– Поэтому ты сидишь в лесу, пьешь и смотришь на осколки стекла?
Пожимаю плечами, и он меняет тему.
– Ладно, расскажи мне, какое отношение все это имеет к родственникам с тяжелой жизнью?
– Ох, точно. – Прикладываю палец к губам. – Это я.
– Ты? – Йен закатывает глаза. – Ага.
– Я сер...езно, – говорю и смеюсь, потому что от такого простого слова мой язык заплетается. Поднимаюсь на ноги. Ого, это не такая уж легкая задача в сапогах на высоких каблуках. Я недостаточно пьяна – даже близко. Достаю вторую бутылку, которую стащила из кухни, открываю ее, отпиваю, потом вспоминаю о манерах. Когда предлагаю Йену, он только пожимает плечами.
– Почему ты считаешь себя старой безумной брюзгой?
Смеюсь и, раскинув руки, проливаю немного… Что это? Виски.
– Такова моя жизнь. Каждый день она становится сложнее и сложнее. – Делаю еще глоток, громко отрыгиваю и быстро накрываю рот рукой. Моргая, примерно минуту смотрю на него. – О, Господи! Гадость. – Я начинаю хохотать. Получается странный хриплый звук, в котором нет ни намека на радость. Потом он затихает. – Худшее, самое худшее, что только может случиться с девушкой, произошло со мной, но я все еще здесь. И я думаю – хуже уже некуда, да ведь? Просто некуда. – Пытаюсь пройти вперед, но деревья наклоняются, будто вот-вот упадут. Хватаю одно, чтобы удержать его. – Только становится хуже. Каждый чертов день становится хуже. Я иду босиком, по снегу, в гору, а теперь посмотрим, чем еще в нее швырнуть, понимаешь? Самое обидное – я не вижу половины летящего в меня дерьма до тех пор, пока не почувствую его. – Мой голос надламывается; я снова сползаю на землю. Огромные слезы катятся по моему лицу. У Йена отвисает челюсть. – Моя жизнь – полный отстой, и я просто больше не хочу ничего чувствовать.
– Грэйс, мне жаль. Черт, мне так жаль.
– Ты все время это говоришь, но потом продолжаешь делать всякую хрень, требующую изв...изви...нений.
– Ладно, почему бы тебе не отдать мне эту бутылку? Ты заикаешься и едва стоишь на своих проклятых каблуках.
Уворачиваюсь, не давая ему дотянуться до бутылки.
– Я не пьяна. – Чтобы это доказать, делаю щедрый глоток виски.
– Ага, пьяна.
– Если бы я напилась, ты бы уже был на мне сверху.
Йен подскакивает на ноги, выхватывает бутылку из моей руки и разбивает ее о дерево.
– Заткнись. Просто заткнись к черновой матери, – кричит он на меня, только его голос дрожит.
Я удивленно моргаю. Ого. Йен порядком вышел из себя.
– Ой, что такое, Рассел? Не хочешь заразиться одним из моих венерических заболеваний?
– Грэйс, я серьезно. Заткнись.
Снова встаю.
– Когда я открыла глаза и увидела тебя, подумала, что я в безопасности. – Вытираю слезы с лица, потому что они жалкие. – Ты причинил мне больше боли, чем все остальные. – Нет, это я жалкая.
Он опускает глаза, сует руки в карманы.
– Да. Я прошу прощения за это. У меня были причины...
– Оправдания. Не причины. – Я пожимаю плечами, будто мне все равно, вот только мне не все равно. Мне далеко не безразлично, и, Боже, это больно.
Йен морщится так, словно я порезала его своим стеклянным другом. Куда он делся? Улетел туда, за этот... этот... Что это? Прищурившись, смотрю на куст, или дерево, или высокую траву – кто знает? – и едва не падаю лицом вперед.
– Грэйс. Грэйс? Эй, осторожней. Я тебя держу.
Я ощущаю такую легкость. Глянув вниз, замечаю, что Йен держит меня за руки, приподнимает. Смотрю ему в глаза, на его губы. Он крепче сжимает мои предплечья. Думаю, сейчас я ближе к нему, чем была прежде, достаточно близко, чтобы протянуть руку и провести пальцами по его скуле. Вдруг Йен прочищает горло.
– Грэйс, скажи мне кое-что. Если бы ты сделала то фото Зака, с его игровым лицом, каким бы образом оно все исправило? – Он указывает жестом на мою бутылку.
Ого, резкая смена темы разговора. У меня кружится голова. Мои плечи поникают. Ах, черт. Мне очень хочется вернуть свой осколок стекла.
– Никаким. Я уже его сделала. Ты видел, по...мнишь? Ты отобрал камеру, просмотрел все снимки на карте. Тогда ты в первый раз был жесток. – Это был первый или второй раз? Их было так много, что они начинают сливаться вместе. В один большой клубок жестокости. – Осколок. Хочу его обратно.
– Нет. Что не так с твоей фотографией?
Шлепаю его по рукам, но он не двигается.
– В полиции сказали, такой улики недостаточно для задержания. Пустая трата времени. Все непрасно.
– Напрасно?
Я так и сказала.
– Зак победил.
Йен открывает рот, потом закрывает. Опять открывает.
– Мне жаль.
Я смеюсь. Он забавный. Такой высокий и милый.
– Я думала, ты друг...ой.
Из-за этого Йен снова злится.
– Ты сама не знаешь, о чем говоришь.
– Я пре...красно знаю, о чем говорю. – Льну к нему. Мне хочется взъерошить ему волосы.
Глаза Йена округляются.
– Что, черт побери, ты хочешь сказать?
Каково будет? Запустить мои пальцы в эти темные волосы? Почувствовать его руки на моей коже? Его губы на моих губах? Ох, подождите. Практически забыла, что я уже знаю, каково это. Как я могла забыть про эту часть? Это моя любимая часть.
– Я хотела, чтобы ты позвал меня на свидание. Целую вечность хотела, но ты никогда меня не замечал.
– Замечал.
– Значит, ничего не предпринимал.
– Да, ну, теперь я замечаю тебя.
Прыскаю со смеху. Это только потому, что я пьяна и влюбляюсь в острые осколки стекла. Я устала. Очень устала. Веки будто свинцовые, поэтому я кладу голову Йену на плечо и закрываю глаза на мгновение. Внезапно его руки заключают меня в объятия. Он обнимает меня... крепко.
– Я должен был позвать тебя на свидание, – говорит Йен, сжимая еще крепче. – Я точно должен был позвать тебя на свидание.
Снова фыркаю, потому что... серьезно? Мне полагается в это поверить?
– Грэйс?
– Ммм. – С моей головой, покоящейся у него на плече, и его теплым дыханием на моих щеках, я вздыхаю. Наверно, это просто сон. Я отключаюсь, довольствуясь теплом и претворяясь, будто Йен действительно рядом.
– Грэйс?
Проклятье, почему мой сон такой громкий?
– Ты пойдешь со мной на свидание? В кино или еще куда-нибудь?
– Конечно, воображаемый Йен. Я пойду с тобой на свидание. Сделай прививки для начала. Против вшей, вакцину против шлюх.
Он еще крепче обнимает меня.
– Заткнись, Грэйс.
– Сновидения не должны на тебя кричать.
– Я – не сон, Грэйс.
– А должен быть.
Йен вздыхает; его дыхание щекочет мою кожу.
