– Ничего, товарищ комбриг, – излишне браво, пытаясь даже выпрямиться, ответил боец. – Так, зацепило малость.
– Где зацепило? – поинтересовался комбриг. – В посёлке?
– Не-не, – замотал головой боец. – Уже там на косогоре. Мы наверх сунулись, думали, что немцы драпанули, а они нас из пулемётов…
– Ясно, – комбриг потрепал бойца по здоровому плечу. – Иди, лечись…
– Слушаюсь, – весело ответил раненый и потрусил вслед за ушедшими вперёд санитарами, а комбриг не спеша забрался на среднее сиденье освободившейся плоскодонки.
Адъютант столкнул лодку в воду и ловко запрыгнул на нос, а сидевший на задней банке здоровяк-перевозчик так заработал веслом, что, развернувшись почти на месте, плоскодонка быстро пошла к другому берегу, чуть оседая кормой при каждом гребке.
Переправа прошла без осложнений. Похоже, немцы всё ещё не обнаружили её место, а может, у них не было возможности вызвать артиллерийскую поддержку. Знакомясь с обстановкой, комбриг прошёл посёлок леспромхоза из конца в конец, а когда возвращался обратно, увидел батарейцев, кативших на руках ту самую «сорокапятку», которую при нём грузили на плот.
– Куда вы её, ребята? – окликнул комбриг артиллеристов.
– Приказано на шляху поставить, – обстоятельно ответил командир орудия и пояснил: – Заслон, значит, усилить требуется…
– Ну, молодцы, правильно, – похвалил сорокапятчиков комбриг и вслед за только что подошедшим от реки отделением направился к бугру, на котором всё ещё продолжалась перестрелка.
Командира батальона комбриг нашёл у подножия холма на наскоро оборудованной позиции.
– Ну что у тебя тут, воюешь? – спокойно спросил комбриг, спрыгнув в свежевырытый окоп.
– Товарищ комбриг, как же вы… – забеспокоился комбат. – Немец палит без передышки, головы поднять не даёт…
– Ну, не так страшен чёрт, как его малюют, – усмехнулся комбриг и, стряхнув с рукава гимнастёрки комок земли, приказал: – Доложите обстановку, капитан.
– Значит так, – комбат немного помялся. – Мы дважды пытались атаковать, но неудачно. Правда, разведчики по лощине на той стороне холма поднялись почти до середины, но залегли, стрельба больно сильная.
– Так… – комбриг сделал паузу и распорядился: – Вот что, капитан, прикажи-ка разведчикам вниз спуститься.
– Отступить? – удивлённо переспросил комбат.
– Ну да, – подтвердил комбриг и пояснил: – Знаешь, капитан, мертвяков на войне всегда в избытке, а нам с тобой бойцы живые нужны, понял?
– Так точно, понял, – кивнул комбат.
– Ну, если понял, выполняй, – и комбриг, опершись локтями на ещё не слежавшийся бруствер, стал рассматривать в бинокль вершину холма.
Комбат вернулся через двадцать минут и, доложив: «Сделано, разведчики отошли», – выжидательно посмотрел на комбрига.
Однако тот ничего пояснить не успел. К окопу подбежал связист и сразу принялся подключать аппарат.
– Что, связь?.. – удивился комбат. – Через реку?
– Именно, – подтвердил комбриг и взял трубку.
Расслышав через шум и треск мембраны голос командира батареи, комбриг приказал:
– Начинай, сынок…
И почти сразу из-за реки донёсся пушечный выстрел. Первый снаряд ударил возле самого берега, подняв высоко вверх белопенный водяной столб, и комбриг, сам того не заметив, удовлетворённо кивнул. Выходило, что командир батареи, начавший пристрелку, помнил о просьбе комбрига стрелять осторожнее.
Затем уже на вершине холма один за другим вскинулись несколько дымных султанов, а потом начался интенсивный обстрел. Комбриг и замерший рядом с ним комбат напряжённо следили, как разрывы стали частыми и на холме словно выросла целая роща дымных деревьев.
Перекрывая всё усиливающийся грохот, комбриг громко сказал комбату:
– Распорядись: сразу по окончании артподготовки, атака…
Комбат исчез, и едва артобстрел стих, у холма вскинулось слитное:
– Ура-а-а!..
На склоне густо замелькали фигуры бегущих вверх красноармейцев, вспыхнувшая было на вершине холма стрельба быстро стихла, и комбриг опустил бинокль. Высоту 22,5 взяли…
* * *
Штаб фронта разместился в так называемом «палаце» Радзивилла. Прежний владелец был неизвестно где, но в комнате, считавшейся некогда его кабинетом, всё оставалось по-прежнему. Массивная мебель прошлого века так и стояла на своих местах, только на огромном столе не имелось больше письменного прибора, бювара и прочего, а во всю ширь была расстелена военная карта, испещрённая обозначениями и стрелками.
Три непривычно широкие окна кабинета по летнему времени были распахнуты настежь, и через них открывался чудесный вид на старинный сад, пологий, весь в зелени, склон холма и широкий речной плёс, искрившийся солнечными бликами.
Однако человеку, метавшемуся по кабинету, было не до открывающихся из окон видов. Начальник Главного политического управления армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис был вне себя от ярости. Катастрофическое начало войны потрясло его, и сейчас он, посланный на Западный фронт специально с целью выяснить, что же случилось, лихорадочно искал ответ на этот вопрос.
В его голове просто не укладывалась мысль, что такое вообще могло статься! И почему отлично обученная, хорошо подготовленная, снабжённая всем необходимым, оснащённая новейшей техникой и вдобавок превосходившая числом противника армия не отступает, а судя по донесениям, просто бежит, главный комиссар понять не мог.
Вдобавок прибалты, западники и иже с ними разбегались, как зайцы, и там, где вчера была целая дивизия, от грозной боевой единицы оставалось пустое место, с которого шайки мародёров растаскивали остатки брошенного имущества. И хорошо ещё, что здесь удиравшие не стреляют в спины, как это делали литовцы на севере и галичане на юге.
И Мехлис вдруг подумал, ах, если б это было наступление… Наступающие не сдаются, на сторону врага не перебежишь и не отсидишься где-нибудь сзади. Сохраняется дисциплина, власть и порядок… А вот при отступлении сдаются предатели и те, кто, испугавшись, растерянно бежит куда глаза глядят…
Ему, простому одесскому еврею, поднявшемуся до таких высот, не терпелось доказать свою значимость. Он прибыл на Западный фронт с приказом разобраться и навести порядок, но чем больше у комиссара 1-го ранга скапливалось данных, тем сильнее он приходил в бешенство.
Будучи вне себя от всего этого, он как загнанный зверь бегал по комнате, машинально выглядывая то в одно, то в другое окно. На секунду задержавшись у одного из них, он внезапно словно впервые увидел широкий плёс, и в памяти само собой возникло море.
Странная цепочка воспоминаний, всплывшая неизвестно почему, вернула Льва Захаровича в Люстдорф, где после окончания коммерческого училища он учил детей рыбаков, но по той же странной ассоциации вспомнившаяся затем служба в царской армии заставила комиссара 1-го ранга вернуться к действительности.
