обстоятельства сильнее тебя, и умные мысли никак не хотят рождаться. Так произошло и в тот момент. Из-за угла появились вооружённые люди, замелькал свет. Я стоял на «месте преступления», среди тел, словно «падальщик», обирающий мёртвых. Стоял неподвижно, держа в опущенной руке чужой рюкзак, с чужими вещами. И как назло, это были солдаты Метрополии, человек пять, грязные, уставшие, с покрасневшими глазами, давно не знавшими сна. «Вот чёрт» только и успел подумать я. Ну почему именно они? Почему сейчас, в такой момент? Представьте, какого стоять над убитыми товарищами загнанных, утомлённых и озлобленных людей, заставших вас за «этим» делом. Я мысленно был готов к скорой расправе.
Они не тронули меня. Опустили поднятое было оружие, равнодушно оглядели трупы и, повинуясь кивку старшего, пошли дальше. Я прикрыл глаза и вздохнул с облегчением. Уходя, последний из них посветил фонарём мне в лицо и сказал:
— «Ты можешь пойти с нами, старик».
Я отрицательно помотал головой.
— «Что у тебя там?» — спросил он, указывая на рюкзак.
— «Лекарства… для моего сына» — ответил я.
— «Им-то они уже точно не нужны, верно?!»
Снова я молча кивнул. Помедлив ещё секунду, он протянул руку. Понятный жест, не требующий слов. Я машинально отдал ему то, что могло спасти Джейка. Сплюнув на пол, он растворился в темноте, как и его товарищи. А с ним растворилась и моя надежда, вернее, мои силы лелеять эту самую надежду. Дальше идти я не мог. Стал возвращаться к Янису и Джейку. По пути чуть не нарвался на пулю. Земля под моими ногами осыпалась, шум привлёк внимание невидимого стрелка. Очередь прошла мимо. Я даже не испугался.
Янис пропал. Джейк сказал, он ушёл около часа назад, куда не знает. Выслушав мой рассказ, сын ободряюще похлопал меня по плечу. «Хорошо, всё будет хорошо», — сказал он…. Позже мы уснули. Когда я проснулся, Яниса всё ещё не было. Джейк лежал рядом… В руке пистолет, в воздухе запах порохового дыма… Откуда он у него? Я и не подозревал…
Его мать знает лишь только то, что я рассказал. Неправду. И я прошу вас не упоминать об этом в своей книге. Джейк умер в Юнхэгуне на Новом Пекине девятнадцатого мая, по общему календарю… умер от ран. Пусть так и будет.
Ли Во Джонг
— Маркус улетел на встречу с Борроу. Уверен, вы удивлены, что я это ему позволил, точнее настоял.
— Если честно, да.
— В отчаянные времена приходится принимать отчаянные решения. Когда шеф узнал об этом, то взорвался с грохотом пороховой бочки, но я стойко выдержал его праведный гнев. Успокоившись, он лишь проворчал «твоё решение» и отключил связь. Альери справится, я не сомневался в нём. Узнать, где сейчас оружие лишь полбеды, на этом наша работа не закончится, и я не намеревался оставаться в стороне. А для этого мне нужно было поправляться. Побороть болезнь и встать в строй. Когда Маркус возвратится с фактами и доказательствами, ЕСЛИ они окажутся верными, нам предстоит убедить вышестоящее начальство, выделить ресурсы и людей, для нейтрализации угрозы. Пусть для этого потребуется целый флот, пусть его перемещение оголит фронт или вообще поставит под удар один из наших миров, неважно. Никакая вероятность вторжения или высадки десанта и рядом не стоит с угрозой применения Лучевого оружия. Они это знали, мы все это знали. Нужно только представить убедительные доказательства. А дальше военные, наконец, получат возможность продемонстрировать весь свой, восхваляемые ими же, потенциал.
Мне становилось лучше, последствия контакта с вирусом всё менее и менее заметны. Самая острая фаза прошла, и врачи разрешили мне вставать с постели. По мере возможностей я включался в работу, тем более мы понесли ощутимые потери, многие из моих коллег находились в карантине, почти каждый день кто-то из них умирал, благо новых заболевших не было. Своевременные меры помогли остановить заразу, но помочь уже больным не всегда получалось. Даже со всеми современными средствами и достижениями медицины.
Работы было много. Контакты по линии обмена пленными, вывод из наиболее опасных зон гражданских, сортировка беженцев, просьбы или запросы на пропуск в воздушное пространство Пекина медицинских транспортников, для эвакуации раненых. Маленькими шагами, с проклятиями и страхом перед вероломством противника, мы созванивались, встречались, отправляли сообщения без надежды получить ответ и надеялись, надеялись, что есть возможность спасти кому-то жизнь и дать шанс. Всё, что не касалось непосредственно боевых действий, возложили на Комитет, правда сделали это с неохотой, но мы не жаловались, выполняли свою работу. Хорошо хоть на той стороне находились такие же трезвые головы. Судя по всему, мой брат был одним из них. Всё чаще я слышал его фамилию, видел документы с его инициалами, его упоминали в разговорах и сводках. Судя по всему, он работал не покладая рук. Пусть на «той» стороне, но всё же. В этом мне даже виделся некий символизм, два брата, пусть и сводных, заняты практически общим делом, имеют идеологические и политические разногласия. Но сохранили человеческий облик и не утратили человеческие качества, на фоне таких событий. Значит, нас хорошо воспитали. И неважно, что он выбрал «Сопротивление».
Понимаете, всё с чем нам приходилось работать, так или иначе, было связано с военными. Любой шаг согласовывался с ними. Любой контакт с противником, происходил на основе сводок с передовой. Возможности… мы искали их в самых незначительных сообщениях и рапортах. Шли на уступки. Предлагали и упрашивали. Доходило даже до того, что мы согласовывали с Союзом маршруты кораблей с гуманитарной помощью для гражданского населения, получив сведения от военной разведки о ситуации в том или ином районе подконтрольном Сопротивлению. Естественно, они соглашались. Наши генералы брызгали слюной и сквернословили, так что их адъютанты краснели, невольно пополняя свой словарь бранных выражений. Но на военное руководство давили политики и общественное мнение. Люди на центральных мирах по большей части требовали от правительства воевать цивилизованно и благородно. Даже здесь и сейчас прослеживалась чванливая заносчивость жителей Метрополии. Они требовали победы, жаждали наказать смутьянов, обрушить на их головы возмездие за отступничество, но желали сделать это «благородно», с позиции не только сильного, но и великодушного… Воистину в людях уживается невероятная жестокость и великое сострадание. Так уж мы устроены.
Именно поэтому Комитет был осведомлён о ходе боевых действий и ситуации на фронтах не хуже, чем аналитики Генерального штаба. Что знали или что планировали они, знали и мы. И это здорово нам помогало. Не без препон, но всё же. Именно поэтому я смог разглядеть, то что не смогли увидеть «великие»
