Как раз такой был на улице Богдана Хмельницкого. «Новосибирский завод химконцентратов». Там еще делали топливо для станции в Бушере, из-за которой Израиль потом раскатал Иран под задумчивое молчание России.
Антон вспомнил одну из лекций Сергея Борисовича. Тот всегда старался навязать народу любую форму досуга, если не мог найти ему работу. Лекция называлось «Радиоактивное облучение и заражение». В Убежище оказалось немало тинэйджеров, которые имели смутные представления о радиации. По их мнению — почерпнутому то ли из игрушек, то ли из комиксов — от нее могли вырасти две головы, шесть пальцев или четыре руки. Крыс, тараканов и ящериц она увеличивала до гигантских размеров, а то и вовсе заставляла обращаться в невиданных тварей. Еще они были уверены, что на месте ядерного взрыва смертельный фон держится тысячи лет; а ветер от нескольких взрывов разнесет пыль по планете, сделав ее непригодной для жизни.
Демьянов правдиво рассказывал им про опасность радиации, подчеркивая, что не так страшен черт, как его малюют. Говорил про Тоцкий полигон, где в 1954 году бойцы на учениях проходили через эпицентр через пару часов после взрыва. Рассказывал про Хиросиму, где прекрасно жили люди. Еще убеждал, что число жертв Чернобыля преувеличено на порядки, чтоб очернить СССР. Рассказывал, какие урожаи снимали в зоне отчуждения, и как быстро там восстановилась дикая природа.
Антон верил ему, но с оглядкой, помня, что задача вождя — успокоить народ. А его собственный опыт говорил, что черт именно так страшен, и даже страшнее.
Они приближались к кирпичной коробке без окон, мимо которой раньше прошли бы, не обратив внимания. Крыша выдержала и волну, и огонь, хотя кирпичи от высокой температуры стали вишневыми. Вместо двери зиял пустой проем, к нему они и направились. Внутри не было ничего интересного: безликие подсобки, забытые коммунальным хламом, который был до неузнаваемости искорежен пламенем. Проводник провел поисковиков в одну из них и остановился в дальнем углу, у углубления, которое раньше могло быть замаскировано полом.
— Ломик есть? — спросил он.
Получив инструмент, он подцепил и отодвинул крышку, точь-в-точь как от старого канализационного люка. Караваев прикинул, что в последнюю очередь бы подумал, что там центр управления городом, а не старая теплотрасса.
Вниз уходили лоснящиеся от влаги ступени.
— Это аварийный выход.
— Да вижу, что не Диснейленд, — хмыкнул Антон. — А другие тут есть? Из двух остальных убежищ?
— Я же говорил, их завалило. Вместе со всеми выходами. Есть один выход…
— Говори.
Противогазы хорошо скрывали мимику, но Антон кажется понял, отчего осекся его собеседник.
— Через метро.
— Метро? — брови Антона приподнялись. Его воображение нарисовало секретную подземную ветку, ведущую за пределы города. — Это что, вроде московского Метро-2? Да быть, блин, не может.
— Конечно, не может. Обычное городское метро. Переход на станцию «Октябрьская», в служебные помещения.
— А чего сразу не сказал, умник? Зашибись… А вы им ходили?
— Недалеко, — уклончиво ответил чиновник. — Хреново там.
Караваев понял, о чем он говорит. Он сам был в составе поисковой группы, которая обследовала ближайшую к Убежищу станцию Доватора.
Проводник и Антон наклонились над люком. Лучи фонарей отразились от гладкой поверхности. Глубоко внизу стояла вода.
— Вот зараза, — сплюнул чиновник. — Не вся сошла. Когда мы отсюда уходили, там в туннеле было почти до потолка. Ну что, товарищи, придется откачивать.
Через пару минут они уже шли друг за другом, разматывая тяжелый гофрированный шланг. Вскоре тот нырнул в мутную жидкость, наверху заработала помпа, и вода с противным звуком начала всасываться.
Бойцы позади них разразились сдавленными смешками.
— Сколько времени понадобится? — спросил Караваев.
— Дай-ка прикину кубатуру помещений… Часа четыре.
— Тогда предлагаю вернуться на борт.
С разочарованным бормотанием «яндексы» пошли назад. Караваев усмехнулся про себя, хорошо их понимая, и бросил проводнику вслед давно занимавший вопрос:
— А правда, что под Оперным бункер Сталина?
— Откуда такие сведения?
— Да говорят. Слышал, при строительстве произошел прорыв воды, погибли рабочие, а два нижних этажа пришлось залить бетоном.
Проводник фыркнул.
— Ересь. Нет там убежища, просто большой подвал. Реквизит же надо где-то хранить. Хотя бункер есть… бункер с углем. Рядом с театром. К нему и рельсы вели от театральной котельной. Под землей, ну и что такого?
— Но, я так понимаю, подземный комплекс существует?
— Да громко сказано «комплекс». Три убежища, связанные между собой, и все. Это ж не Москва.
Остальные ушли, а Антон задержался, слушая, как с утробным хлюпаньем втягивалась в шланг вода. Он знал, что наверху она уходила в пролом, который мог вести только в бывшую канализацию.
Погода портилась, и ветер уже трепал ткань ОЗК. Начал накрапывать и дождь. Если он не ошибся, то скоро над эпицентром разразится буря.
Но в голову почему-то ничего не лезло, кроме Насти. Как она там, о чем она думает?
Прошло пять часов, прежде чем они смогли спуститься в тоннель.
— Это все временно, — покачал головой Иван Иваныч, глядя на струящиеся по стене капли. — Оно ниже уровня грунтовых вод. Рано или поздно его снова затопит.
— Нас тут уже давно не будет, — ответил Антон.
Но насос было решено время от времени снова включать.
Продвигаясь шаг за шагом, Караваев ощутил приступ дежа вю.
Здравствуй опять, родное убежище.
Впрочем, почти сразу обнаружились и различия — брат, но не близнец. Все здесь было и новее, и современнее, начиная от фильтровентиляционной камеры. Даже лампочки под плафонами были не старые совдеповские, а светодиодные. Коридор был выкрашен до середины стены желтой светоотражающей краской, почти не пострадавшей от воды, а все коммуникации аккуратно скрыты металлическими панелями.
Линия засохшей грязи на стене отмечала уровень, до которого поднималась вода.
Пройдя коридор, тянувшийся метров на тридцать и делавший плавные повороты, они оказались перед обычной гермодверью со штурвалом, широко распахнутой им навстречу.
В следующем помещении уровень пола был немного ниже, и воды оказалось по щиколотку. Но длинны шланга все равно бы не хватило, чтоб дотянуться до каждого уголка, а бойцы под непромокаемыми комбезами были в теплых портянках, и холодной воды не боялись.
— Так, вытирайте ноги, гости дорогие.
В воде плавал мусор — бумажки, канцелярские принадлежности, пластиковые стаканчики. Среди них попалось несколько дензнаков — наших и американских. Воистину, in god we trust.
В нише за стеклом — караульное помещение. На стене рядом свет их фонарей выхватил из темноты буквы табло:
«Пост номер три».
И никакого «предъяви пропуск». Наверно, предполагалось, что посторонним тут взяться неоткуда. До дня «Ч» аварийный выход наверняка был опечатан и защищен сигнализацией, и если бы кто-нибудь вздумал взломать ту подсобку наверху, на вызов примчалась бы не вневедомственники, а люди посерьезнее.
Рядом на полу лицом вниз лежало то, что когда-то было человеком, а теперь мешком из превратившейся в клей плоти, равномерно заполнившей полусгнивший костюм.
— Едрить твою мать.
Характерная дыра в голове показывала, что смерть наступила от огнестрельной раны головы. Антон пожал плечами: решил не спрашивать чиновника-провожатого про то, что происходило тут в последние дни. Не хотел ставить человека в неловкое положение. Ему самому вопросы про то, что он делал в первую неделю после катастрофы, не нравились.
Они прошли дальше, не задерживаясь — после долгого пребывания в воде труп приобрел такой вид, что перекрывал даже то, что они видели наверху. А впереди было еще много таких.
Рядом с караулкой на стене был подробный план объекта. Он был покрыт какой-то хитрой светоотражающей пленкой, потому что четко выступил из темноты, когда на него навели фонарь.
— Так, братва… что у нас здесь. — Антон изучал схему, ведя пальцем вдоль линий, отмечавших пути эвакуации.
— Вот здесь был прорыв, — проводник указал на участок стены рядом с жилым блоком. — Ночью, когда все спали. Дисциплина к весне у нас стала та еще, многие употребляли каждый день. И не только алкоголь. Проснулись, когда вода уже до коек доходила. В темноте ломанулись кто куда вброд… а кто-то умный завел генератор. Свет хотел включить. Он у нас в прям в коридоре стоял. Провода, естественно, как попало были накинуты. А дальше… вы, наверно, и сами понимаете. Выбрались только мы, потому что заснули в тот день прямо на складе.
— Ревизию продуктов, значит, проводили, — понимающе усмехнулся Борис Мельниченко.
