– Что там за одиночные выстрелы с правого фланга? – спросил в полутора километрах оттуда генерал Шикунов, крепко стукнув кулаком по борту вездехода, и ядовито уточнил: – Союзнички ваши палят?
– Сейчас выясню, – растерянно сказал начштаба, который уже сам сообразил, что в разработанной операции что-то пошло не так. Но сделать он ничего не успел, потому что из-за Барьера на правом фланге ударили лазерные лучи. Рухнули несколько скошенных деревьев, кто-то истошно закричал. Затарахтел пулемет разворачивающейся в ту сторону бронемашины.
– Провокация! – скрипнув зубами, рявкнул Шикунов. – Открыть огонь по наступающим!
С короткой заминкой взвыли бомбометы, зашипели лучи турельных лазерных метателей. Володя упал на Марину, закрывая ее собой, но успел заметить, как там, где только что короткими перебежками наступал на них осмелевший отряд Ордена, взметнулась сплошная стена земли. Военные утюжили бывших союзников из всех имеющихся видов тяжелого вооружения, и застигнутым врасплох фанатики теперь было не до беглецов.
Бандикут неуклюже, как краб, полз к лейтенанту. Кровь без остановки сочилась из пробоины в его скафандре.
– Что... Что с ней? – хрипел он.
– Живой, сволочь... – устало проговорил Рождественский, подняв в очередной раз контуженную голову.
– Хрен со мной, что с девкой-то, доктор-врач?!
– Я ничего не могу сделать! – сжав зубы, прорычал лейтенант, по-прежнему продолжая закрывать собой тело девушки, хотя комья земли от обстрела с неба уже не сыпались. Ближайших к Барьеру орденских преследователей военные уже зачистили и теперь перенесли огонь в глубь Зоны – там с громовым шипением заработали по армейскому подразделению турельные метатели Ордена.
И самое главное, военврач понимал, что ему уже некого прикрывать. С самого начала обстрела было некого. Он почувствовал это, когда всем телом навалился на неподвижную девушку. В ней не осталось уже ни капли жизненной энергии, которая понемногу полностью вытекла через пробитое горло, пока Рождественский безуспешно пытался реанимировать Марину. Теперь оживлять ее было так же бессмысленно, как и Бордера.
Бандикут дернул лейтенанта за плечо, поморщившись от боли, подтащил к себе, заговорил, стукнувшись шлемом о шлем:
– Ты, сучонок, соберись, понял? Ты еще и не такое делал! Ты бионик, в бога душу мать двадцать пять раз, или вафля невнятная?!
– Я не могу... – потерянно бормотал Володя, по щекам которого текли крупные слезы досады. – Не могу... Уже слишком поздно... Все.
– Можешь! – Бандикут подкрепил эти слова неожиданно мощным ударом кулака, от которого лейтенант крепко треснулся головой о затыльник шлема. – Можешь, доктор-врач! Можешь, понял, скотина? Делай!.. – Он внезапно застонал, выпустил из обмякших пальцев скафандр Рождественского, начал оседать с мутью во взгляде – видимо, от боли силы стремительно покидали его, однако он все равно упрямо пробормотал: – Спасай ее, гад!..
– Я все равно не удержу вас обоих. – Володя был потрясен гибелью женщины, которую, похоже, сумел полюбить за то короткое время, что они провели в Зоне. Но перед ним сейчас лежал умирающий человек, которого еще можно было спасти. И эта насущная задача сейчас была единственным, что не позволяло лейтенанту сорваться в бездну отчаяния, что еще удерживало его на плаву. – Дай бог тебя-то вытянуть... – Он протянул обе ладони к отверстию в защитном костюме Бандикута и прикрыл глаза.
– Ах, ты так?! – Собрав волю в кулак, карла отчаянным усилием выхватил нож и, вывернув руку, криво приставил его к своей шее, прямо к сонной артерии. – Пошел в задницу, доктор-врач! Лечи девчонку, а не то полосну вон себе, и не будет тебе никакого пациента!
Несколько мгновений Володя с бессильной ненавистью смотрел на него, однако убедился: полоснет не задумываясь. Бандикут был такой вредной бестией, что готов был отправить себя в ад, лишь бы сделать гадость лично Железному Доктору. Продолжая плакать, военврач снова занялся девушкой. Ее горло показалось ему ледяным, кровь уже запеклась... или это стали такими горячими его пальцы?! Прислушиваясь к внутренним ощущениям, лейтенант почувствовал, как постепенно нарастает внутри долгожданное тепло, как бегут под кожей колючие искры... До боли закусив нижнюю губу, он еще сильнее прижал ладони к чудовищной ране. Рождественского затрясло, словно от удара током, перед глазами поплыли разноцветные круги, сердце, казалось, замедлило свое биение и почти остановилось. Энергия из его ладоней мощным потоком изливалась в организм Марины, однако на этом все и заканчивалось, потому что сияющий поток без малейшей задержки вытекал из неподвижного тела. Все было бессмысленно – все равно что пытаться наполнить решето водой из крана.
«А что, если я, спасая других, отдаю им часть собственной жизни?!» – внезапно пронеслась в голове Володи Рождественского чудовищная мысль. Честно говоря, к такому повороту событий он не был готов совершенно.
Он уже собирался с горестным стоном убрать руки с горла Марины, когда внезапно увидел, как ее ресницы затрепетали.
– Жива! – изумленно выдохнул лейтенант, хотя и понимал, что радоваться еще рано. Теперь никак нельзя было убирать руки, пока ощущаются эти теплые покалывающие искорки, даже если такой сеанс целительства обойдется ему в половину жизни. Надо было срочно залатать эту предательскую дырку в горле, через которую утекала драгоценная энергия – и слава богу, что утекала она чуть медленнее, чем поступала от обезумевшего врача, иначе Марина ни за что не пришла бы в себя. И надо было держаться, держаться, несмотря ни на что, невзирая на усиливающийся шум в голове и пляшущие черные мушки перед глазами.
– Молодец, доктор-врач! – прохрипел Бандикут, который лежал рядом, приподнявшись на локте и жадно наблюдая, как военврач производит реанимационные мероприятия. Он не мог видеть и ощущать того же, что и Володя, однако понимал, что сейчас рядом с ним происходит настоящее чудо. – Молодец, не бросай ее, вытаскивай, собака такая! Можешь ведь, лишенец!..
Внезапно его глаза закатились, и вредный карла упал на спину. Кровь продолжала расползаться из-под его тела, лицо у него стало совсем белым, словно у французского мима, и лейтенант Рождественский понял, что через несколько минут Бандикут умрет от острой кровопотери.
Володя яростно застонал сквозь зубы. Нашел время подыхать, чертов гном! Нет, он определенно прилагал неимоверные усилия, чтобы достать Железного Доктора до самых печенок. Двоих бионику, даже такому суперталантливому, не вытащить никак.
Военврач уже чувствовал, как серая муть застилает глаза. Спать хотелось смертельно. Даже не спать – тупо вырубиться, с разбегу ухнуть в сон, как в черное облако. У него просто не хватит энергии и сил, не хватит ни на что. Он не был уверен, что ему хватит их хотя бы на то, чтобы спасти Марину. Он гнал от себя предательские, отвратительные мысли о том, что в ее мозге уже могли наступить необратимые последствия – после пятнадцати-двадцати минут клинической смерти тело еще можно вернуть к жизни, но мозг уже никогда не восстановится, и человек превращается в бессмысленный овощ. И все же он должен был попытаться спасти девушку – хотя бы потому, что Бандикут ради этого пожертвовал своей жизнью. Мелкой и никчемной жизнью, надо признать, но черт возьми, до чего же красиво и эффектно он это сделал, маленькая сволочь. Смог бы лейтенант Рождественский так поступить на его месте?.. Нет, сейчас ему ни в коем случае нельзя жертвовать собой, пока у него на руках два пациента. И выбирать придется одного, обоих он не поднимет однозначно. И выбор очевиден. Марина – молодая девушка, ей еще жить да жить, а ты уже старенький старичок, Бандикут. Простая арифметика. Спи спокойно, дружище...
Так рассудил лейтенант медицинской службы Владимир Рождественский.
Однако у Железного Доктора было свое мнение на этот счет.
Не убирая одну руку с горла девушки, другой Железный Доктор дотянулся до коротышки и, кроя его трехэтажным матом, от которого раньше у лейтенанта Рождественского завяли бы уши, с натугой подтащил к себе. Это усилие едва не стоило ему потери сознания, но Володя удержался на самой грани беспамятства. Несколько мгновений он собирался с последними силами, а затем положил ладонь на дыру в скафандре Бандикута, стиснул зубы и разделил поток энергии, направив его в два русла одновременно.
Некоторое время военврачу удавалось подпитывать своей жизненной силой сразу двоих умирающих. А потом он почувствовал, как медленно, но неудержимо проваливается в бездну. Он отчаянно пытался удержаться по эту сторону реальности, хватался за скользкие края вращающейся черной воронки, в которую его засасывало с невероятной мощью, однако непроглядная тьма обморока оказалась сильнее.
Эпилог
Они пролежали под перекрестным огнем минут сорок – всего в паре десятков метров от Барьера. Володя несколько раз приходил в себя и снова терял сознание, потому что пытался одновременно удерживать на этом свете и Бандикута, и Марину – словно два полных ведра воды на вытянутых руках. На них никто не обращал внимания: три трупа, валяющиеся в луже крови, в пылу боя мало кого могли заинтересовать. Однако когда отгремели последние залпы и уцелевшие солдаты Ордена в панике отступили, бросив свое тяжелое вооружение, уничтоженное военными, лейтенант Рождественский в очередной раз пришел в себя. Он ощутил уже знакомый привкус омерзительного синтетического спирта и нашел в себе силы скривить обожженные крепкой алкогольной дрянью губы в подобии улыбки, потому что это означало, что он все еще жив.
