– Но это же я!
– Какая разница – кто? – равнодушно пожал плечами убийца.
Ольга молча встала и вышла из-за укрытия. Она посмотрела на брата и прочла в его взгляде приговор. И когда он уже нажимал на спусковой крючок, выстрелила от бедра.
Пуля ударила Романа в грудь и сбила с ног. Пистолет отлетел в сторону. Когда Макаров подошел к Ольге, Роман еще шевелился.
– Он не остановится, – сказал Виктор, щелкнув предохранителем.
Ольга вскинула руку в предостерегающем жесте.
– Это не Ромча, – сказала она и три раза выстрелила брату в грудь.
Они поднялись вверх по склону. «УАЗ» оставался вполне на ходу, даже капот удалось закрыть на защелку. Крепкая машина – подумал Макаров.
Он сел за руль, Ольга молча пристроилась рядом. Макаров посмотрел ей в глаза. Это были глаза мертвого человека.
– Меня научили не давать себя убить, – безжизненным голосом сказала она. – Я не смогла нарушить это правило.
– Это был не твой брат, – сказал Макаров, выруливая на дорогу. Витя тихо всхлипывал, отходя от шока. Виктор молчал. Устал, наверное.
Они молча ехали минут пять.
– Я знаю, где Седой, – сказал Макаров.
Ольга кивнула.
– А я знаю, где Мозгоправ.
45.
– Я тебя помню, – заявил Петр Андреевич Басаргин по прозвищу Мозгоправ.
Он пригласил их на кухню и усадил там за большой обеденный стол, едва вписывающийся в скромные размеры комнаты. Жена с внуками все лето жили на даче, и он всласть холостяковал в мегаполисе. Свежий воздух его не манил, а грядки просто приводили в ужас.
– И что вы обо мне помните? – спросил Виктор.
– Давай сначала уточним цель твоего визита и что ты сам помнишь, – уклончиво ответил доктор.
Внешне он походил скорее на хирурга, какими их часто изображают, чем на психолога. Абсолютно лысая голова, кустистые брови, широкие, несколько костлявые плечи, длинные мощные руки с крупными ладонями, густо покрытые курчавыми волосами, многие из которых поседели.
– Не помню практически ничего, – пожал плечами Виктор. – А цель – хочу вспомнить.
Басаргин с сомнением на него посмотрел.
– Это очень щекотливая тема. Я должен понять, что происходит. Расскажи все, что ты знаешь.
Минут двадцать Макаров выкладывал все, что смог откопать за последние дни. О проекте, о себе. Он не стал говорить, что случилось в старом карьере, ни к чему напрягать старика. Хотя Макаров почувствовал легкие угрызения совести, что использует старика втемную, но Виктор легко преодолел эту преграду.
– Во мне сейчас будто три человека живут, – пожаловался он.
– Голоса?
– Нет. Я не знаю, как это объяснить. Я читал литературу – это не раздвоение личности. Мои словно одновременно во мне находятся. Они разные, и я не знаю, кто это. Вернее, знаю одного, того, который я сам. А еще двое появились. Как дядя Семен… как отец сказал – из-за кривой инициации.
– И кто они – ты не в курсе.
– Я же сказал. Не в курсе. Один только мешает, но он хороший. А второй… Он опасный. У него нет сердца. И он сильный. Он все чаще перехватывает управление, и его все труднее отогнать от руля. Если он победит окончательно… Я не хочу! Я хочу, чтобы вы починили мои мозги.
– А кто сейчас со мной говорит?
Макаров запнулся, задумался.
– Это говорю я, следователь по особо важным делам Виктор Макаров.
– Уверен?
Виктор снова ответил не сразу.
– Да. Но тот, второй, стоит рядом.
– И не пытается отнять руль? Ведь ты сейчас, по сути, предложил его убить.
Макаров с удивлением пожал плечами.
– Кажется, нет.
– Не догадываешься, почему?
– Нет.
– Потому что он – знания и умения. А следователь Макаров – опыт. Знания без опыта бесполезны. Если он победит окончательно, он не станет убивать в себе следователя Макарова, потому что тогда превратится в блестящего студента без малейшей практики. Представляешь – в твои-то годы?
Макаров ошеломленно молчал.
– Ты давно с ними живешь?
– Не очень, пару недель.
– Но ты понимаешь, что ты приобрел невероятные способности?
– Да.
– И ты привык к ним. Привык быть всемогущим. И если убить этого второго, то ты снова станешь обычным. Это можно сравнить с неудачной операцией на глазах слепого. Он никогда не видел мир и вдруг прозрел, он потрясен его многообразием и красками. А потом раз – и снова темнота. Он много лет в ней жил и не страдал. Но после прозрения… Среди таких пациентов количество самоубийств зашкаливает за все известные рамки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Макаров был подавлен перспективами, он не задумывался об этом аспекте. Виктор внутри насмешливо хихикнул.
– А как это работает?
Басаргин внимательно посмотрел на Ольгу. Та сидела за столом молча, пустым взглядом уставившись в стенку, и не двигалась, словно ее выключили на время.
– Ты же не ждешь от меня научных выкладок?
– Нет, – успокоил Виктор. – Да я их и не пойму.
– Ладно, попробую популярно.
Басаргин тяжело вздохнул, чем напомнил профессора Романова. Тот так же уныло вздыхал, пытаясь сформулировать в своих ученых мозгах сложнейшие понятия так, чтобы их понял совершенно не владеющий темой человек.
– В процессе работы над созданием метода интенсивного обучения и прививания необходимых навыков мы столкнулись с одной проблемой. Не все обучаемые оказались в состоянии нормально принять и объем информации, и методы мощного воздействия на их психику для того, чтобы эти объемы могли быть усвоены в необходимые сроки. То, на что у детей в элитных спецшколах уходил год, мы вбивали в ваши головы за пару недель. Причем, в отличие от тех, гражданских вундеркиндов, вы усвоенное никогда не забывали. Оно могло уйти с поверхности и не отсвечивать, но при первой же необходимости извлекалось мозгом из своих глубин и использовалось по назначению.
– Да, – кивнул Макаров. – Было такое. Я в жизни не интересовался пауками, но вдруг выяснилось, что я знаю про них все.
– В общем, самым неприятным образом выяснилось, что некоторые подопытные – прости за термин – просто съезжают с катушек от таких нагрузок. Мозг у них недостаточно эластичен. Встала контрзадача – как, грубо говоря, отменить последнее действие. Стереть излишне вложенную информацию. Выяснилось – никак. Но в процессе решения этой задачи мы неожиданно для самих себя решили другую.
– Метод блокирования?
– Умница. Пирожок хочешь?
– Спасибо, перебьюсь.
– Итак, мы нашли способ блокирования сознания на определенной ступени. Это, условно, пробка в сосуде. То, что нам не нужно, остается в нем, но не может вылиться. Стереть однажды полученную информацию из человеческого мозга невозможно. В нем фиксируется все и навсегда. Некоторыми методами, например, с помощью гипноза, можно заставить человека что-то забыть. Но это ненадежно. Все равно что банковский сейф запереть на вертушок. Наш метод решал эту проблему. Наша пробка создавалась сложным методом с использованием психологического кодирования, аудио- и визуальной стимуляции, медикаментозного фактора и отчасти гипнотических практик. Работало отлично. Единственное ограничение – блок надо ставить достаточно быстро. Если информация расползалась по мозгу, то вычистить ее становится очень сложно, а иногда и просто невозможно. Хвосты остаются.
– Это как удаление программ с компьютера, – вставил Виктор. – Даже с помощью самых продвинутых методов невозможно вычистить до конца. Какие-то обрывки остаются в системном реестре, звенья кодов прописываются в другие системные файлы. И если часто переустанавливать программы, то рано или поздно эти обрывки начинают тормозить всю систему, комп становится медленным, тупым, виснет. Тогда остается только переустановить саму операционку.
– Хорошая аналогия. В нашем случае, если пользоваться той же компьютерной терминологией, создавалась «точка восстановления». Если ученик не выдерживал нагрузки и шел вразнос, ему просто ставили блок на нужной точке, запирая внутри то, что ему сорвало крышу. И переводили его в группы меньшей интенсивности. То есть он продолжал учиться в нашем интернате, получал блестящее образование, и его родители были счастливы. Но из реального проекта он исключался. На самом деле, мы ведь гуманные люди и ставили перед собой самые гуманные цели.
