арестуют, а пусть пришлют кого-нибудь, кто еще не выступал ни разу.
Анатолий захватил с собой одного товарища и отправился с ним в город. Он нашел корректора газеты, которого ему назвал Илья, но тот сказал, что оратор уже послан. Анатолий вернулся на место собрания. Действительно, митинг кое-как наладился. Полный, бритый пропагандист, с внешностью хорошо одетого европейца, призывал рабочих продолжать стачку, не поддаваясь провокации. Его прослушали до конца, но то обстоятельство, что ни один из прежних вожаков не выступил, убило сразу всякую веру в успех.
Однако, по предложению Ильи, рабочие решили снова на другой день собраться здесь же, а если это не удастся, то во дворе мастерских.
В течение всего времени, пока шел митинг, казачья сотня безучастной шеренгой стояла вблизи, не предпринимая решительных военных действий против собравшихся и только время от времени маневрировала, надвигаясь вперед как бы с угрозой разгона митинга. Но вот митинг распущен. К казакам, занимавшим позицию, присоединились те, которых обезоружили женщины в другой части поселка. Они рассказали об инциденте, жертвой которого сделались.
Тогда казачья шеренга двинулась на отставших женщин, подростков и немногочисленных рабочих. Хлест нагаек обрушился на зазевавшихся.
Толпа пришла в ярость и ответила градом камней и выламыванием досок из заборов для самозащиты. Камни посыпались, ударяясь по головам лошадей и спинам усмирителей. Кони сбились в кучу. Казаки, осыпанные беспощадным каменным градом, отступили на прежнюю линию.
Толпа ликовала.
Но казаки, отступив и выждав немного, снова обрушились лавой на толпу, заметно уменьшившуюся. Однако и теперь рабочие ответили тем же. Подростки, ободренные успехом, преследовали казаков по пятам, отогнали их в степь и только там остановились.
Еще раз казаки выстроились и напали. Но теперь на почти опустевшем пустыре происходил бой с небольшой группой наиболее неугомонной рабочей молодежи, которая ни за что не хотела расходиться.
Анатолий находился среди нее. Он уже решил запустить в казаков последним камнем и уйти. Но вдруг произошло то, чего никто не ожидал: казаки сразу по команде сняли винтовки и-тара-рах-рах! Два залпа разорвали воздух.
То ли увесистый булыжник хватил кого-то из казачьих командиров, и он ответил стрельбой, то ли казаки просто захотели отличиться на детворе и женщинах и решили произвести преступнейшую расправу.
— Ах, зверье, казачье отродье!
Одни из подростков рассыпались от выстрелов, другие рванулись к казакам. Но те уже неслись вскачь от поселка. Они сделали свое дело: на пустыре валялось человек шесть раненых, убитый наповал старик и корчившийся мальчик. Анатолий метнулся к нему.
У него выступил холодный пот от бессильного озлобления и испуга. Он то наклонялся к умиравшему мальчику и целовал его, то, схватив камень, выпрямлялся и смотрел вслед удалявшимся казакам, не зная, что делать.
Раненый в предплечье мальчик, согнувшись на голой мокрой земле в жалкий комочек, в нестерпимой муке без стона смотрел на Анатолия. — Не трогайте меня, не трогайте меня, дядя, — просил он Анатолия, когда тот
