— Что случилось, хомбре?[77]
— Мигель, вертолёты уже не летают, федералы нас перестали искать. Эль пантанос[78] не то место, где люди выживают так долго. Я могу сходить, посмотреть, свободен ли путь к лагерю. Я тихо, эти ленивые свиньи даже не заметят, что я рядом.
Я провёл пятернёй по лицу, отгоняя сон и попутно размышляя над предложением проводника. Резон отправить его разузнать, где наши злейшие друзья расставили силки, несомненно был. Фактически, волновала лишь слабая выучка парнишки в плане топографии: мало знать самому, где засел враг, нужно было, чтобы он точно смог показать эти места на карте.
— Хорошо, амиго, иди. Только задача у тебя будет чуть иная: тут мы сможем сидеть долго, но не бесконечно. Поэтому пойдёшь в отряд к Раулю, а по пути, вешками отметишь нам путь из болота. Смотри — Я развернул карту и сняв с руки часы. Положил их себе на колени, встряхнув последнюю «химку», зацепив светильник за карман разгрузки — Мы примерно вот тут, в десяти километрах от южного края болот. Сколько времени, тебе нужно, чтобы дойти туда. Не привлекая внимания?
— Часов десять, если выйти прямо сейчас — Симон смотрел на меня, то на карту загоревшимся взором энтузиаста, зеленоватый свет отбрасывал замысловатые тени на лицо парня, делая его старше, лет на десять — К вечеру, буду у края болот, прямо возле караванной тропы.
— Отлично. Только там-то нас и будут поджидать, найди обходной путь. Сможешь?
— Ты шутишь — Симон застенчиво и вместе с тем с чувством превосходства улыбнулся — Я вырос в этих местах, тут каждый камень, это мой друг.
— Значит, когда ты сможешь выйти к передовым постам отряда?
— К завтрашнему утру. Думаю, что часам к семи буду в отряде.
— Значит, накинем на всё про всё, ещё часов десять, так?
— Наверное, так — Симон уже притопывал ногами от нетерпения — Рауль верит мне, тем более, что остальные ваши, скорее всего уже в лагере.
— Смотри и запоминай — Я вычертил на карте несколько линий и расставил отметки так, чтобы парень смог связано повторить их на такой же карте в партизанском лагере — На северо-востоке две противостоящие высоты, где федералы скорее всего уже разместили миномёты. Их сектора обстрела будут перекрывать все сухие участки береговой линии, где есть выход из трясины и большую часть караванной тропы. Нам это помешает, но если Рауль вышлет людей и блокирует миномётчиков и одновременно нанесёт несколько отвлекающих ударов по позициям федералов на северо-востоке от тропы…
— А с чего ты взял, что они там устроили засаду? — Парень заворожено слушал, не забывая цепким взглядом посматривать в карту, следя за ходом моих рассуждений.
— Это просто: только там можно разместить до двух взводов пехоты так, чтобы это не бросалось в глаза. У них миномёты, не забывай: чтобы не попасть под обстрел своей артиллерии, федералы вынуждены будут рассредоточится вдоль тропы. Место для такого манёвра есть только на северо-восточном участке, в двухстах метрах от края болот. Как только Рауль ударит им в тыл, они вынуждены будут развернуться в сторону угрозы. Начало его атаки будет сигналом к нашему броску в направлении тропы. Через двенадцать часов, мы выдвинемся вот сюда — Я указал карандашом на небольшой холмистый выступ в линии берега трясины — И будем ждать пока вы начнёте шуметь.
— Ты хорошо придумал, Мигель, но вот станет ли Рауль рисковать из-за тебя своими людьми?
— А ты не сомневайся — Я улыбнулся и подмигнул парню — Есть кое-кто, чей голос будет услышан и Рауль не то что пойдёт, он побежит нам на выручку.
— Думаешь, что сеньорита Анита…
— Скажем так, я очень на это рассчитываю, Симон. А сейчас, иди отдыхать, путь предстоит не близкий, да и я тоже чуток придавлю на массу.
Парень не понял последнего выражения, но уловив общий смысл, ушёл в первый зал, откуда раздавался негромкий сам Детонатора. Я тоже прилёг и смежив веки ещё некоторое время гонял варианты возможного поведения федералов. По всему выходило, что пока нет причин думать о провале. С точки зрения любого более-менее грамотного спеца, слишком многое зависело от случайных факторов, не поддающихся анализу. Так. Почти незаметно для себя, я соскользнул в вязкую полудрёму, когда слышишь и воспринимаешь всё, что происходит вокруг, но тем не менее, в ощущения вклиниваются грёзы…
Мне снился снег, наш, родной и такой до боли знакомый по ощущениям, въевшимся в самоё моё нутро. Его пушистые, невесомые хлопья падали со свинцово-серых, высоких небес, окутывая всё вокруг словно пуховым покрывалом и таинственной дымкой. Оглянувшись вокруг, узнал родные места: вот рубленая ещё отцом баня, почерневший сруб, чуть припорошенный на стыках брёвен только что выпавшим снежком. Вдруг, я понял, что со спины ко мне подходит Наташка. Её лёгкие, быстрые шаги по скрипучему снегу звучат знакомо, совсем как наяву. Оборачиваюсь и тону в её огромных, зеленовато-серых глазищах, обрамлённых не лишком густыми ресницами, замечаю буквально всё: проступившие бледные крапинки веснушек обсыпавшие прямой, чуть вздёрнутый нос и щёки, пару новых морщинок в уголках рта. Из-под собачьей, рыжей шапки, выбилось пара прядей густых, светло-русых волос, в которые тоже успели впутаться снежинки. Жена была в белой дублёнке и специально сшитых для неё унтах, которые едва доходили до колен, прикрытых клетчатой шерстяной юбкой, чуть выглядывающей из-под пол приталенной белой шубейки, на которую я ухлопал весь свой оклад за два месяца.
— Гор-рка!.. — Весёлый, звонкий девичий голос эхом отозвался в сосняке, тревожа покой улёгшегося на зимнюю спячку леса, затрещала, вспорхнув с ветки и полетевшая в более спокойное место сорока.
— Ната! — Вроде как произнес я в ответ, но во сне всегда нет чёткого ощущения действий — Родной мой человечек, я… Я так скучаю!..
Руки мои неподвижно, плетьми, лежали вдоль туловища, словно примороженные, ноги застряли в снегу, почти по колено, не давая двинуться с места. Радость встречи, растерянность и щемящая тоска накрыла с головой, вышибая из головы все остальные мысли. Наташа пробежала пару оставшихся до меня метров и её руки сомкнулись на моей шее, а ещё через доли мгновения, уже вновь пробовал губы, такой родной и любимой женщины. Напрягая все силы, мне удалось поднять руки и обнять её в ответ. Но ощущения и запахи во сне стирались, я и был там, на нашей «фамильной», как называл её отец, даче и одновременно ощущал на лице сухой ток воздуха подземелья и лёгкий запах болотной гнили. Но в тоже самое время, не было полного ощущения пришедшего сна: руки обнимали знакомую, хрупкую фигурку жены, губами я ловил то капризную и тонкую верхнюю, то полную и податливую нижнюю губы Наташи. Такая двойственность оставляла смутное чувство близкой беды, вот она — крадётся на мягких лапах, чтобы упасть сверху, ударить поддых, окружить и навалиться со всех сторон…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
