К началу десятого класса волосы Вити Пчёлкина благополучно доросли до плеч. Правда, в хвост они ещё не собирались, что доставляло определённые неудобства, помимо ставших регулярными выволочек от Анисимовой и Сан Саныча.
— Ну, ты куда с козырей?!
Чертыхнувшись, Витя забрал потрепанного валета и заменил его червонной десяткой. Космос хмыкнул.
— Что, патлы мешают?
— Осади, а? Ходи давай.
Классный час шёл своим чередом — обсудили успеваемость, внешний вид (очередные «пять минут славы для Пчёлы», как называл это Космос), и теперь, когда Марь Васильна благополучно завела еще одну, их уже не касавшуюся, пластинку, можно было и расслабиться. Потому и появились в руках побитые жизнью карты — благо, что от галёрки уже отстали.
Тысяча девятьсот восемьдесят шестой год войдет в историю как год Чернобыля, породившего не только сотни и тысячи сломленных судеб, но и новые витки чёрного юмора. Каждый, кто не зевал на уроках, будет знать этот год.
Для Вити Пчёлкина восемьдесят шестой станет годом, когда началось то, с чем он будет жить всю жизнь.
— На погоны, — две карты небрежно шлёпнулись на край покоцанного стула, вызвав у Холмогорова мину. — Надо было на деньги играть.
— Да пошёл ты, — Космос сгрёб карты в кучку и стал как можно незаметнее формировать колоду. — Насекомое.
В ответ Пчёла лишь усмехнулся и, откинувшись на спинку стула, посмотрел в окно. Последние более или менее теплые солнечные лучи кое-как проникали в класс. Сейчас бы на улицу вместо бездумного просиживания штанов в классе под однотипные нотации Анисимовой!
— Ребята! Это же действительно важно! Юля Остапенко перешла в другую школу, а мы так и не выбрали старосту. Какой класс без старшего, вы сами подумайте…
— Как будто мы на зоне, — беззлобный смешок сорвался с губ сам собой. Витя на самом деле был уверен, что его никто не услышит, но прогадал — сидевшая прямо перед ним девчонка обернулась и недобро сверкнула серыми глазами. В ответ Витя лишь сделал большие глаза, наигранно-удивлённо глянув на одноклассницу, а затем подмигнул ей. В ответ лишь хмыкнули с возмущением и тряхнули длинной пушистой косой.
— Может быть, добровольцы найдутся? — вопрос этот был преисполнен нотками отчаяния, ибо хорошо Мария Васильевна знала свой класс. Витя уже склонился было вправо, чтобы прокомментировать сказанное, но в следующий миг челюсть его отпала.
Космос подорвался на месте.
— Холмогоров, ты что, серьёзно, что ли?
— Вот да! — изумлённый шепот сорвался с губ Вити.
— Абсолютно, — незаметно отмахнувшись от друга, Космос всему своему виду постарался придать максимальную важность, попутно не обращая внимания на полные недоумения взгляды одноклассников.
Финита… ну, полный же финиш! И кто из них ещё насекомое после таких вот заявлений! И ведь молчал же, гад, ни слова не говорил о своей хотелке. Куда ему в старосты, Космосиле этому?!
Шумно выдохнув, Витя глянул на Марь Васильевну и понял, что она тоже не очень-то воодушевилась добровольной кандидатуре. Тщательно пытаясь скрыть растерянность, Анисимова окинула класс взглядом и странно повела руками.
— Хорошо… хорошо, Космос…
— Мария Васильевна, — Витя даже вздрогнул от неожиданности — к этому голосу он до сих пор не привык. Сидевшая перед ним девчонка вскинула вверх левую руку и поднялась на ноги — Пчёлкин едва сдержался, чтобы не окинуть взглядом скрытую форменной юбкой часть девчоночьего тела, — если вы позволите… я бы тоже хотела попробовать.
— Что?! — Холмогоров даже прищурился недобро, подавшись в сторону одноклассницы, и та, обернувшись на мгновения, продолжила:
— Просто… в своем прежнем классе я тоже была старостой.
Витя зевнул и поудобнее развалился на качающемся стуле. До разговора ему было мало дела, скука брала свое. Сидевший на соседнем ряду Саня Белов послал изумленный взгляд, но в ответ получил лишь ленный взмах рукой.
Потом с Космосом поговорит. Успеется.
Вообще, эту новенькую новенькой можно было назвать с огромной оговоркой. В их класс она пришла в конце февраля, вроде как после переезда — уж этого Витя запоминать точно не собирался, — но даже сейчас, когда прошло больше полугода, воспринимать её как-то иначе не получалось. Сейчас только середина сентября, считай, три месяца она в их классе, ведь лето не в счёт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А что? Это же здорово, ребята! Проведём голосование и выберем. Так будет честно и интересно! — казалось, ещё немного, и Мария Васильевна в ладоши захлопает от радости. — Садитесь. Значит, сделаем следующим образом: всем выходные на обдумывание, и в понедельник проведём голосование. Все согласны?
Холмогорова можно было прямо сейчас фотографировать для стенгазеты «Колючка» в качестве иллюстрации названия. Хмыкнув, Витя сладко потянулся и ткнул друга под ребро, на что тот лишь дёрнулся раздражённо и закусил губу. Взглядом он буравил опущенные плечи новенькой, и Пчёлкин мог бы даже поклясться в своей уверенности: девчонка чувствовала этот взгляд. По крайней мере то, как напряглась её спина, было очень даже заметно, причём несмотря на синий форменный пиджак.
Не успокоился Холмогоров и после классного часа.
— А может, поговорить с ней? — прищурившись, он выглядывал из кустов сирени, наблюдая за выходившей из школы Черкасовой.
— Что, стрёмно? — и Витя ухмыльнулся, тоже глянув на вышагивавшую по двору одноклассницу.
— Закройся.
— Нет, Кос, а серьёзно, — Валерка поудобнее устроился на стародавних ящиках из-под бутылок и закинул руки за голову, — зачем тебе это? Только хомут на шею.
— Вот ни хрена ж ты не сечёшь, — Космос повернулся к другу и спрятал руки в карманы штанов. — Староста — это человек приближённый. Юльку вспомни…
— Да-а, Юлька классная, — протянул Пчёлкин, перед глазами которого тут же встала точёная фигурка Остапенко. Из всего класса бюстом она обзавелась раньше всех, уж в этом уверенность была стопроцентная. И ножки, какие шикарные это были ножки! А новенькая?
На Витю одновременно уставились три пары глаз.
— Вот вшивый всё о бане, — Холмогоров сделал большие глаза и продолжил, — Я говорю: быть старостой выгодно! Ходи себе с журналом, велика обязанность! Зато всегда перед глазами и у учителей, и у завуча, и даже у Саныча.
— Ну, не знаю, — Валера пожал плечами, не меняя положения. — Мне бы лень было.
До того сохранявший молчание Саша подался чуть вперёд со своего ящика и хрустнул пальцами.
— Да правильно ты, Кос, рассуждаешь, только… только ты не обижайся. Просто мне кажется, что… ну, не потянешь ты.
— Да с чего бы?!
— Не обижайся, говорю. Ты же сам себя знаешь, а старостой быть — это всё же ещё и ответственность, как ни крути. Не в одном журнале дело, сам ведь знаешь.
Космос напряжённо засопел, но парировать не стал. Витя даже изумился немного, уже приготовившись к жаркой дискуссии, и шумно выдохнул.
— Короче, — Космос исподлобья оглядел друзей и решил больше не тянуть кота за причинное место, — голосование послезавтра. Я на вас рассчитываю?
Белов пожал плечами.
— Конечно.
— Кос, если бы я только с вами учился, ты же знаешь, — Валера приложил ладонь к груди и виновато глянул на друга.
И только Витя ограничился молчаливым кивком. Впрочем, и того с лихвой хватило.
— Отлично. Мы не голосуем, и два голоса у меня уже есть. Ещё Маринку попрошу, она девчонок подговорит…
Дурдом! Склонив голову набок, Пчёлкин безмолвно наблюдал за загибавшим пальцы товарищем и даже не знал, как бы проиллюстрировать сей порыв энтузиазма. Космос всегда был упёртым бараном — это не новость. Но чтобы его вдруг в старосты потянуло, да ещё и с таким рвением! У новенькой в классе особых друзей ещё не появилось, так что все шансы на победу у Холмогорова имелись.
А новенькая… а что, собственно, новенькая?
Она была… странной какой-то, что ли. У Пчёлкина даже слова подходящего для неё не находилось, о чём тут ещё рассуждать можно было? Ходила вся себе на уме, а сама ни черта из себя выдающегося не представляла. Грудь маленькая, плечи опущены постоянно. Глаза серые.
