капельки танцуют на тротуаре, и наши дыхания обмениваются одним и тем же воздухом. Запах его мускусного одеколона смешивается с влажным асфальтом, и я облизываю губы, желая попробовать.
Моя рациональность колеблется, когда я наклоняюсь к короткому разделяющему нас пространству.
— Эйвери, эта игра между нами, вероятно, подходит к концу, — шепчет он всего в нескольких дюймах от моего рта.
Мой позвоночник ударяется о кирпич, и безудержная дрожь наполняет мое сердце. — Какая игра?
— Наши игры, соревнования, ставки, — объясняет Лука. — Эти оправдания мы придумали, чтобы быть ближе друг к другу.
Я даже не могу возразить, потому что он прав. Игры не являются безобидной игрой, чтобы скоротать время, они не просто моя конкурентоспособная сторона, пробуждающаяся вокруг него.
Каждый раз, когда мы вцепляемся друг другу в глотки, я чувствую трепет, которого раньше не испытывала. Когда я проиграю, я знаю, что он начнет со мной еще одну игру. И каждый раз, когда я выигрываю, он готов принять новые вызовы. Акт превосходства друг друга стал одним из моих любимых моментов за последние пару месяцев.
Лука наконец говорит. — Почему ты отрицаешь, что здесь что-то есть?
— Я не… — я колеблюсь. — Я просто… я не готова сблизиться с кем-то. Я не там, где я хочу быть в своей жизни.
— Где ты хотела бы быть?
Я хмурюсь. — Я всегда ставила свою карьеру на первое место, и я думала, что многого добьюсь сама, прежде чем появится кто-то вроде тебя.
— Что бы ты ни захотела, Эйвери, мы могли бы сделать это вместе.
Я так долго полагалась на себя. Кроме Лили, никто никогда не хотела подталкивать меня к тому, чтобы быть лучшим, кем я могу быть, и делиться своими победами.
До Луки.
Он всегда показывает мне, что ему небезразличны мои худшие и лучшие моменты.
— Я не знаю, как ориентироваться в чем-то серьезном.
Его глаза сканируют мое лицо. — Тогда давай пока просто представим, что это одна из наших игр.
— Я думала, ты хочешь остановиться?
— Единственное, чего я действительно хочу, — это ты, — говорит он.
Я сижу здесь и просто смотрю на него. Дождь сейчас почти не идет.
— Мне нужно снова поцеловать тебя, Эйви.
«Эйви».
— Эйви, — повторяет он, смакуя имя во рту, как будто оно тает на языке.
Его большая рука кладет мои плечи на плечи, прижимая спину к влажной бетонной стене, пока его пальцы наконец не достигают моей шеи. Подушечка его большого пальца скользит по моей челюсти, приближая мое лицо к его лицу. Наши взгляды встречаются, и я чувствую, как месяцы страха покидают мое тело и превращаются в уверенность.
Я сокращаю расстояние между нами, и время останавливается в смешении чувств, когда я наконец встречаю его землистый вкус. Лесной пожар, который только он знает, как требовать от меня, снова разгорается.
— Я не думаю, что когда-нибудь насыщусь тобой, — шепчет он.
Мое сердце замирает.
Это второй раз. А может, это был третий?
Голод от нашего первого поцелуя возвращается, и наши языки исследуют друг друга с бездонной похотью. Его сильная рука баюкает меня, усаживая мое тело к себе на колени, когда он меняет мое место на тротуаре. Я обхватываю его ногами и тут же замечаю, что между моими бедрами теперь поселилась скованность.
Мы едва успели подняться, чтобы глотнуть воздуха, когда я издала стон. Моя потребность в нем достигает пика, и я перебираю пуговицы на его рубашке, отчаянно пытаясь почувствовать его больше.
Скрип велосипедных шин по гравию выводит нас из транса.
Почему мы прокляты этими жалкими перерывами?
Мы отрываемся друг от друга, тишина остановившегося дождя наполняет мои уши. Мое тело жаждет большего.
— Пошли домой.
Лука встает, снова поднимая меня с земли, и я в его объятиях.
— Тебе действительно не нужно нести меня, — говорю я, стабилизируя голос и игнорируя желание повалить его обратно на землю и разорвать эту рубашку.
— Ты когда-нибудь перестанешь пытаться со мной драться?
— Сомневаюсь, — признаюсь я.
Он улыбается. — Хорошо.
— Иногда я была довольно резка, не так ли? Я прячусь в его груди.
— Если я могу оставить это позади, то сможешь и ты, Эйви.
— Хорошо, давайте назовем это водой под мостом.
Он замолкает, и я отстраняюсь, чтобы встретиться с ним взглядом. Еще один приступ смеха вырывается из него, сотрясая все мое тело. Я присоединяюсь к нему с неудержимым хихиканьем.
— Давай приложим немного льда к этой лодыжке.
Он начинает идти, прижимая меня ближе к себе.
— Я живу на Шестьдесят пятой улице и…
— Ты забыла, что я однажды позаботился о тебе?
Я напрягаю мозг, чтобы вспомнить. — Подожди, так ты знал, что я живу в сорока кварталах отсюда?
Он кивает, заставляя меня краснеть. — Я бы прошел с тобой весь Нью-Йорк, Эйви. Этот темный взгляд снова впивается в меня, прежде чем он приподнимает бровь. — Теперь мы наконец-то можем обсудить, почему ты живешь над винным погребом.
— Поэтому у меня никогда не заканчиваются закуски.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
ЛУКА
— Как только истечет срок аренды, я найду тебе квартиру с лифтом.
Я поднимаюсь еще на один лестничный пролет.
Ее соседке по комнате лучше не быть дома прямо сейчас, потому что двадцать минут ее извиваний и смеха в моих объятиях заставили мой пульсирующий член замереть под влажной тканью моих штанов.
— Дай угадаю, ты живешь в каком-то причудливом доме со швейцаром и бесполезными удобствами вроде баскетбольной площадки.
— Вообще-то это бассейн.
Ее глаза расширяются от удивления, и я улыбаюсь.
— Я говорила тебе, что тебе не нужно нести меня всю дорогу вверх по лестнице.
— Я хочу.
Мое тело колеблется под ее весом и желанием не сбить ее с ног, когда мы, наконец, достигаем четвертого этажа. Мои мышцы отказываются уступать усталости дня.
— Хорошо, но тебе придется отпустить меня, чтобы я могла открыть дверь.
Наконец я позволяю ей высвободиться из моей хватки, и она роется в своей сумочке.
Если бы я был по-настоящему эгоистичным человеком, я бы отведал от нее другой вкус в этом тесном коридоре. Затем я прижимал ее спиной к одной из этих стен и сдирал с ее кожи все остатки влажной одежды.
Я возвышаюсь перед ней, и глаза Эйвери встречаются с моими в чарующем взгляде. Сочные светлые волны сидят в неряшливой макушке над ее головой. Ее узкое черное платье прилипает к изящному склону ее ключиц.
Я наклоняюсь и шепчу ей в шею. — Думаю, я научился ненавидеть свои костюмы так же сильно, как и ты.
— Почему?
Ее голос
