ради спасения своей жизни, но торт был полностью покрыт. Может быть, Шей решит, что это дело рук Дженни. Это могло бы сойти за работу шестилетнего ребенка.
Когда запихивал все мерные стаканчики и лопаточки, которые у меня были, в посудомоечную машину, я услышал, как Дженни громко сказала:
— Нам пора спускаться вниз, Шей. Может быть, ты останешься на ужин. Это было бы очень весело.
Мне пришлось прижать руку ко рту, чтобы проглотить истерический смех от ее механического тона. Если Шей еще не подозревала, что что-то происходит, то теперь все было ясно.
— Это очень мило с твоей стороны, — ответила Шей, и в ее словах слышался смех. Она знала. Она точно знала. — Давай сначала поговорим с Ноем. Хорошо?
— Ной согласится, — уверенно заявила Дженни. — Обещаю.
Дженни спустилась на ступеньку, чтобы я мог видеть ее лицо, и показала мне большой палец вверх. Я уперся обеими руками в столешницу и поддался на эту уловку, спросив:
— Уже закончили? Над чем сегодня работали?
— Мы читали о кораблекрушении в гавани Ньюпорта, — сказала Дженни, когда они преодолели последнюю ступеньку, — и это может быть корабль знаменитого исследователя, а потом мы сделали несколько… С днем рождения, Шей!
Дженни подпрыгивала и пританцовывала, пока Шей переводила взгляд с плаката «С днем рождения» на стене на мою бессистемную попытку сделать торт и букет подсолнухов на столе. Я не был уверен, что они по-прежнему являются любимыми цветами Шей. У нас было много подсолнухов позднего сезона рядом с пчелиными семьями, и сегодня утром сорвать несколько штук казалось безопасной авантюрой.
Теперь я не был в этом уверен.
— Счастливого, счастливого дня рождения, — пропела Дженни, все еще держа Шей за руку, все еще подпрыгивая, как будто пол был батутом. — Я сделала плакат, и все буквы правильные. Видишь? А еще я сделала специальные тарелки. Ной помог мне написать твое имя по буквам. И есть торт, и у нас есть подарок для тебя и…
Шей уставилась на меня прищурившись, как будто не понимала, что здесь происходит.
— Ты все это сделал?
Я пожал плечами.
— Это твой день рождения. — Я ткнул большим пальцем через плечо, в сторону духовки, и добавил: — Мы с Джен просим тебя остаться на ужин, если у тебя нет других планов. Люди из службы доставки еды собрали что-то… — Не говори «особенное», не говори ей, что ты висишь на чертовом волоске, не говори «особенное», не дави на нее больше, чем уже есть, не говори «особенное». — …необычное. Для нас. Для тебя.
Да, никакого давления.
Ее губы разошлись, выражение ее лица смягчилось еще больше.
— О. — Шей быстро моргнула. Глаза заблестели. — Боже мой. — Слова были переполнены эмоциями. Она тяжело сглотнула, схватила крошечный бриллиантовый кулон на своем ожерелье и провела им по цепочке. Зип-зип-зип. — Это так мило с вашей стороны. — Она посмотрела вниз на Дженни, которая еще не перестала подпрыгивать. — Так мило, что вы оба подумали обо мне.
— Ты останешься? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста? — Дженни умоляюще сложила руки вместе. — Ты должна остаться. Скажи «да». Скажи «да»!
Шей провела рукой по волосам Дженни, встретившись с моим взглядом.
— С удовольствием.
Я хлопнул в ладоши, говоря:
— Джен, быстро проверь курятник. Потом мне нужно, чтобы ты поработала над своим салатом.
Я открыл шкаф, чтобы не смотреть на Шей. Чтобы не спросить, почему это вызвало слезы на ее глазах. Чтобы из меня не хлынул поток извинений.
— Волшебство салата. — Дженни пела это как джазовый джингл.
— Что я могу сделать? — спросила Шей.
Все еще спрятанный за дверцей шкафа, я вздохнул. Когда больше не мог там прятаться, я взял ненужную мне миску и поставил ее на столешницу.
— Возьми Шей с собой и покажи ей курятник.
Дженни взяла Шей за руку и сказала:
— Оставайся со мной. Я не позволю им клевать тебя.
Курятник не нужно было проверять. Ящики для яиц были пусты. Я знал это, потому что проверил их перед тем, как Дженни и Шей пришли из школы сегодня днем. Но мне нужна была минута, потому что я не мог дышать от необходимости сделать все правильно для Шей. Меня бы устроила любая ее реакция, кроме этой. Даже если бы она отклонила приглашение и вышла за дверь, я бы справился с этим без проблем.
Это… было по-другому.
Пока они были на улице, я достал из духовки несколько блюд и постарался привести их в презентабельный вид. За этот специальный заказ я задолжал доставщикам еды целую тонну свежего базилика.
Шей и Дженни вернулись, когда я откупоривал пробку от бутылки белого вина.
— Яиц нет, — объявила Дженни, в доказательство перевернув корзину вверх дном.
— Куры вели себя прекрасно, — добавила Шей.
Дженни покачала головой.
— Я бросила им печенье.
— Где ты взяла печенье? — спросил я.
— Я не знаю. Оно было у меня в кармане.
— Просто замечательно. — Мы обменялись с Шей взглядами. — Время творить твою салатную магию.
Шей устроилась на одном из табуретов на другой стороне острова, сцепив руки под подбородком, наблюдая, как Дженни забирается на другой табурет и приступает к работе.
— Я должна это увидеть, — сказала она.
— Это волшебство, — начала Дженни, — потому что я бросаю эти уродливые штуки в миску и смешиваю их, а потом они перестают быть уродливыми. И это вкусно. Магия.
Уродливыми штуками, о которых шла речь, были зелень салата, нарезанное яблоко, орехи. Заправка для салата. Немного сыра. Но я не возражал против театральной постановки, если в результате этого Дженни съест салат, не утопив его предварительно в майонезе.
Я протянул откупоренную бутылку.
— Вино? — спросил я Шей.
Она отмахнулась.
— Нет. Спасибо. На этой неделе я воздерживаюсь. — Она хихикнула себе под нос, отводя взгляд. — На прошлых выходных мне было более чем достаточно. Как ты, наверное, помнишь.
— Это случается с лучшими из нас — Мы не могли говорить ни о чем из того, что я помнил с той ночи. Я не мог вспоминать об этом, потому что невозможно было заснуть, не думая о ней в постели, и теперь я не мог смотреть на малину, не сравнивая ее с ее сосками. И я еще не нашел малину, которая нравилась бы мне больше. — Вода? Газировка? Пиратский сок?
— Пиратский сок, — повторила Дженни своим джазовым голосом.
— Воду пожалуйста, — ответила Шей. — Ты уверен, что я ничем не могу помочь? Я чувствую себя бесполезной.
— Ты только что провела последние два часа, обучая мою племянницу по доброте душевной, — сказал я, наполняя для нее стакан водой. — Не чувствуй себя слишком виноватой за то,
