— Ты чего нос повесила? — негромко спросил её Илья.
— Мерещится всякое говно, — нехотя ответила Мёрси, чувствуя, как по ней ползает чей-то липкий сырой взгляд. Он пытался залезть ей в штаны, блудливо проникал под распахнутую куртку, как мёртвая потная ладонь. Он хотел выдернуть из брюк джинсовую рубашку и футболку, залезть прямо к голому телу и жадно стиснуть грудь… а потом на этой ладони выросли бы кривые жёлтые и кариесные зубы…
— Бл…дь, мне кажется, что на нас кто-то смотрит, — нервно оглядываясь, прошептала Мёрси. — Дрянь какая-то…
Она подняла с пола короткое весло. Наверное, в магазине были и бейсбольные биты, но искать их было уже некогда. Взгляд-ладонь был осязаемым. Мёрси чувствовала, как за спиной её учащённо дышит нечто мерзкое, трусливо отпрыгивающее в сторону, если оглянуться. Илья, наверное, тоже что-то почувствовал, потому что умолк и оглядывался, нащупывая нож. Он забыл вынуть кисть здоровой руки из петли лыжной палки, она лихорадочно брякала по полу. Илья тихо выругался и рывком вынул кисть из петли. Палка загремела, откатываясь в сторону. Туман становился гуще. Вот издалека донёсся хохот Сашки… нет, нет! Конечно же это был не он… он не смог бы издавать такие утробные, хриплые звуки! Визгливо кричала Анна, ругаясь и проклиная кого-то… и это тоже была не она!
— Га-а-а… — прохрипел кто-то совсем рядом. — Га-а-а…
— Да, бл…дь, заткнись ты! — заорала Мёрси, которую вдруг затрясло от ненависти и омерзения. — Заткнись, заткнись!
Она дёрнулась вперёд, совсем забыв об Илье. Ей хотелось прекратить все эти пакостливые штучки, от того, кто трусливо прятался в тумане. Ей хотелось столкнуться лицом к лицу — и бить, бить, бить! Лицо её раскраснелось, во рту появился привкус крови, волосы растрепались. Оскалив зубы, она пробежала несколько шагов и увидела, как в тумане что-то тёмное шарахнулось от неё в сторону. Не отдавая себе отчёта, Мёрси кинулась за этим нечто, издававшим хриплые и одновременно шипящие звуки. Мёрси зажала тварь в углу, где красиво развешены яркие футболки, купальники и прочие вещи из той, ушедшей навсегда жизни. Они смотрелись дико и нелепо… потому что, запутавшись в них, извивалось и страшно хрипело что-то голое, блестящее и мускулистое.
Мёрси размахнулась и с разгону изо всех сил врезала куда-то в самый центр мельтешащих тряпок и потного волосатого клубка мышц. Удар отбил ей руку, но она даже не обратила на это внимания. Где-то далеко-далеко, за миллионы километров, внутри неё, маленькая первоклассница Мёрси взывала к ней, крича, что, может быть, этот человек болен, что он может быть несчастен и испуган… что надо не трогать его… но её отчаянные вопли не имели сейчас никакого значения.
Мёрси ударила ещё раз… и весло вдруг вырвало из рук. Клубок тряпья развернулся, из него выдвинулась перекошенная от ярости морда. Из разинутой пасти на Мёрси дохнуло гнилью. Мёрси отскочила назад. Да, да! Да! Она сразу узнала это отвратительную харю! С мимолётным удивлением она почувствовала, что крепко сжимает рукоять ножа.
— Я узнала тебя, сволочь… — с ненавистью прошептала она, вглядываясь в прокисшие маленькие глазки. Голая тварь стояла перед ней, слегка пригнувшись. Под волосатой потной кожей перекатывались перекрученные узлы мышц. Огромный пенис торчал, как блестящий суковатый ствол деревца с содранной корой. С него капала жёлтая жидкость. Небритая морда ощерилась, по подбородку текли пузырящиеся слюни.
— Тварь гнилая… урод… — процедила Мёрси. Она неосознанно повернулась к твари вполоборота правым боком, выставив вперёд руку с ножом. Колени её были полусогнуты. Страха не было. Она была готова драться, как делали это бесчисленные поколения её предков. О, она удивилась бы, как часто этим безвестным девчонкам и женщинам, приходилось вот так — лицом к лицу, встречать гнусь.
— Ну, иди сюда, извращенец… я тебе, сволочь, покажу «пи…ду»! Ну, чего? Что, уже не хочешь меня, гадёныш? Сифилитик вонючий!
— Тебе пон-ра-вит-ся, — прочавкало существо, словно рот его был набит червями. Мёрси так и не могла даже мысленно назвать его мужиком, мужчиной. Нет, это был самец какой-то немыслимо отвратительной породы, гнездящейся в мозгах извращенцев. Наверное, в глубине души они все представляют себя такими — мускулистыми, волосатыми, потными… наводящими ужас на маленьких девочек, и, — уж, конечно же! — с именно такими гигантскими корявыми членами.
— Я тебе все кишки насквозь про…бу! — прохрипело существо, делая шаг вперёд.
Илья«Вот и началось!» — мелькнуло в голове у Ильи, пытающегося идти вперёд с ножом в здоровой руке. Проклятая левая рука годилась только на то, чтобы опираться на палку. Когда-то Илья спросил у хирурга, не проще ли не мучить инвалида болезненными и бесполезными операциями, а просто ампутировать ему скрюченную левую кисть. «Сейчас, говорят, есть вполне приличные протезы!» — сказал он после особенно болезненной перевязки, утирая с лица пот и слёзы. «Ну, милый! — ответил весёлый очкастый малый, предоставив перевязочной медсестре закончить работу. — Своё — оно и есть своё. Да и наука вперёд движется! Может, через пару лет такие родовые травмы будут в сельских клиниках запросто оперировать, а ты будешь локти кусать. Понял? Леночка, воткни-ка ему сейчас «тройчатку»… и на ночь тоже». Обессиливший Илья чувствовал, как вот-вот разрыдается от боли. Чёрт, они не понимают! Протез не болит! Протезу можно ломать пальцы, тянуть жилы, выкручивать суставы и резать ножом! Он ничего не чувствует!.. «Ты кричи, когда больно. Что ты всё в себе держишь?» — сказала жалостливая Леночка. Но Илья не мог орать, как другие. Ему почему-то было стыдно… но при этом он никогда не считал себя более терпеливым, чем остальные. Перед болью были равны все, — и каждого она ломала по-своему…
Ухватившись правой рукой за палку, стараясь не потерять при этом нож, он торопился дойти до отдела теннисных товаров, где сейчас Мёрси лицом к лицу столкнулась с чем-то омерзительным и страшным. Секунды падали, как пудовые гири… и каждая из них могла стать последней в жизни хмурой красивой девчонки с такими удивительно внимательными серыми глазами.
Проклятая палка скользнула по поверхности пола, но Илья уже был у прилавка. Благодарение Богу, прилавок не был застеклён, иначе Илья просто пробил бы рукой с ножом это чёртово стекло, под которым магазины так любят раскладывать мелкие товары. За спиной что-то не то скрипнуло, не то отломилось… Илья вдруг понял, что уже несколько секунд слышит испуганные голоса и топот ног. Он поднял голову, стараясь опираться бёдрами на прилавок…
…хоть бы он не заскользил по полу…
…я грохнусь… я грохнусь вместе с этим чёртовым прилавком…
…Чип и Дейл спешат на помощь…
…мама, это урод? Нельзя так говорить, деточка!..
… разъярённая Мёрси стояла к нему вполоборота.
— Я тебе все кишки насквозь про…бу! — прохрипело существо, делая шаг вперёд.
— Вырву его с корнем, — звенящим голосом, но удивительно спокойно сказала Мёрси.
Илья чувствовал себя полным идиотом. Он приковылял аж целых шесть шагов на помощь, проделав этот путь со скоростью и грацией годовалого ребёнка. Он ринулся спасать Мёрси от мускулистого, потного и волосатого мужика с огромным членом, поражённым не то проказой, не то сифилисом. Тугие мышцы этого поганого Приапа напряглись… ещё секунда и…
«Мамка, дай хлеба! Мы на речку пойдём! Илья с нами пойдёт!» «Соли возьми, а то опять забудешь!» «Не-е… не забуду… я даже перец взял!» — весело и чётко прозвучало в голове. Илья успел только слабо удивиться тому, что кто-то новый появился в магазине и переговаривается такими счастливыми беззаботными голосами… а его правая рука уже перехватила лезвие, мгновенно определив центр тяжести ножа, безошибочным движением, с короткого замаха метнул нож в тварь. С короткого, потому что его чудесная, любимая, замечательная и единственная здоровая рука… не рука конечно, а он сам… он сам?!. понимали, что времени для сильного замаха из-за плеча, из-за правого уха, времени для точного прицеливания — уже не осталось.
Илья метнул нож сильно и уверенно, как когда-то, двадцать с лишним лет назад он кидал и кидал любимый нож брата в стену сарая. Он тренировался до одури, он просил братьев держать язык за зубами… а потом, на рыбалке, сидя в инвалидной коляске, он торжествующе поочерёдно метал нож и три заточенных под финки напильника, каждый раз попадая в ствол наклонившейся над водой берёзы. Мальчишки прыгали от восторга, братья гордо бегали вытаскивать воткнувшиеся в кору лезвия и отнесили их обратно Илье… и победно смотрели по сторонам — вот он, братан наш, Илюшка, какой! Пусть только кто-нибудь сунется! А Илья, метнув в последний раз все четыре ножа, внезапно заплакал. Молча, не всхлипывая. И все сделали вид, что не замечают…
