А. Меньшиков (актер Театра им. Вахтангова, бывший работник Театра на Таганке): «Всю ночь с 27 на 28 июля Шнитке и Любимов монтировали фонограмму…»
О. Терентьев — в 1979–1980 годах работал с рукописями Высоцкого: «Мне надо было быть в театре в пять утра, потому что была идея включить фонограмму Высоцкого через колонки на улицу, но это запретила милиция».
Д. Гельфонд: «Поздно вечером стали собираться люди. Стояли у театра. Но в час ночи их разогнали поливальными машинами… Эти «поливалки» ходили по кругу на Таганской площади. И кто-то за ними сбегал. Сразу же после этого — в половине второго ночи — привезли металлические заграждения, перегородили всю Радищевскую. Толпу — а уже было очень много народу — согнали вниз, к 23-й больнице».
Н. Тамразов: «В четыре часа утра вынесли гроб. Внизу была небольшая панихида. Простились родные, близкие, соседи… Гроб поставили в реанимобиль, а мы поехали за ним. Такой колонной и приехали в театр».
М.Влади: «Гроб ставят в большом холле дома, чтобы все могли с тобой проститься.
В пять часов утра начинается долгая церемония прощания. Среди наших соседей много артистов и людей, связанных с театром. Они идут поклониться тебе. И еще — никому не известные люди, пришедшие с улицы, которые уже все знали. Москва пуста. Олимпийские игры в самом разгаре. Ни пресса, ни радио ничего не сообщили. Только четыре строчки в «Вечерке» отметили твой уход. Мы уезжаем из дома на «скорой помощи» с врачами реанимации, которые так часто вытягивали тебя».
И. Шевцов: «Вынесли гроб, поставили в холле… Оксана стояла одна. Почему-то к ней никто не подходил, просто не до нее было… Я подошел к ней, мы стояли вместе. Потом она села в реанимобиль».
А. Макаров: «Вначале мы думали, что и на кладбище повезем Володю на реанимобиле, но нам не разрешили…»
Л. Сульповар: «Это была наша машина из Склифосовского… Мы сами договорились и сняли одну машину с линии… Я позвонил и попросил… Ребята сами приехали…
В подъезде дома — панихида. Были самые близкие: мать, отец, Марина Влади, сыновья, Людмила Абрамова, родственники и друзья… Поставили гроб, играл небольшой оркестр студентов консерватории. Там рядом их общежитие… А потом на реанимобиле мы перевезли Володю в театр.
Реанимобиль — и целая кавалькада машин».
М. Влади: «Мы приезжаем в театр, где должна состояться официальная церемония…»
Н. Тамразов: «Народу у театра уже было много. Заграждения и милиция…»
В. Янклович: «Привезли в театр, убирали стулья, устанавливали гроб…»
Н. Тамразов: «Гроб установили на постамент».
М. Влади: «Любимов отрежиссировал твой последний выход: сцена затянута черным бархатом…»
В. Янклович: «До начала прощания было еще много времени. Марина все это время была в кабинете Любимова».
И. Шевцов: «Гроб уже установили на сцене… Одними из самых первых пришли Н. Губенко и Ж. Болотова. В зале почти никого не было. Они два часа сидели, не вставая».
М. Влади: «Я поднимаюсь в кабинет Любимова. Он бледен, но полон решимости. Он не отдаст эту последнюю церемонию на откуп чиновникам. Он хочет, чтобы говорили только друзья. В конце концов официальные лица сдаются. Никакой неискренности не будет…»
И все же на панихиде выступил и официальный представитель Министерства культуры…
Ю. Любимов: «Я очень резко сказал… И они отступили. Я просто старался, чтобы люди смогли прийти и проститься…»
В. Шехтман: «Петрович хотел, чтобы народ шел три дня и три ночи… Чтобы все, кто придут, смогли попрощаться…»
Ю. Любимов: «Чтобы был порядок, чтобы не было Ходынки… Я хотел, чтобы гроб стоял на сцене, на подмостках, на которых Владимир играл. Это такая старая театральная традиция. Вот и все».
Д. Гельфонд: «Ведь вполне могли вообще разогнать людей, — вот тут Юрий Петрович и потребовал. Милиция пробовала убрать большой портрет Высоцкого — он был выставлен в окне буфета на втором этаже, — но и тут Любимов настоял на своем».
А. Макаров: «Сначала дали разрешение на то, чтобы гроб стоял в театре столько, сколько будут идти люди. Но когда увидели сколь- к о людей идет, несмотря на закрытый из-за Олимпиады город…»
По непроверенной версии, Любимов просил отменить вечерний спектакль «Мастер и Маргарита», чтобы продлить прощание, но разрешение не получил..
Алла Баранова — инженер: «Мы переживали, что, кроме нас, у театра никого не будет… Поехали, как только открылось метро. Около театра уже стояло человек сто…
Из статьи «Прощание отменено»— «Сельская молодежь», № 1, 1988 — без подписи (в дальнейшем — «Прощание…»):
«…Я поднялась по эскалатору станции метро «Таганская». Площадь еще была пуста, но под стенами станции толпились, переговаривались, посматривая на подъезд театра, там стояла сплоченная колонна — те, кто пришел сюда с ночи, самые преданные и самозабвенные.
Всю ночь они поддерживали огонь поминальных свечей… Площадь еще была пуста… но уже подъезжали с разных сторон военные грузовики с крытым верхом, уже по всему периметру колонны выстроился милицейский патруль… и я двинулась вслед за другими искать конец очереди к Высоцкому».
A. Баранова: «В очереди переписывали от руки последнее стихотворение Высоцкого «И снизу лед…»
B. Гордеев — журналист: «Из «Таганской» уже не выпускали, мы вышли на «Курской»… Добежали до конца очереди. Милиционеры успокаивали: говорили, что все смогут пройти, что такой приказ…
Вначале в очереди было свободно, люди переходили от одной кучки к другой. Из портативных магнитофонов пел Высоцкий. Из рук в руки передавали фотографии…»
А. Штурмин: «Любимов сказал мне, что Володе, наверное, было бы неприятно, если бы в театре была милиция…
— Нельзя ли, чтобы ваши ребята поддержали порядок? Вдруг кому-то станет плохо… Или еще что…
И рано утром я привез ребят (из школы каратэ), — они все время дежурили в театре. Правда, милиции все равно было много…»
B. Золотухин: «…В день похорон часам к девяти (?) приехал шеф и встретил Янкловича (который ни за какую организацию: улица, театр, транспорт, разумеется, не отвечал — он был всегда с Володей) и набросился на него:
— Меня не пустили, вы понимаете, не пропустили к театру! А с этой стороны должен подъехать Ульянов. Как же он пробьется сквозь этих долдонов?!
И Валерка, не задумываясь: «Да Ульянова-то знают. Его пропустят. Что вы волнуетесь за Ульянова?» Шеф обалдел».
«Прощание…»: «…Рядом со мной появился грузовик. Он медленно полз вдоль очереди. Двое были в кузове, двое — внизу, на подхвате. Те, что наверху, вынимали из кузова металлические оградки… а те, что внизу, быстро их устанавливали. Не прошло и нескольких минут, как очередь была схвачена железным ремнем: только впереди еще оставался проем. Я ринулась туда, чтобы не оказаться «за бортом», — и вовремя, потому что за мной окончательно «захлопнулись двери».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
