откажутся от неограниченного самодержавия. Народ русский должен им сказать: «Довольно, наши счеты копчены!»
Конец 1873 года — спешили с выпуском второго номера журнала. Петр Лаврович готовил один материал за другим.
Из писем Смирнова к Идельсон. 19 ноября: «Петр Лаврович кончил летопись… Молодец — он скоро и хорошо работает. Честь ему и слава».
23 ноября: «Сегодня мы опять раскутились с Петром Лавровичем: накупили разных книг (я не ходил с ним, потому что некогда было). Между прочим, он купил журнал, издававшийся Марксом и Руге…» (Имеется в виду «Немецко-французский ежегодник», издававшийся в Париже в 1844 году.)
25 ноября: «Петр Лаврович сидит за большой статьей, читает, выписывает… У меня положительно существует невольное уважение к нему. Чувствуешь как-то, что в его большой голове творится энергическая и ясная мысль, выходящая далеко из ряда вон».
26 ноября: «Сегодня держим первую корректуру…»
Появление нелегального журнала привлекло внимание демократической молодежи. «Вперед!» переходил из рук в руки, вызывал споры. Из России и из среды эмигрантов в адрес журнала посыпались не столько слова поддержки, сколько возражения: что же это за революционный журнал, если он призывает передовую молодежь основательно углубиться в науку?
Хотелось узнать, что думают о журнале Маркс и Энгельс, по из Лондона вестей не было. Лавров обратился к помощи Лопатина: «Могли ли Вы что-нибудь заключить об отношении Маркса к нам? Не было ли в разговоре с г-жой Маркс чего-либо, указывающего на это? Не видели ли Вы Энгельса? Им обоим был послан журнал, и для меня весьма интересно знать, как они к нему отнесутся». Лопатин ответил, что Энгельс еще не успел прочесть книгу журнала, хотя она лежит у него на столе.
Профессионального суждения о «Вперед!» Петр Лаврович ждал от редактора журнала «Знание» Исидора Альбертовича Гольдсмита. Тем более что он находился в октябре в Париже и не боялся жандармской перлюстрации. Гольдсмит не замедлил откликнуться: «Общий характер журнала естественно заслуживает полного сочувствия», но для какой части «российской публики он назначается?»
Лавров тут же ответил: журнал рассчитан на «тех, которых надо будить». Через неделю Петр Лаврович получил второе письмо от Гольдсмита: «По-моему, для спящих издавать журнал бесполезно: их не разбудите. Если Вы издаете журнал для молодежи волнующейся, то ей нужны не статьи по общим вопросам, а ей нужно знакомство с Россией, знакомство не с правительственными мероприятиями, а с ее социальным бытом. Без этого знакомства зачем ходить в народ, как Вы советуете?»
В общем, Петр Лаврович едва-едва успевал отбиваться от критиков. Возражения поступали и от революционеров, и от либералов. А это было лишь начало.
23 декабря 1873 года в Цюрихе появился молодой человек ниже среднего роста, с торопливой походкой. Черная шевелюра, умные, несколько навыкате глаза. Петр Никитич Ткачев был земляком Лаврова. Оба из Великолукского уезда Псковской губернии, и родились-то в одном и том же месяце — июне, только Ткачев на 21 год позже. И дальнейшая судьба их была чем-то схожей: бежали из ссылки за границу — стали эмигрантами. О Ткачеве Лавров был, вероятно, наслышан — и от сестры его Софьи Никитичны, и от Лопатина, участвовавшего вместе с Ткачевым в одних и тех же революционных кружках. Ткачева радушно приняли в редакции «Вперед!». Его знали как автора прокламации «К обществу», смелого революционера, несколько раз отбывавшего наказание в Петропавловской крепости (в общей сложности почти пять лет), талантливого публициста «Русского слова» и «Дела».
Такой человек был очень полезен для эмигрантского органа. Готовился второй номер журнала, и Ткачев взялся за работу. Первое время отношения Лаврова с Ткачевым не омрачались. Затем стали выясняться расхождения. Ткачев не верил в успех народного восстания: нелепо делать ставку на длительную подготовку революции, революционное меньшинство «не хочет ждать…». Новый сотрудник не скрывал своего недовольства и программою «Вперед!». On проповедовал свою программу: захват государственной власти революционным меньшинством при помощи заговора и установление диктатуры этого революционного меньшинства. Попытки Ткачева пропагандировать такой взгляд на характер общественной борьбы и этим повлиять на идейное направление журнала наталкивались на сопротивление Петра Лавровича и его товарищей.
К началу 1874 года, когда редакция из Цюриха переехала в Лондон, личные и деловые отношения между Лавровым и Ткачевым были уже испорчены. Ткачеву стало ясно, что ему не удастся изменить политическую физиономию «Вперед!». Тогда он решил апеллировать к общественному мнению: написал брошюру «Задачи революционной пропаганды в России», в которой изложил свои разногласия с Лавровым. Это было открытое письмо редактору «Вперед!», в котором Лавров третировался как человек, примазавшийся к революционному движению. Ткачев не жалел жестких выражений по адресу Лаврова: «Вы половину своей жизни служили на службе у русского правительства, получая от него чины и награды», «вы всегда держались в стороне от всех наших революционных кружков», «вы не верите в революцию и не желаете ей успеха»… Резко критикуя программу «Вперед!», Ткачев противопоставил ей собственные взгляды на суть революционной борьбы.
Реагировать нужно было немедленно. На брошюру Ткачева Лавров ответил отдельным изданием: за неделю написав текст, он прочел его в редакции и, получив одобрение, отдал в набор. Через сутки полемическая брошюра «Русской социально-революционной молодежи» вышла в свет. В ней Лавров развенчивал бланкистское, заговорщическое понимание революционного переворота в России.
Дело в том, что Ткачев в резкой форме упрекнул редактора «Вперед!»: «Ваша революция есть не иное что, как утопический путь мирного прогресса. Вы обманываете и себя и читателей, заменяя слово прогресс словом революция. Могут быть одинаково целесообразны различные формы пропаганды и агитации, но при этом важно одно — немедленно действовать: «Вопрос «Что делать?» нас не должен больше занимать. Он уже давно решен. Делать революцию. Как? Как кто может и умеет», — энергично настаивал Ткачев.
Против такого нетерпения и выступил Лавров. «Вы не можете ждать? — писал он. — Слабонервные трусы, вы должны терпеть, пока не сумели вооружиться, не сумели сплотиться, не сумели внушить доверие народу!.. Так из-за вашего революционного зуда, из-за вашей барской революционной фантазии вы бросите на карту будущность народа? Года через два народ мог бы победить; он, может быть, был бы готов; но вот, видите ли, русской революционной молодежи невтерпеж. Надо сейчас, сию минуту…» Нет, революция — дело сложное, ее надо готовить.
В эту пору Лавров особенно часто обращал свой мысленный взор к Чернышевскому: ведь не кто иной, как Николай Гаврилович, решительно доказывал необходимость самодеятельности народа, серьезной подготовки его к социальному перевороту.
Прибыв в 1870 году в Париж, Петр Лаврович через эмигранта В. А. Озерова обратился к М. К. Элпидину (основателю русской типографии в Женеве) с просьбой
