— Слушаюсь, барин! — откликнулся Митрич. — Я мигом!
В калитку снова постучали. Доктор допил рюмку, бросил в рот кусочек шоколада и пошел поглядеть, кто явился. За калиткой стояли и мялись две девушки, одетые по-деревенски. Девушки были очень хорошенькие и совершенно разные — одна черненькая, другая беленькая, только смущались они одинаково.
— Здравствуйте, господин доктор. К вам можно? — спросила чернявая и поклонилась. Она прижимала к груди объемистый сверток. Вторая заправила светлую прядь волос под цветастый платок и потупилась. Мужичков посмотрел на их розовые, юные лица, и недовольство его как рукой сняло. Застегнул пуговицы домашней куртки, пригладил волосы и, приветливо улыбнувшись, сказал:
— Здравствуйте, красавицы! Раз пришли, так входите! Милости прошу!
По свежеокрашенным ступенькам девушки робко поднялись на крыльцо, вошли на просторную веранду. Чернявая положила на круглый стол сверток, облегченно вздохнула.
— Это вам, господин доктор, — сказала она, вынимая копченый окорок и аппетитно подрумяненные круги домашней колбасы.
Мужичков пожал плечами, как бы давая понять, что он против такого рода платы, но что поделать — времена, нравы...
Светловолосая вдруг заплакала, и обе они, перебивая друг друга, начали просить поехать к больному, которому только он сможет помочь...
Доктор нахмурился, уж очень ему не хотелось никуда идти, да, кроме того, он ведь не простой хирург в конце концов. Девчонки должны это понимать! «А беленькая очень славная, такая миленькая», — подумал он и заколебался.
— Батю нашего ранило, понимаете?.. — моляще сложила руки беленькая. — Ой, господи! На мину он напоролся, ноги перебило, одну начисто, другую сильно поранило.
Черненькая стояла рядом и согласно кивала. Мужичков отметил, что и черненькая по-своему тоже очень мила. «Сестры, а такие разные...» А беленькая продолжала говорить срывающимся тоненьким голоском: отец так мается, смотреть сил нет...
— А где раненый? — спросил Мужичков, уже решив для себя, что, как ни хороши сестрички, из города он ни ногой.
— Он в соседней волости. Кони у нас добрые, господин доктор, фурманка новая, свежее сено. Вам удобно будет.
— Позвольте, девушки, а почему вы не привезли его сюда? Разве я могу оставить больницу? Да и домой ко мне часто приходят больные, — сказал он, хмурясь. — Меня каждую минуту могут вызвать.
— Мы хотели привезти батю к вам, а господин офицер сказал, что он нетран-спор-табель-ный. Пускай, говорит офицер, господин бургомистр лежит дома. А нас послал за вами. Вот и записка от старосты нашего района.
Блондинка долго развязывала уголок цветастого платка, в котором была спрятана свернутая записка.
— Что это вы так ее запеленали? — улыбнулся Мужичков.
Светловолосая всхлипнула, глубоко вздохнула:
— Чтоб не потерять...
Он развернул и, бегло прочитав записку, задумался.
«Черт возьми! Вот положение! Как быть? Если не поехать к бургомистру, может неприятность выйти. А может, позвонить в комендатуру Вальтеру Штерну и попросить машину?.. — прикидывал Мужичков, а в глаза все время лез огромный окорок. — Окорок хорош, килограммов на пять. Отличный завтрак можно соорудить и того же Вальтера пригласить: кофе, ветчина с зеленью, коньяк...»
Позвольте, а разве у вас там нет своего медика? — довольно строго спросил Мужичков.
— Да какой там медик! Старушка убогая. Она остановила кровь, перевязала, а больше ничего.
— Мария Яковлевна?
— Она.
— Да, ей, конечно, трудно... Так, значит, одна нога, говорите, полностью, а другая ранена?
— Ага, как есть начисто! — ответила блондинка и снова уткнулась в платок.
Время было около пяти. Мужичков глянул на залитый щедрым солнцем сад, на чистую, омытую недавним дождем зелень, глубоко вздохнул, явно жалея о прерванном отдыхе. Потом решительно махнул рукой.
— Ну ладно, едем! А это все заберите, — сказал он, кивая на окорок и круги колбасы, но сказал это как-то неубедительно, мимоходом.
— Что вы, доктор! Это — гостинец вам, — запротестовали девушки.
Доктор кашлянул, швырнул в окно сигару и крикнул, приоткрывая дверь в комнату:
— Мама, прикажи тут убрать!.. Я поеду — опять несчастный случай! Идите, девушки, к подводе. Я сейчас.
— Хорошо, сынок. Но ты не задерживайся. Вечером у тебя очередной сеанс массажа у мадам Кравчинской. Не забыл?
— Я успею, мама!
Девушки вышли, радостно переглядываясь и вытирая глаза.
Он переоделся, позвонил в больницу и приказал дежурному врачу приготовить все необходимое для серьезной операции в полевых условиях.
Высокий мужчина лет тридцати пяти, комиссар отряда майор госбезопасности Виктор Петрович Уваров, ходил на костылях между нарами, расположенными вдоль стен просторной землянки. Он искоса посматривал на стонущих людей. Не один час он уже вот так ходит. Уже несколько дней прошло после намеченного срока возвращения, а часть отряда, ушедшая с командиром на боевое задание, не вернулась. Вокруг партизанской базы рыскали немцы. Что будет с ранеными, если нагрянут каратели? Увезти не на чем, а защищать почти некому. Одна надежда на мины, которыми партизаны хитро заминировали все входы и выходы из района расположения лагеря, да на трудно проходимые болота, раскинувшиеся вокруг.
— Товарищ комиссар, что ж доктор-то не едет, а? — спросил молодой боец с обвязанной грязным бинтом головой.
— Его б, сударика, силком надо притащить сюда, и дело с концом! — откликнулся из угла хриплый голос.
Кое-кто из раненых засмеялся:
— Правильно. Чего ему сюда ехать? Ему там фашистская шушера хорошо платит. А тут какой заработок?
— Конечно... Силой надо!
— Попробуй только, так он такой вой поднимет, что все фрицы окрест сбегутся...
Комиссар ободряюще улыбнулся:
— Крепитесь, ребята. Потерпите... Сегодня должен приехать... Обязательно приедет. Не может не приехать!
И опять он прислушивался к стонам, бредовому бормотанию, ободрял улыбкой, словом. Следом за комиссаром, как тень, шагал семидесятилетний фельдшер Семен Лукич. Он мог только делать перевязки. Оперировать он не умел да и не имел для этого хирургических инструментов.
Комиссар посмотрел на старика ласково, улыбнулся:
— Ну как дела, медицина? Тяжело! Вижу.
— Ох, сынок... Тяжельше не было.
Пара сытых лошадей быстро вынесла фурманку за город. Она резво покатила по булыжному шоссе, бодро грохоча крепко окованными колесами.
Редкие ватные облака плыли над синей полосой недалекого леса, медленно меняя очертания. В голубом поднебесье кружили коршуны, высматривая добычу. Проворные пичужки вылетали почти из-под самых копыт и с тревожным писком исчезали в высокой траве. «Ах, какая благодать вокруг!» — думал Мужичков, вдыхая напоенный ароматами разнотравья воздух. Он сидел на сене, свесив ноги. Одной рукой держался за борт, другой — прижимал кожаный саквояж с хирургическими инструментами. «Разбойник, а не девка!» — подумал он, глядя, как чернявая умело управляет горячей упряжкой.
