— Леди? — Мистер Темпл неуверенно поднял глаза. — Ах да, леди. Конечно. Немедленно? Это мне не очень удобно. Это действительно так срочно?
— Они сказали не терять времени, сэр, — ответил мистер Эгг.
Мистер Темпл что-то промямлил, встал, казалось размышляя, стоит ли убрать бумаги со стола, наконец сгреб их все в раздувшийся портфель и застегнул его.
— Позвольте, я понесу, сэр, — сказал Монти, хватая портфель, и быстро вывел мистера Темпла наружу. — Они, кажется, все еще в галерее, но суперинтендант сказал, не будете ли вы любезны подождать его пару минут в привратницкой. Вот мы и пришли.
Он поручил мистера Темпла и его портфель заботам привратника, который был слегка удивлен, увидев мистера Эгга в академическом облачении, но, услышав про суперинтенданта, решил смолчать. Мистер Эгг поспешил через двор и галерею и бегом поднялся к мистеру Рэдкотту.
— Прошу прощения, сэр, — обратился он, запыхавшись, к этому молодому джентльмену, — а что такое фи-книга?
— Фи-книга, — ответил слегка удивленный Рэдкотт, — это такая книга, которую бодлеанский библиотекарь считает оскорбительной для изысканных чувств; какой-то допотопный юморист отнес эти книги в каталоге к греческой букве «фи». А что?
— Понимаете, — сказал мистер Эгг, — я только что подумал, как легко кому угодно войти в Бодлеанскую библиотеку, переодеться в дальнем углу, скажем, в Зале герцога Хамфри, выйти, совершить убийство, вернуться, переодеться обратно и снова выйти. Никто не помешает человеку войти опять, если видели, как он — или она — выходил перед этим, особенно если он уже входил в библиотеку в этом обличье. Достаточно переодеться и надеть магистерскую мантию.
— И на что же вы намекаете?
— На эту леди, которая была в галерее во время убийства. Мистер Темпл говорит, что она сидела за его столом. Но не странно ли, что мистер Темпл специально привлек к себе внимание, попросив фи-книгу именно сегодня? Если он был когда-то членом этого колледжа, то он знает, каким путем мистер Гриби возвращается с лекции; вероятно, мистер Темпл имел зуб на мистера Гриби из-за того старого происшествия, в чем бы оно ни заключалось. И про нишу в стене он тоже знал. И у него с собой портфель, в который легко влезет дамская шляпка и юбка, достаточно длинная, чтобы спрятать брюки. И зачем он в такой жаркий день в плаще, если не для того, чтобы скрыть верхнюю часть своего наряда? Не то чтобы это было мое дело, но, э-э, я позволил себе задуматься над этим. Я оставил Темпла под присмотром привратника, и портфель тоже.
У мистера Эгга едва хватило дыхания на эту тираду. Рэдкотт изумленно уставился на него.
— Темпл? Мой дорогой, да вы тоже свихнулись. Он же всегда признается — и в этот раз признался, — не скажете же вы…
— Может быть, я и не прав, — сказал мистер Эгг. — Но ведь есть басня про мальчика, который так часто кричал «Волк!», что никто ему не поверил, когда волк наконец-то пришел! В «Справочнике коммивояжера» есть афоризм, который я всегда с удовольствием перечитываю. Он гласит: «Искусство коммивояжера — не ошарашить в разговоре, ведь если вид у правды странный, то все сочтут ее обманом». Тонко подмечено, правда?
ДОРОТИ Л. СЭЙЕРС
Толбойз[82]
— Отец!
— Да, сын мой.
— Вы помните эти персики мистера Паффета, большущие, прямо огромные, которые вы мне сказали не рвать?
— Да?
— Вот я их рванул.
Лорд Питер Уимзи перевернулся на спину и в ужасе уставился на своего отпрыска. Его жена отложила шитье.
— Что за хулиганство, Бредон! Бедный мистер Паффет собирался выставить их на цветочной выставке[83].
— Ну, мамочка, я не специально. Это на спор.
Ограничившись таким своеобразным объяснением, мастер Бредон Уимзи снова обратил свой честный взгляд на отца. Отец застонал и сел.
— И что, обязательно ставить меня в известность? Я надеюсь, Бредон, что из тебя не вырастет зануда.
— Понимаете, отец, мистер Паффет меня увидел. И он собирается зайти к вам на пару слов, только чистый воротничок наденет.
— А, понятно, — с облегчением сказал его светлость. — И ты решил, что лучше разобраться с этим делом сейчас, пока версия другой стороны не разгневала меня еще сильнее?
— Если вы не против, сэр.
— Это, по крайней мере, разумный подход. Хорошо, Бредон. Поднимись в мою спальню и приготовься к экзекуции. Трость за туалетным столиком.
— Да, отец. Вы ведь скоро придете, сэр?
— Я оставлю тебе ровно столько времени, сколько нужно, чтобы осознать содеянное и раскаяться. Вперед!
Нарушитель поспешил в направлении дома и скрылся из виду, экзекутор же тяжело поднялся на ноги и неторопливо зашагал следом, грозно закатывая рукава.
— О боже! — воскликнула мисс Кверк. Она в ужасе смотрела сквозь очки на Гарриет, которая безмятежно вернулась к своим лоскуткам. — Но вы ведь конечно же не позволите ему хлестать тростью этого малютку?
— Позволю? — Вопрос позабавил Гарриет. — Вряд ли это подходящее слово.
— Но, Гарриет, милая, так же нельзя. Вы не понимаете, как это опасно.
Он может необратимо травмировать мальчика. Надо переубеждать этих маленьких людей, а не ломать их дух жестокостью. Когда вы так унижаете ребенка и причиняете ему боль, вы заставляете его чувствовать себя беспомощным и неполноценным, и все это подавленное возмущение прорвется потом самым необычным и ужасающим образом.
— Да я не думаю, что он возмущается, — сказала Гарриет. — Он привязан к своему отцу.
— Ну если так, — парировала мисс Кверк, — то это какой-то мазохизм, и его надо прекратить, то есть плавно увести в другом направлении. Это противоестественно. Как можно испытывать здоровую привязанность к тому, кто тебя бьет?
— Не знаю; но так часто бывает. Мать Питера лупцевала его шлепанцем, и они всегда были лучшими друзьями.
— Если бы у меня был собственный ребенок, — сказала мисс Кверк, — я бы никому не позволила и пальцем его тронуть. Всех моих маленьких племянников и племянниц воспитывают по современным просвещенным принципам. Они даже не знают слова «нельзя». Вот посмотрите, что получается. Именно потому, что вашему мальчику сказали не рвать персики, он их сорвал. Если бы ему не запретили, он бы не был непослушным.
— Да, — сказала Гарриет, — я думаю, так оно и есть. Он бы все равно сорвал персики, но непослушания в этом бы не было.
— Вот именно! — торжествующе воскликнула мисс Кверк. — Видите: вы выдумываете преступление, а потом наказываете за него бедного ребенка. К тому же если бы не запрет, он бы оставил фрукты в покое.
— Вы не знаете Бредона. Он ничего не оставляет в покое.
— Конечно, — сказала мисс Кверк, — и не оставит, пока вы будете окружать его запретами. Он берет чужое в знак протеста.
— Ну, он нечасто так протестует; с другой стороны, конечно, трудно отказаться от спора с таким большим мальчиком, как Джордж Уоггет. Я думаю, это был Джордж, как всегда.
— Несомненно, — заметила мисс Кверк, — все деревенские дети воспитаны в атмосфере придирок и ответного протеста. Такие вещи заразны. Демократические принципы — это прекрасно, но я не думаю, что разумно допускать контакт вашего мальчика с заразой.
— Вы бы запретили ему играть с Джорджем Уоггетом?
Мисс Кверк была начеку:
— Я никому бы ничего не запрещала. Я попыталась бы подыскать ребенку более подходящую компанию. Можно было бы стимулировать заботу Бредона о его маленьком братишке, это дало бы полезный выход его энергии и позволило бы ему чувствовать свою значимость.
— Ой, да он и так очень добр к Роджеру, — спокойно сказала Гарриет. Она подняла глаза и увидела, как наказующий и наказанный выходят из дома, взявшись за руки. — По-моему, они большие друзья. Бредон был очень горд, когда его повысили до трости; он считает, что это благородно и по-взрослому… Ну, разбойник, сколько тебе досталось?
— Три, — доверительно сказал мастер Бредой. — Ужасно сильных. Один за хулиганство, один за то, что был таким ослом, что попался, и один за то, что в жаркий день немо-верно всем мешал.
— О господи, — сказала мисс Кверк, сраженная подобной безнравственностью. — А ты сожалеешь, что сорвал персики бедного мистера Паффета и ему не достанется приза на выставке?
Бредон посмотрел на нее с удивлением.
— Мы с этим закончили, — сказал он с ноткой возмущения в голосе.
Отец решил, что стоит вмешаться.
— В этом доме такое правило, — объявил он, — после того как нас отхлестали, больше ничего говорить нельзя. Тема выводится из обращения.
— Ох, — сказала мисс Кверк. Она все еще чувствовала, что надо как-то поддержать жертву жестокости и смягчить психологические последствия. — Раз ты хороший мальчик, не хочешь теперь посидеть у меня на коленях?
