– Ваш сын обвиняется, – начал епископ, – в преступлениях…
– Я знаю, в чем он обвиняется, – ответила Новинья. – Я ни о чем не подозревала до сегодняшнего дня – мне рассказала Эла, но я не удивлена. Моя дочь Эланора тоже неоднократно нарушала законы гильдии, отказываясь выполнять прямые приказы своего наставника. У обоих ребят совесть стоит на первом месте, а законы и правила – на втором. Это недостаток, если ваша цель – только поддержание порядка, но, если вы стремитесь учиться и расти, это большое достоинство.
– Мы не собираемся судить вашего сына, – сказал Дом Кристан.
– Я попросил вас всех прийти сюда, – вмешался Эндер, – потому что нужно принять решение. Нужно выбирать: подчинимся мы Межзвездному Конгрессу или нет.
– У нас нет выбора, – ответил епископ Перегрино.
– Вариантов много, – покачал головой Эндер. – И множество причин для того или иного решения. Между прочим, один раз вы уже сделали такой выбор: когда обнаружили, что ваши файлы могут погибнуть, то решили спасти их, доверив чужаку. Вы не ошиблись, я верну ваши записи, как только вы меня об этом попросите. Не читая.
– Спасибо, – улыбнулась Дона Криста. – Но мы сделали это до того, как узнали, насколько серьезно обвинение.
– Они собирались вывезти нас, – сказал Дом Кристан.
– Они управляют всем, – мрачно фыркнул епископ.
– Я все это ему уже говорила, – кивнула мэр.
– Они не управляют всем. Они управляют только вами. По ансиблю. И то исключительно потому, что вы подчиняетесь.
– Мы не можем взорвать ансибль! – возмутился епископ. – Это наша единственная связь с Ватиканом.
– Я не предлагаю вам взрывать ансибль. Я только хочу рассказать вам, что могу сделать. И, говоря об этом, доверяюсь вам, как вы доверились мне. Потому что, если вы проболтаетесь, это, возможно, будет стоить жизни мне и еще одному человеку, которого я очень люблю.
Он обвел присутствующих взглядом, и все кивнули, соглашаясь.
– У меня есть друг, который фактически контролирует всю сеть ансиблей на Ста Мирах, и делает это совершенно незаметно. Я единственный человек, который знает о его возможностях. По моей просьбе он может сделать так, что все фрамлинги решат, что мы отключили или взорвали ансибль. А мы будем иметь возможность посылать сообщения… ну хотя бы в Ватикан или в штаб-квартиру вашего ордена. Мы сможем читать их записи, перехватывать сообщения. Короче говоря, мы сохраним глаза, а вот они полностью ослепнут.
– Отключить ансибль или хотя бы сделать вид, что отключаешь, – это восстание. Это война. – Босквинья произнесла эти слова так решительно, как только могла, но Эндер не сомневался: идея ей очень понравилась, пусть даже госпожа мэр сопротивляется изо всех сил. – И скажу я вот что: если мы окажемся достаточно сумасшедшими, чтобы проголосовать за войну, то, что предлагает Голос, даст нам огромное преимущество. Создаст перевес. А мы будем нуждаться в нем, если, конечно, спятим и решим восстать.
– Восстание ничего не даст нам, – поднял голову епископ Перегрино, – мы можем потерять все. Мне очень больно, это страшная трагедия – отсылать Миро и Кванду на другой мир для суда. Особенно потому, что они так молоды. Но суд, без сомнения, учтет это и проявит к ним милосердие. Если мы подчинимся Комитету, мы спасем членов нашей общины от многих бед.
– Значит, эвакуацию, необходимость покинуть Лузитанию вы не считаете бедой? – спросил Эндер.
– Считаю. Огромной бедой. Но закон был нарушен, и теперь надо платить.
– А что, если закон основан на недоразумении, а наказание совершенно несоизмеримо с грехом?
– Мы не можем судить об этом, – возразил епископ.
– Но судить придется. Если мы подчинимся приказу Конгресса, то тем самым признаем, что закон хорош, а наказание справедливо. Вполне возможно, что под конец нашей встречи мы сойдемся именно на этом. Но прежде чем вы примете решение, вам надо еще многое узнать. И только Эла и Новинья могут рассказать вам. Вы не должны, не можете выбирать дорогу, не зная всего.
– Я всегда рад узнать что-то полезное, – улыбнулся епископ Перегрино. – Но право решать все же принадлежит присутствующей здесь сеньоре Босквинье.
– Кому бы ни принадлежало право, решать вы будете вместе, гражданские, религиозные и интеллектуальные власти Лузитании. Если хоть кто-нибудь из вас откажется от восстания, оно станет невозможным. Без поддержки Церкви Босквинья не может управлять. Без поддержки гражданских властей Церковь останется беспомощной.
– А у нас вообще нет власти, – сказал Дом Кристан. – Только мнение.
– И каждый взрослый и ребенок на Лузитании обращается к вам за мудрым советом.
– Вы забыли четвертую силу, – сощурился епископ Перегрино. – Себя.
– Я фрамлинг.
– Весьма необычный, – протянул епископ. – За четыре дня пребывания здесь вы уже покорили души обитателей колонии. Я боялся этого и предсказывал это. Теперь вы пытаетесь втянуть нас в восстание, которое может стоить нам всего. Вы опасны, как сам Сатана. И все же вы сидите здесь и готовы подчиниться нашему решению, нашей власти, как будто не можете в любую минуту сесть в челнок и покинуть планету, улететь на Трондхейм с двумя нашими юными преступниками на борту.
– Я готов подчиниться вам, – отозвался Эндер, – потому что не желаю оставаться фрамлингом. Я хочу быть гражданином, членом общины, учеником.
– Как Говорящий от Имени Мертвых? – спросил епископ.
– Как Эндрю Виггин. У меня есть и другая профессия, и она может оказаться очень полезной. Особенно если мы восстанем. И еще у меня есть работа, которую я не смогу завершить, если люди покинут Лузитанию.
– Мы не сомневаемся в вашей искренности, – сказал епископ. – Но вы должны простить нам некоторую подозрительность в отношении человека, который появился здесь так… недавно.
Эндер кивнул. Епископ не мог сказать большего, пока не услышит больше.
– Позвольте мне сначала рассказать вам, что мне известно. Сегодня, после полудня, я отправился в лес вместе с Миро и Квандой.
– Вы? Вы тоже нарушили закон?! – Епископ чуть не катапультировался из кресла.
Босквинья потянулась к нему, быстро заговорила, пытаясь потушить его гнев:
– Они влезли в наши файлы задолго до полудня. Нет, постановление Конгресса никак не может быть связано с этим нарушением.
– Я нарушил закон, – сказал Эндер, – потому что свинксы попросили меня об этом. Они просто требовали свидания со мной. Они видели, как садился челнок. Они знали, что я здесь. И – не знаю уж, на счастье или на беду, – они читали «Королеву Улья» и «Гегемона».
– Они дали свинксам эти книги! – Епископ побагровел.
– Они также принесли свинксам Новый Завет, – добавил Эндер. – Но вас, конечно, не удивит, что свинксы нашли много общего между Королевой Улья и своим народом. И позвольте мне передать вам то, что свинксы сказали мне. Они буквально умоляли меня убедить Сто Миров покончить с законами, приковывающими их к Лузитании, к изоляции. Видите ли, свинксы думают об ограде совсем не то, что мы. Мы считаем ее лучшим способом охранить их культуру от нашего вмешательства, защитить их. А они убеждены, что вот так мы пытаемся помешать им узнать все восхитительные секреты, которыми владеем. Им снятся наши корабли, летящие от звезды к звезде, засевающие Вселенную. И через пять или десять тысяч лет, когда они сами доберутся до того, в чем мы им отказываем, и выйдут в космос, они увидят, что все занято. Что для них нет места. Для них наша ограда – форма ксеноцида. Мы держим их на Лузитании, словно животных в зоопарке, а сами тем временем покоряем Вселенную.
– Это чушь! – возмутился Дом Кристан. – Это вовсе не входит в наши намерения!
– Неужели? – ядовито поинтересовался Эндер. – Так почему мы стремимся полностью оградить их от всякого влияния нашей культуры? Это делается вовсе не в интересах науки. Наоборот, это мешает ксенологам. Вспомните, пожалуйста: мы открыли ансибль, привод для звездных кораблей, научились частично контролировать гравитацию и сконструировали оружие, которым уничтожили жукеров в результате прямого контакта с ними. Мы взяли бо́льшую часть технологий из их багажа – из того, что они оставили, отступая, после Первого Нашествия в Солнечную систему, к Земле. Мы использовали их машины, даже не понимая, как они работают. Кое-что, например филотическая связь, до сих пор выше нашего понимания. Мы вышли в большой космос именно потому, что на нас влияла цивилизация, превосходящая нас во всем. И за несколько поколений мы освоили их машины, превзошли жукеров и уничтожили их. Вот отсюда и ограда – мы боимся, что свинксы поступят с нами так же. И они понимают, что это значит. Они понимают и ненавидят.
– Мы не боимся их, – возразил епископ. – Ради бога, они всего лишь дикари…
– Наверное, для жукеров мы тоже выглядели дикарями, – ответил Эндер. – Но Пипо, Либо, Кванда и Миро никогда не считали свинксов дикарями. Они отличаются от нас. Да, куда больше, чем фрамлинги. Но все же они люди. Рамен, а не варелез. А потому, когда Либо узнал, что свинксам грозит голод, что они собираются начать войну, чтобы сократить население, он повел себя не как ученый. Он не остался безразличным наблюдателем и не написал доклада о методах войны среди свинксов. Он поступил как христианин: добыл экспериментальную разновидность амаранта, которую люди не могли использовать из-за переизбытка лузитанских белков, и научил свинксов выращивать амарант, собирать урожай и готовить пищу. У меня нет сомнений, что спутники обнаружили именно поля амаранта. Не за нарушение закона, а за проявление христианского милосердия они собираются нас наказывать.
