Эпилог
Они пролежали под перекрестным огнем минут сорок – всего в паре десятков метров от Барьера. Володя несколько раз приходил в себя и снова терял сознание, потому что пытался одновременно удерживать на этом свете и Бандикута, и Марину – словно два полных ведра воды на вытянутых руках. На них никто не обращал внимания: три трупа, валяющиеся в луже крови, в пылу боя мало кого могли заинтересовать. Однако когда отгремели последние залпы и уцелевшие солдаты Ордена в панике отступили, бросив свое тяжелое вооружение, уничтоженное военными, лейтенант Рождественский в очередной раз пришел в себя. Он ощутил уже знакомый привкус омерзительного синтетического спирта и нашел в себе силы скривить обожженные крепкой алкогольной дрянью губы в подобии улыбки, потому что это означало, что он все еще жив.
Володя с трудом приподнял веки. На него злыми маленькими глазками смотрел сидевший рядом Бандикут, бледный как смерть, который старательно завинчивал крышечку на фляге.
– Живой, сучара, – облегченно сказал он. – Сколько спирта на тебя извел! Обидно было бы, если б ты помер после этого.
– Что... – попытался заговорить лейтенант, но губы плохо его слушались. Он чувствовал себя почти так же, как в книжном магазине после того, как придал ускорение мышцам – почти так же, только еще хуже.
– Вроде все кончилось, чё, – проинформировал Бандикут. – Наши победили, скоро парад, потом банкет. Потом танцы.
– Что... Что с Мариной? – с трудом выговорил Володя.
– Без сознания, но дышит. Рана затянулась. Что ж с вами делать теперь, а? – Полурослик сокрушенно покачал головой. – Ползите уже, что ли, к своим, голубки. Тут совсем рядом, доберетесь небось.
Володя приподнял голову. У него было такое ощущение, словно его долго отжимали в стиральной машине вместе с бельем. В теле, казалось, не осталось ни одной целой кости, однако лейтенант не был ранен – это болели все мышцы, словно он только что снес с петель полдюжины железных дверей.
– Мне там нечего... нечего делать, Бандикут, – в два приема пробормотал Володя. Глаза его закрывались, свинцовую голову неудержимо тянуло к земле. – Железный Доктор... он больше нужен здесь. Теперь это... теперь это и моя Зона...
– Почему я не удивляюсь? – спросил сам себя Бандикут, и сам же ответил: – Потому что ты идиот, доктор-врач. Я всегда тебе говорил, что ты идиот. Верно говорят, дуракам везде счастье. Лечить будешь таких уродов, как я? Тратить на них собственное здоровье? Оживлять, рискуя жизнью, чтобы их тут же ухлопали повторно?..
– Буду, – упрямо сказал Володя и замолчал, набираясь сил. – И мне... мне все равно назад ходу нет, – проговорил он после длительной паузы.
– Это почему еще? – насторожился полурослик.
Володя вытянул правую руку – ту самую, которой он выдрал из мозга Марины активную колонию наноботов в металлической сфере.
– Помнишь, как Растаман говорил... ей достаточно было бы прикоснуться... к президенту, чтобы перебросить... перебросить в его тело наники...
– То есть ты думаешь, что они залезли в тебя? – пошевелил мохнатыми бровями-гусеницами Бандикут. – Когда ты делал операцию и хватал руками их гнездо, как последний тупень?
– Кто его знает... Я бы на их месте так и поступил, если бы почувствовал опасность уничтожения... – Столь длинная фраза, выданная на едином дыхании, сильно утомила военврача, и он уронил голову на землю.
Маленький сталкер помолчал и осторожно спросил:
– Ты их что, чувствуешь?
– Нет... Но Марина тоже... Тоже ничего не чувствовала. В любом случае нельзя... мне нельзя за Барьер. Могу вынести эту заразу...
Бандикут огорченно крякнул:
– Ладно, с тобой ясно. А с девчонкой-то что делать?
– Сейчас... – промямлил Володя и с превеликим трудом, в три приема, кое-как поднялся на колени.
Изуродованное горло Марины представляло собой сплошной шрам, но шрам старый, заживший, словно бы двух-трехмесячной давности. Лицо, волосы, грудь – все было в засохшей крови, но девушка дышала легко и спокойно, будто спала.
– Пульс посчитай ей, – велел военврач.
– Чего? – не понял Бандикут.
– Пульс! Умеешь? Мне до нее лучше лишний раз не дотрагиваться. Вдруг заражу наноботами...
– У тебя уже шизофрения на почве наников, – неодобрительно заметил сталкер, но все же взял девушку за запястье.
– Н-нормально... – проговорил Володя, когда Бандикут сообщил ему результат. Сосредоточиться на простейшем арифметическом подсчете было тяжело, но с третьей попытки ему это удалось. – Косметологам, конечно, работы вагон... Ты-то как? Белый весь...
– Еще бы не белый, – с каким-то злорадным удовольствием заметил Бандикут. – Вон сколько кровищи вытекло! Я бы сейчас тоже с удовольствием упал бы и провалялся пару суток в отключке. Но куда ж вы без меня, птенцы?
– Шок... гиповолемический шок может быть...
– Брось! Какой еще шок? – фыркнул гном. – В первый раз, что ли? Не сдохну, если уж до сих пор не сдох. – Он пристально посмотрел на врача. – Но спасибо, что вытащил. Думал, тут мне и кранты пришли...
– Ты б не ел грибы бы эти... – пробормотал лейтенант, и оба тихонько, с подвываниями засмеялись, охая от боли и немощи.
Марина, словно разбуженная их весельем, открыла глаза и приподнялась на локте.
– Где мы?.. – хрипло спросила она – похоже, голосовые связки все же не восстановились до конца. Но это было мелочью по сравнению с тем, чего ей удалось избежать.
– Почти дома, – отозвался Володя.
– Горло болит... Меня что, ранили? Я помню, как бежала, Барьер уже совсем близко был виден... Потом ничего не помню...
– Ранили, да. Какая-то тварь с той стороны стреляла, – поведал Бандикут.
– Немного ранили... совсем немного... зацепило горло, – пересохшими губами подтвердил Володя.
– А мне показалось, что меня убили. Знаете, как пишут в журналах, когда человек видит себя сверху... Мне казалось, что я лежу, рядом – вы двое, кругом все взрывается...
– Это контузия. Бывает...
Марина огляделась.
– Тихо... – с удивлением сказала она.
В самом деле, вокруг царила тишина. Все то же солнышко, окончательно прорвавшееся сквозь тучи, ни ветерка, ни шевеления... Лишь где-то очень далеко рычали мощные моторы боевой техники.
– Теперь мы пойдем домой? – спросила девушка.
– Нет, Марина, – отозвался Железный Доктор, – мы пока останемся здесь. У нас... У нас срочные дела. А ты иди, все спокойно... теперь тебя никто не тронет. Только ты это... шлем сними, чтобы тебя снова за сталкера не приняли.
Марина на четвереньках подползла ближе, наклонилась к нему и неуклюже поцеловала в щеку, потом в лоб. Потом повернулась к Бандикуту, но маленький сталкер ловко увернулся и скорчил рожу:
– Не-не, только без вот этого! Я не сентиментальный, красавица!
– Удачи вам, ребята. Спасибо... – Она посмотрела Володе в глаза. – Я найду тебя, лейтенант, слышишь? Когда ты вернешься за Барьер. Я... – Девушка всхлипнула, решительно поднялась, чтобы не разреветься, сбросила шлем, расплескав по плечам длинные волосы, и, пошатываясь, пошла в сторону Барьера.
Марина ни разу не оглянулась, и Володе, который долго, мучительно долго провожал ее взглядом, показалось, что она больше не сдерживает слез, словно чувствует, что увидеться им уже не суждено. Он ощутил боль и, с тупым удивлением осознав, что стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони, усилием воли ослабил хватку.
– Вот так и кончилась эта гулянка, – резюмировал Бандикут, снова доставая из чехла заветную флягу и отвинчивая крышечку. – Гуляли свадьбу – порвали два баяна. Не передумал, доктор-врач, а? А то вон иди с девочкой, догонишь еще.
– Н-нет... – Володя едва нашел в себе силы помотать головой и с трудом отвел взгляд от девичьей фигурки, вплотную приблизившейся к Барьеру. – Я должен остаться.
– Тогда обмоем это дело и будем потихоньку собираться, – деловито распорядился карла. – Я еще хочу позырить, что там полезного осталось от орденских покойников. У них снаряга серьезная, выгодно сменять можно будет, чё.
Рождественский дрожащей рукой принял протянутую флягу, сделал глоток и вытаращил глаза. Он не видел, что Бандикут наливал туда в подвале у Растамана, но дрянь была почище той, что коротышка употреблял раньше.
Бандикут, блестя глазками, показал большой палец:
– Вот тебе эликсир, доктор-врач, тоже покойников подымает! Я тебя им и поднял.
Действительно, Володе сразу стало легче. Он понаблюдал, как сам Бандикут делает несколько больших глотков, и спросил:
– Как же ты снарягу... как попрешь отсюда? Ты ж раненый, тебе бы отлежаться...
– А я не попру, я спрячу, – хихикнув, сказал Бандикут. – А потом мы с тобой сходим и притащим, когда поспокойнее станет. А пока пошли ко мне, доктор-врач. Отлеживаться в чистом поле – дурная идея. Заодно и дверь в каморке починим, каковую ты мне, собака, поломал, – рассудительно добавил маленький сталкер.
И протянул Володе руку – вставай, мол.
– Не опасаешься? – поинтересовался Рождественский, приподнимаясь на локтях.
