…Окна гасли одно за другим.
— Шевелев, у тебя, случаем, нашатырного спирта нету? — радостно спросил Никольский.
— Считаете, пронесло? — спросил тот.
…В уборной, еле освещенной неярким светом из окна, стояла гробовая тишина. Наконец ее прострочил пулеметный стук мотоциклетного мотора.
— Миш, ты со страху не обделался? — раздался глухой — из-за двери второй кабинки — голос Андрея.
— Я же на толчке сижу, так что не страшно, — ответил из четвертой кабинки Лепилов.
— В самый последний момент и окно успели закрыть, и лестницу убрать. Мы молодцы, Миша! — констатировал Андрей.
— А если бы лейтенант с…ть захотел? — Лепилов уже стоял у окна. — Подбирай штаны и за работу. На этот раз у тебя ничего не пискнет?
— Да иди ты! — Андрей три раза суеверно сплюнул через левое плечо.
…Сторож перевернул на сковороде куски судака, включил газ и позвал:
— Петя, выходи. Опасность воздушного нападения миновала, отбой.
С двумя стаканами и бутылкой в руках, морщась от яркого света, вышел из кладовки Вешняков.
— Я думал, у тебя спокойно выпить можно… Что там?
— Да ничего. Опять ни с того ни с сего сигнализация сработала. Давай разливай, — предложил Егорыч.
— Всю охоту отбили, паразиты, — посетовал Вешняков. — Ну, посошок, и я в гостиницу. Хоть пару часиков прихвачу перед утренней зорькой.
…За поворотом, метрах в трехстах от последних домов города, притулившись на обочине, стояли старый «жигуленок» и «Ока». Полуприсев на радиатор «жигуленка», Никольский и Шевелев томились в ожидании коллег.
Не по дороге пришли Лепилов и Андрей — вынырнули из придорожного перелеска.
— С уловом! — весело объявил Лепилов. В этих местах все становились рыбаками.
— Спасибо, Миша, спасибо, Андрюша. — Никольский лихорадочно потрепал левой рукой Лепилова, правой — Андрея по затылкам, проследил, как Миша ставил на заднее сиденье «жигуленка» рюкзак, и спросил: — Что там произошло?
— И представить такое невозможно! — бешено затараторил Андрей. — Я ж самого высокого профессионала прочитаю и просчитаю. А тут баран, хорошо бы просто баран, а то безрукий. Все на соплях, все без изоляции, соединения накрест. Как они еще не сгорели — удивляюсь. Я и не понял поначалу, отчего звякнуло!
— Успокойся Андрей. Сработали классно, — похвалил парней Никольский.
— Чего это у вас там было? — спросил возникший из того же перелеска Вешняков.
— Учебная тревога, — ответил Лепилов.
— Ну, тогда ладно, — успокоился Вешняков и добавил: — А я под легкой балдой.
— В машине отоспишься, — решил Никольский. — Лепилов, Андрей — в Москву, а мы с Вешняковым в гостиницу, в Торжок. Миша, сдашь Котову из рук в руки. Он в отделении всю ночь. Потом все трое могут отдыхать.
— Я вернусь, — твердо сказал Лепилов.
— И я, — присоединился к нему Шевелев. — Я за дорогу высплюсь.
— Да черт с вами, езжайте, приезжайте! — разозлился Никольский и тут же спохватился: — Но туда как можно осторожнее, Миша. Чтобы при аварии хоть один живой остался.
«Жигуленок» взревел форсированным мотором и умчался в столицу. А «Ока» спокойно покатила в Торжок.
«Мерседес-600» быстро считал километры Ленинградского шоссе. Юрисконсульт Алексей Тарасов, сидя за рулем, сосредоточенно следил за дорогой, а американский миллионер Грегори Сильверстайн, закрыв глаза и откинувшись на подголовник, благоговейно слушал, как заливались соловьями Фредди Меркьюри с Монсеррат Кабалье. Занудливый и слащавый дуэт, слава Богу, замолк на самой высокой ноте.
— Божественно, — оценил их пение американский миллионер и открыл глаза. — Где мы?
— Тверь объезжаем, — сообщил Тарасов. — Скоро Торжок. Как ты все-таки Гигса отцепил, Гриша?
— Напугал. Тобой напугал. — Он ухмыльнулся. — Намекнул, что ты оттуда.
— А ты меня не боишься? — спросил Алексей серьезно.
— Конечно, боюсь, — тоже серьезно отозвался Гришка. — Ты же беспредельщик, Леша. Но и с беспредельщиком можно иметь дело, если все обставить, как надо.
— Бумажку страховочную заготовил? — недобро догадался Тарасов.
— Не бумажку, — принялся обстоятельно объяснять Сильверстайн. — В сейфе у посольского юриста лежит серьезный и обоснованный документ, который тебя утопит при любых обстоятельствах. Ко всему прочему, я американский подданный, и, следовательно, копать будут до конца и без снисхождения.
— Был тут у нас один такой американец… — скривился Тарасов презрительно.
— Знаю! — азартно воскликнул Гришка. — Но он просто американец, легкомысленный и легковерный, а я американец из «совка», который здесь страхуется всегда и от всех. В том документе упомянута и наша сегодняшняя поездка, в которую я взял — и это тоже отмечено — пятьсот тысяч долларов.
Сильверстайн распалился, говорил быстро, сбивчиво, волнуясь. Ясно было: Григорий и впрямь до смерти боится друга Лешку.
— Ты сделал так, как я просил? — сурово поинтересовался Тарасов, помолчав.
— Да, — успокоился Гришка. — Два абсолютно одинаковых по размеру пакета, твой даже поменьше будет. Ему сотня стодолларовыми, тебе — четыреста тысячными. Все правильно?
— Жалко мне сову тебе отдавать… — промолвил Тарасов. — Красавица…
— Вовсе не мне. Зачем она мне? — пожал плечами Сильверстайн. — Да и тебе она не нужна.
— Сова — некий символ мудрости, а мудрости нам иногда не хватает. Зато хитрости у тебя с избытком, мистер Сильверстайн, — завершил деловой диалог Алексей, решив лучше полюбоваться пейзажем.
— Ни на что не похожа эта наша величественная и неряшливая бескрайность, — философски заметил Гришка, заметив интерес подельника к окружающей природе. — В ней — тоскливый вечный зов к бездействию и очищению.
— Ишь ты! — удивился Тарасов. — А раньше-то все больше по фене ботал!
Ровно в полдень «Мерседес» остановился у музея города Осташкова. У дверей музея, на которых висела табличка «Санитарный день», пассажиров «Мерседеса» ждали директор, экскурсовод и плотник. Русские сдержанно поздоровались. Американец же бурно выразил восторг от долгожданной встречи и всяческую благожелательность. Вошли в музей.
…А Вешняков вошел в сторожку, где сторож вяло жевал вчерашнюю рыбу.
— Ты что ж это не у кассы? — спросил Вешняков.
— Директор санитарный день объявил, — пояснил тот.
— Значит, это санитары на «Мерседесе» приехали?
— Шуткуешь все… — буркнул Егорыч.
— Ага, — согласился Вешняков и достал из наплечной кобуры пистолет. — А теперь перестал. Быстро, Егорыч, открывай черный ход. Ребята уже все в музее, а начальнику моему в окно лезть нельзя, у него нога больная. Живо, живо, Егорыч!
— Бандиты, — шагая к двери, неизвестно кому пожаловался Егорыч.
— Бандиты вы, а мы милиционеры, — разочаровал его Вешняков.
…Сторож, с любопытством поглядывая на Никольского, открыл дверь.
…Тарасов, мистер Сильверстайн, Коломиец и экскурсовод любовались совой.
Плотник стоял у выхода из двухсветного зала, держа руку за пазухой.
— Хорошего понемножку, — опомнился Тарасов. — Мистер Сильверстайн, надеюсь, вы не изменили своего решения?
— О, нет, нет! — отверг всякие сомнения американец.
— Ваня, — негромко произнес Тарасов.
Тот также негромко обратился к экскурсоводу:
— Валя!
Краснопиджачник приблизился к постаменту, отделил от него облицовочную планку. Щелкнул выключателем и снял стеклянный колпак. Подошел Коломиец, осторожно поднял сову двумя руками и застыл, как капитан футбольной команды с кубком.
— И после этого здесь совсем не будет ничего? — с ужасным акцентом поинтересовался американец.
Коломиец улыбнулся, а краснопиджачник, как фокусник, неизвестно откуда извлек вторую сову и водрузил ее на постамент. Американец перевел взгляд с первой совы на вторую.
— Очень похожа, но… — Он лихо щелкнул пальцами. — Но не то! Да!
— Итак, — напомнил о сути дела Тарасов.
— Не итак, а так, — поправил его Сильверстайн и, положив кейс на колено, щелкнул замками. Внутри лежали два плотных, но небольших пакета. — Вам, господин Коломиец, — он протянул пакет директору музея. — Вам, господин Тарасов. Пакеты с трудом, но влезли в боковые карманы пиджаков. — Ваш ход, господа.
— Приз — достойному господину Сильверстайну, — ляпнул Коломиец и протянул сову американцу. Тот взял ее и, растерянно улыбнувшись, попросил:
— Пэкинг. Паковать.
— Сей момент! — услужливо пообещал краснопиджачник.
И тотчас распахнулись двери: плотник, получив увесистый удар по темечку, мягко сполз на пол. Первыми в зал ворвались Лепилов и человек с видеокамерой.
— Руки за головы! — ужасным голосом прокричал Лепилов. — И на пол! Лицом вниз!
Вся команда — Вешняков, Шевелев, Климов — с пистолетами в руках образовала вместе с Лепиловым устрашающее каре. Никольский стоял в дверях, а оператор снимал беспрерывно. Трое аккуратно легли на пол, а американец слегка подзадержался, осторожно ставя сову на пол. Поэтому его и успел узнать Никольский.
