Миро покачал головой:
– Не важно. Ворота запечатаны. Я не могу перебраться через ограду.
Свинксы переглянулись.
– Но у вас же там растет капим, – сказал Стрелок.
Миро тупо посмотрел на траву:
– Ну и что?
– Пожуй, – подсказал Человек.
– Зачем?
– Мы видели, как люди жуют капим, – вмешался Листоед. – Несколько дней назад мы видели, как Голос и человек в длинной одежде стояли и жевали капим.
– Да и раньше часто видели, – кивнул Мандачува.
Миро зашипел от нетерпения:
– Ну а при чем тут ограда?
Свинксы снова переглянулись. Потом Мандачува наклонился, сорвал длинный стебель капима, осторожно свернул его в клубок, засунул в пасть и начал медленно, тщательно жевать. Не прекращая жевать, опустился на землю. Остальные свинксы тут же принялись толкать его, тыкать пальцами под ребра, щипать. Мандачува и виду не подавал, что замечает это. Наконец, когда Человек особенно жестоко, с вывертом ущипнул Мандачуву, а тот не отреагировал, свинксы хором сказали на мужском языке:
– Ты готов. Сейчас. Пора. Ты готов.
Мандачува поднялся, зашатался на мгновение, потом встряхнулся, подбежал к ограде, вскарабкался наверх, оттолкнулся от края и плюхнулся на четвереньки с той стороны, где стоял Миро.
Когда Мандачува коснулся ограды, Миро тоже вскочил на ноги и закричал. Когда он замолчал, Мандачува уже стоял рядом с ним, фыркая и отряхиваясь.
– Но это же невозможно, – пробормотал Миро. – Она же стимулирует все чувствительные к боли нервные окончания. Перелезть через ограду… Так не бывает.
– Да, – сказал Мандачува.
С другой стороны ограды Человек скрежетал ороговевшей кожей на бедрах.
– Он не знал. Люди не знают.
– Значит, это анестезия, – догадался Миро. – Она не дает вам чувствовать боль.
– О нет, – ответил Мандачува, – мне было больно. Ужасно больно. Худшая боль на свете.
– Корнерой говорит, что ограда много хуже смерти, – вставил Человек.
– Боль повсюду.
– Но вам безразлично, – понял Миро.
– Это происходит не с той душой, – объяснил Мандачува. – Боль чувствует душа животного. А вот древесной душе все равно. Капим заставляет тебя быть только древесной душой.
И тут Миро вспомнил одну деталь, которую когда-то упустил из виду, – на фоне смерти Либо она не казалась важной. Рот мертвеца был забит плотным комком капима. И то же самое у всех убитых свинксов. Анестезия. Убийство, чудовищная пытка, но цель ее – не боль. Они давали жертвам болеутоляющее. Не хотели, чтобы те мучились.
– Давай, – сказал Мандачува, – жуй траву и пошли с нами. Мы спрячем тебя.
– Кванда, – напомнил Миро.
– Да. Я пойду отыщу ее, – кивнул Мандачува.
– Ты не знаешь, где она живет.
– Знаю.
– Мы делаем так много раз в год, – улыбнулся Человек. – Мы помним, кто где живет.
– Но вас никто еще не видел.
– Мы ходим очень тихо, – объяснил Мандачува. – К тому же никому и в голову не приходит высматривать нас.
Миро представил себе, как десятки свинксов ночью крадутся по Милагре. Охрану горожане не ставили. И только немногих невезучих специфика работы заставляла выходить из дому по ночам. А свинксы достаточно малы, чтобы скрываться в зарослях капима и вообще не привлекать внимания. Неудивительно, что они так много узнали про металл и машины, несмотря на все правила, придуманные специально, чтобы помешать им. Наверняка они следили за работой шахт, наблюдали за взлетом и спуском челнока, видели, как фазендейро пашут землю и сажают приспособленный для человека амарант. Понятно, откуда они узнали то, о чем следует спрашивать.
«Какими мы были дураками, когда полагали, что сможем отрезать их от нашей культуры! Они умудрились скрыть от нас куда больше, чем мы от них. Вот тебе и высшая культура!»
Миро выдернул из земли стебель капима.
– Нет, – сказал Мандачува, вынимая стебель из его рук. – Корень не годится. Не пойдет. Если ты съешь корень, это тебе не поможет. – Он выкинул сорванный Миро стебель куда-то в сторону и сам сорвал «правильный» капим – примерно в десяти сантиметрах от земли. Потом свернул в комок и протянул Миро. Миро немедленно начал жевать.
Мандачува ущипнул его.
– Не беспокойся обо мне, – остановил его Миро. – Иди отыщи Кванду. Ее могут арестовать в любую минуту. Давай. Не жди.
Мандачува оглянулся на остальных и, видимо получив знак одобрения, побежал, подпрыгивая, вдоль ограды по направлению к склонам Вила-Альтраса, где жила Кванда.
Миро сжевал еще один стебель. Ущипнул себя. Как и говорили свинксы, боль не исчезла, но стала безразлична ему. Сейчас его заботило только одно: он нашел выход, способ остаться на Лузитании. И возможно, не расставаться с Квандой. Забудь правила, законы, все законы. Как только он покинет город и вступит в лес, люди потеряют над ним власть. Он окончательно превратится в ренегата (собственно, это клеймо на нем уже поставлено), они с Квандой оставят позади все эти безумные правила поведения и смогут жить, как сочтут нужным. И вырастят семью, новых людей с новыми ценностями, полученными от свинксов, от жизни в лесу. Да, свободные люди – первые на Ста Мирах. И Конгресс будет бессилен помешать им.
Миро подбежал к ограде и схватил ее обеими руками. Боль была не слабее, чем прежде, но он мог не обращать на нее внимания и начал взбираться наверх. Но с каждым движением боль росла, пока наконец он не почувствовал ее, не ощутил всю ее силу, не осознал, что для человека капим – не анестетик, однако к этому времени он был уже наверху. Боль сводила его с ума, он не мог больше думать. Инерция перенесла тело через край, и, когда Миро балансировал там, голова прошла через поле ограды. И вся та боль, что заполняла тело, ударила в мозг, зажгла его.
Малыши в ужасе смотрели, как их друг висит на ограде, – голова и туловище с одной стороны, ноги с другой. Они звали его, тянулись к нему, пытались стащить вниз, но они-то не жевали капим и не могли дотронуться до ограды.
На их вопли примчался Мандачува. Болеутоляющего в его крови осталось достаточно, чтобы он смог взлететь на ограду и перекинуть через нее тяжелое тело человека. Миро ударился оземь со страшным хлопком, его рука все еще касалась ограды. Свинксы оттащили его в сторону. Лицо Миро застыло в гримасе агонии.
– Быстро! – крикнул Листоед. – Прежде чем он умрет, мы должны посадить его!
– Нет! – ответил Человек и оттолкнул Листоеда от неподвижного тела Миро. – Мы же не знаем, умирает он или нет! Боль – это всего лишь иллюзия, он не ранен. Боль должна пройти.
– Она не проходит, – сказал Стрелок. – Посмотрите на него.
Руки Миро сжались в кулаки, ноги подогнулись, все тело выгнулось. Он набирал воздух короткими, резкими глотками, и свинксы прямо чувствовали, как его тело скручивает боль.
– Прежде чем он умрет, – повторил Листоед, – мы должны высвободить его корни.
– Разыщи Кванду! – скомандовал Человек, посмотрев на Мандачуву. – Немедленно! Скажи ей, что Миро умирает. Ворота запечатаны, Миро с нашей стороны, и он умирает.
Мандачува ринулся к городу.
* * *
Секретарь снова распахнул дверь, но Эндер не позволил себе по-настоящему расслабиться, прежде чем сам не увидел Новинью. Когда он посылал за ней Элу, то был уверен, что она придет, но время шло, и он уже начал сомневаться. Нет, все это пустые страхи. Новинья – именно та, кого он увидел в ней. Эндер обратил внимание на растрепанные ветром распущенные волосы и впервые, с тех пор как прилетел на Лузитанию, смог увидеть лицо той девочки, чья боль позвала его сюда меньше двух недель – больше двадцати лет – назад.
Она выглядела настороженной и обеспокоенной, но Эндер знал, что тревога эта вызвана стечением обстоятельств, необходимостью появиться в кабинете епископа сразу после того, как весь город узнал о ее грехопадении. Если Эла рассказала ей об опасности, грозящей Миро, то ко всему этому добавился еще страх за сына. Но это пройдет, пройдет. Эндер видел по ее лицу, по свободе движений, по твердости взгляда, что, положив конец давнему обману, действительно помог ей, как и рассчитывал, как и надеялся. «Я пришел сюда не для того, чтобы вредить тебе, Новинья, и рад, что моя Речь принесла тебе не только стыд».
Около минуты Новинья стояла и молча смотрела на епископа. Не вызывающе, вежливо и с достоинством. И он ответил ей тем же, спокойно предложив садиться. Дом Кристан начал подниматься из своего кресла, Новинья покачала головой, улыбнулась и опустилась на табурет у стены. Рядом с Эндером. Эла подошла и встала рядом с матерью – сбоку и сзади, так чтобы стоять отчасти за спиной Эндера. «Как дочь между отцом и матерью», – подумал Эндер и тут же выбросил эту мысль из головы. Нет времени. Сейчас нужно решать проблему поважнее.
– Я вижу, – сказал епископ, – что вы надумали сделать наше собрание предельно интересным и волнующим.
– Об этом позаботился Конгресс, – отозвалась Дона Криста.
– Ваш сын обвиняется, – начал епископ, – в преступлениях…
