Я слышала, как за стенкой передвигают мебель. Какого черта Линда там затеяла? Я зевнула и потрясла головой, чтобы проснуться окончательно.
Бррррриннг! Как всегда душераздирающе взвыл дверной звонок. Брринг! Брринг! Брринг! Похоже, это не толстяк-почтальон. И надеюсь, что не Алекс. Я кое-как натянула халат и пошла открывать. Из гостиной высунулась лоснящаяся физиономия Линды. Видимо, она беспокоилась, как бы я не нарушила нашу договоренность. Я успокаивающе помахала ей и заглянула в щель почтового ящика. Это был Энгус.
— Что случилось?
— Я могу войти?
Я помедлила.
— А зачем?
— Впусти, тогда скажу.
— А если это двойной блеф?
— Ты о чем?
Я и сама не знала, о чем это я, так что пришлось открыть дверь и впустить его. Ехидная улыбка слиняла с лица Энгуса, едва он увидел мою мрачную физиономию.
— Что с тобой стряслось? Выглядишь так, будто всю неделю плакала.
— Какая прозорливость. Что ты здесь делаешь? Тебе разве не нужно готовиться к свадьбе? — Я поежилась. — Или ее отменили?
— Насколько я знаю, нет.
— О…
— Ты что, только проснулась?
— Да. Извини. Килт у тебя классный. Кофе хочешь?
Энгус посмотрел на часы.
— Ну давай. Привет, Линда!
Линда издала писк рассерженной мыши и исчезла.
— Меня здесь быть не должно, — шепотом объяснила я. — Я обещала ей, что сегодня смотаюсь.
— Потому что идешь на свадьбу.
— Не иду я ни на какую долбаную свадьбу.
Энгус прошел за мной на кухню.
— Гм, вообще-то идешь. За этим я и здесь. Захватить тебя. Ты должна поехать со мной.
Я поставила чайник на плиту.
— Извини. Как бы я ни хотела помочь тебе, во-первых, я совершенно точно никуда не еду, во-вторых, я вообще не приглашена.
Энгус будто не слышал. Пока я ставила чайник и искала кофе, он вынул чашки, насвистывая бодрый мотивчик. Наконец мы сели. Только тут я поняла, что кухонный стол исчез. Я лишь рукой махнула: в моей жизни и так хватает странностей. Например, я завтракаю с мужчиной в юбке.
Энгус все свистел и свистел, пока я не взбеленилась:
— Хватит! Не пойду я на свадьбу, сколько бы ты тут ни высвистывал.
Он и не думал прекращать.
— Я должен привезти гостью.
— Вот и захвати Кайли Миноуг.
Энгус снова присвистнул.
— Держу пари, Алекс туда не сунется, — сказал он и задумчиво глотнул кофе.
— Мне-то что.
— И Фран тоже.
— Плевать.
— Ладно, переодевайся. Я взял напрокат машину, так что дорога много времени не отнимет.
— Она нисколько времени не отнимет. А теперь уматывай и оставь меня в покое. — Я скрестила руки на груди. — И хватит наконец свистеть.
Энгус послушно умолк и сидел, выжидательно глядя на меня.
— И вообще, зачем я тебе? Я не собираюсь запускать эти дурацкие дымовые шашки.
Он пожал плечами:
— Просто хочу, чтобы ты поехала. И я думаю, так надо. И я хочу, чтобы ты поехала со мной.
Мое сердце забилось чуть быстрее.
— Это будет черт знает что. Все узнают, что мой парень свалил к моей лучшей подруге.
— Не узнают — это раз; всем на это начхать — это два.
— Аманда лопнет от смеха.
— Думаю, у Аманды своих забот хватает. Согласна?
— Допустим… Нет, Энгус, я не могу. Не могу смотреть, как два человека дают друг другу обеты, или как это там называется, и как они проводят самый счастливый день в своей жизни, когда сама я словно в аду. Я просто буду сидеть там и обливаться слезами. А этим можно заниматься и дома. Я начну шмыгать носом, когда им надо будет сказать «да», и залью слезами весь свадебный пирог.
— Было бы очень даже неплохо, — заметил Энгус.
— Не дразни меня. Я не еду, и все. Я отправляюсь к маме поболтать о выпечке, а там, глядишь, и съем что-нибудь.
Энгус кивнул:
— Ты едешь.
— И как ты этого добьешься — похитишь меня?
— Ты должна поехать. По двум причинам. Во-первых, чтобы высоко поднять голову и сказать: «С этой мурой покончено, сами видите — я в полном порядке, тра-ля-ля». Так надо. Пересиль себя. Ты потом всю жизнь будешь этим гордиться.
Гм.
— А другая причина?
— Другая… Я правда очень хочу, чтобы ты поехала. Поехала со мной. И ты это знаешь. И все-таки спрашиваешь. Значит, ты меня дразнишь. А стало быть, не в такой ты депрессии, чтобы не вылезать из дома. Вывод: ты едешь.
Мы долго смотрели друг на друга. Я отвернулась первой. Мое сердце колотилось все сильнее и сильнее.
— Я… Э-э. Мне нечего надеть.
Энгус разулыбался во весь рот, поняв, что я капитулировала.
— Езжай в халате, я не против.
— Еще бы, ты же в юбке.
— Да надевай что угодно. Мне все равно. Ты в любом наряде хорошенькая.
Он считает меня хорошенькой? Я вдруг улыбнулась.
— Ну что ж… Посмотрю, может, что-нибудь найдется.
Энгус кивнул с таким видом, точно и не сомневался в исходе разговора. Впрочем, возможно, так оно и было.
— Отлично. А я пока заварю чай. Линда, хочешь чаю? Мы скоро уходим.
— Нет, спасибо, — послышался приглушенный голос. Почти сразу раздалось нечто похожее на стук молотка. Что она там устроила такое, черт возьми?
Очутившись в комнате, я села на кровать и погрузилась в глубокие раздумья. Стремление, нет, желание… в общем, срочно хотелось что-то сделать, что-то предпринять… Это чувство нарастало во мне, как прилив. Даже желудок урчал от возбуждения.
Я соврала, сказав, что мне нечего надеть. У меня было парчовое платье цвета тутовых ягод, я отдавала его в чистку неделю назад, когда мы с Алексом готовились… ха. Я влезла в платье, ноги сунула в туфли с пуговками в духе двадцатых годов. Шляпки не было, но я отыскала подходящую по цвету ленту, чтобы перевязать свои кудри. Одеваясь, я бросила быстрый взгляд в зеркало. Щеки горели, глаза сверкали. На этот раз я и вправду выглядела хорошенькой. Отлично.
Энгус терпеливо ждал меня.
— Вот это да! Выглядишь сногсшибательно! — вырвалось у него.
— Большое спасибо. Ты тоже ничего, — ответила я.
Его ладная, крепкая фигура действительно на удивление хорошо смотрелась в килте.
— Как думаешь, может, мне позвонить твоей матери и предупредить, что ты не приедешь?
Господи, я и забыла о ней!
— Нет, не советую. Если, конечно, не хочешь, чтобы испанская инквизиция учинила тебе допрос, кто ты такой и зачем похищаешь старшую дочь.
Я позвонила ей сама. Мама накупила целую гору продуктов по случаю моего приезда, но ее так обрадовало известие, что я все-таки иду на свадьбу, что обижаться она не стала.
— Кто знает, может, ты встретишь там хорошего молодого человека, — сказала мама.
Я взглянула на Энгуса, мывшего кофейные чашки, и согласилась:
