"Это не то, что я имею в виду, и ты это знаешь. Мне нужен быстрый способ выбраться из этого вонючего места, но такой, чтобы я был скрыт. За этими зданиями должна быть тропа или что-то вроде того".
"И оставить своих дорогих друзей? Тиск-тиск."
"Не качай на меня головой, Пипкин! Я посажу тебя на кладбище и похороню заживо, если ты мне не поможешь!"
Глаза Верна закатились, и его пробрала очередная дрожь. Он сглотнул, но у него не было рук, чтобы вытереть подбородок. Уэб и раньше видел мужчин в таком состоянии, одержимых проклятием зомби-вуду. Впрочем, долго это не продлится. В конце концов мозг Верна превратился бы в черный пудинг, а кровь застыла бы в сердце. Когда глаза Верна прояснились, он посмотрел на Уэба, и его лицо исказила ухмылка, превратившая его в карту-джокер.
"Я не могу спасти тебя, - сказал Уэб, - но я могу дать тебе быструю и легкую смерть, вместо того чтобы позволить тебе страдать от этой. А теперь..."
" Таинственная смерть!" крикнул Верн, - "кто за один час может так облагородить золото жизни и своим божественным искусством превратить смертную слабость в бессмертную силу!"
Уэб моргнул. "Что, черт возьми, это значит?"
"Это Луиза Мэй Олкотт, сэр".
"Кто?"
"Великий поэт. Она писала, как ангел, сошедший с небес".
Уэб снова моргнул. "Да мне плевать на чертово писание, написанное черствой шлюхой, идиот!"
Он подошел к Верну и приставил ствол пистолета к его подбородку. Плоть Верна представляла собой летнее облако, испещренное скоплениями вен, похожими на пауков-длинноногих папаш. Обрубки конечностей сочились черной жижей, куски испорченного мяса стекали со сломанных, торчащих костей.
Веб поднял золотую капсулу.
"Пошевеливайся, гробовщик. Давай вернемся к той тележке. Мы и труп старика Джаспера уберемся отсюда к чертям собачьим".
ГЛАВА XXX
ОСЕЧКА.
У Рассела был четкий выстрел в Глена Амарока, но винтовка Генри Сетимика подвела его: пуля так и не вылетела, когда он нажал на курок. Он попытался выстрелить еще раз, но осечек было только больше, поэтому он бросил винтовку и выругался.
Битва оборотней теперь была односторонней. Гленн резал Бирна и бил его головой о землю, словно пытался расколоть его череп пополам. Рассел должен был что-то предпринять, и сделать это быстро.
Он посмотрел на окровавленный скальп Диллона Боуди и вспомнил слова Сетимики о его временной силе. При этой мысли его лицо осунулось, но он снял шляпу и положил ее на землю.
"Господи... "
Он положил скальп на голову, как напудренный парик, и тот прилип к его волосам. Он вытер кровь, которая капала ему на лоб.
Это безумие, подумал он. Этот мир сошел с ума и забрал меня с собой.
Он выхватил дубинку из челюстной кости и направился к койотам, его сердце колотилось. Если магия кайова не сработает, он, конечно, умрет, но если он будет сидеть и ждать, пока она проявится, может быть слишком поздно, чтобы спасти Бирна. И вот Рассел подбежал к Гленну сзади, высоко подняв челюстную кость в обеих руках, и, обрушив ее на массивную голову Гленна, Рассел почувствовал, как в его мышцах что-то сдвинулось, как будто он внезапно помолодел, вернув себе силу молодости, а потом и силы. Дубина опустилась, зубья лося вонзились в голову Гленна и отбросили его от Бирна. Гленн упал, но быстро поднялся, и когда он увидел маршала, его лицо застыло от шока.
Рассел чувствовал изменения, произошедшие с Гленном. Его тело дергалось и пульсировало, а когда он посмотрел на свои руки, из их тыльной стороны, словно черви, выполз коричневый мех. Его кости стали горячими, а живот - голодным. Он с особой ясностью почувствовал запах крови.
Гленн не терял времени. Он сделал выпад, и Рассел налетел на него, замахнувшись дубинкой на плачущие раны койота. Гленн вскрикнул и повернулся, но Рассел был быстрее, заряженный внезапной силой своего вновь обретенного волчьего облика, и дубина врезалась в зубы Гленна, а когда он упал вперед, Рассел бил по нему снова и снова, пока дубина не расколола челюсть надвое.
Если бы Гленн был в человеческом обличье, Рассел сделал бы все возможное, чтобы соблюсти закон и доставить разбойника живым. Но пытаться затащить огромного оборотня в камеру казалось смехотворным. Можно ли вообще считать убийство Гленна убийством человека? Он снова посмотрел на свои руки, увидел толстые желтые когти и черные подушечки лап. Считается ли он больше человеком? Был ли это представитель закона, уничтожающий преступника, или просто две большие собаки, дерущиеся на улице? Когда дело касалось животных, разве человеческие законы все еще имели значение?
Гленн корчился в грязи, держась за голову, между пальцами которой сочилась кровь. Волосы на его спине начали редеть, погружаясь в плоть и показывая, как много у него ран. Его позвонки сместились. Каждый вздох, казалось, причинял ему боль.
Когда Рассел приблизился, Гленн снял с пояса кинжал и, казалось, был готов его использовать, но когда он поднял руку, его плечо хрустнуло, и оружие выпало из его руки. Рассел зарычал, желая вселить страх в койота, тот же страх смерти, который Гленн вселил в сердца многих других. С каждым шагом Рассела Гленн все больше съеживался, и Рассел усмехался над его трусостью, столь характерной для кровожадных людей, когда приходит время расплачиваться за свои проступки. Он видел столько злодеев, которые рыдали и звали своих матерей, стоя на люке виселицы с петлей на шее. Раскаяние приходило только тогда, когда они понимали, что их грехи стоили им чего-то, того единственного, что делает возможными все мечты, любовь и надежды человека.
"Есть последние слова, - спросил Рассел, - прежде чем я повешу тебя на дерево?"
Гленн тяжело дышал ему в грудь, его лицо было скрыто. Он ничего не сказал.
"Я буду считать, что это без комментариев".
Когда он потянулся к Гленну, его встретило облако пыли, и только перед тем, как закрыть от нее глаза, он увидел маленький мешочек в руке Гленна, когда тот выдувал этот черный песок в лицо Расселу. Он упал на колени с горящими глазами, а с его головы был снят скальп Диллона. Мгновенно он начал возвращаться к своей нормальной форме. Он моргнул, отгоняя зерна, но вокруг его головы образовался ореол из пурпурного сияния - колдовство Койота дезориентировало его. Это был не просто песок, который он высыпал ему в лицо - это было что-то злое, что-то мощное. Рассел с трудом поднялся на руки и колени, колдовство пыталось парализовать его.
"Какие-то попытки нападения, маршал", - сказал Гленн. "Но ты должен был убить меня, пока я еще лежал. Твое глупое благородство станет твоим концом".
Рассел попытался заговорить, но его рот был словно заклеен.
"Это заклинание не убьет тебя, - сказал Гленн, - но это будет больнее, чем любая смерть, которую ты можешь себе представить".
Мышцы Рассела судорожно сжались. Кровь хлынула из одной ноздри, и он потерял контроль над мочевым пузырем. Гленн встал, но был слишком ранен, чтобы причинить еще больший вред своему врагу. Он схватился за кинжал, но в конце концов убрал его в ножны.
"Сейчас я просто отдохну", - сказал он. "Я убью тебя через минуту. Но это будет не повешение. Это слишком легкая смерть для человека со значком".
Пена хлынула сквозь стиснутые зубы Рассела. Взглянув на Гленна, он увидел лишь бледное пятно, убывающую луну в галактике без звезд.
"Я проголодался", - усмехнулся Гленн. "Законники на вкус как дерьмо, учитывая, из чего они сделаны, но я никогда не встречал человеческого сердца, которое бы мне не нравилось есть".
С треском винтовки Гленн отлетел назад, из его груди вырвалась струя крови. Он покатился по грязи и попытался спрятаться за телом Рассела, когда по земле раздался стук копыт. Рассел ослеп, но он услышал приглушенный голос Оскара Шиеса
