Он вздохнул.
— С тех пор как жена умерла, у меня только Маттиас и остался. Он уже стал мне как сын.
— Во всяком случае, бранишь ты его как своего собственного. — Магдалена усмехнулась. — Он парень не промах. Не будь я уже замужем, могла бы не устоять.
— Тогда жила бы с мужем, который ни слова тебе не скажет… — Михаэль резко поднялся и вытер руки о фартук. — Пойду пока к Маттиасу, надо помочь ему с работой. А тебе и вправду сходить бы сейчас к Симону и прекратить эту дурацкую ссору. Повремените с руганью, у вас есть дела поважнее. А я присмотрю пока за детьми.
Грец ненадолго задумался.
— Если отец не объявится сегодня, дай знать, — добавил он. — Мы с Маттиасом знаем кое-кого в деревне, кому можно доверять. Поищем тогда вместе. Я, может, и вшивый обдирала, но родню свою в беде не оставлю.
— Я знаю, Михаэль, спасибо тебе.
Магдалена с улыбкой пожала ему руку. Ей вдруг стало ужасно стыдно за тот разговор о будущем ее детей.
Она кивнула на прощание и вышла за дверь. В свете заходящего солнца монастырь громадным черным силуэтом нависал над узкой тропой. Пока еще не совсем стемнело; Магдалена прибавила шагу, чтобы успеть к лазарету до наступления ночи. При этом она без конца оглядывалась; деревья, растущие вдоль тропы, казалось, тянули к ней свои ветви. Дочь палача пустилась бегом и, запыхавшись, поднялась наконец к внешним стенам монастыря.
Среди уставших от дальней дороги паломников, расходившихся по своим пристанищам, она почувствовала себя в относительной безопасности. Завтра, в праздник, на Святой горе произойдет столько всего, сколько не случалось за целый год. Уже сейчас воздух полнился радостным ожиданием, стоял запах свежего хлеба и жареного мяса, несколько торговцев еще собирали свои лотки под стенами монастыря, и со стороны долины к Андексу тянулась очередная группа пилигримов с факелами.
Магдалена прошла в открытые ворота и, свернув к лазарету, почувствовала, что кто-то приближается к ней сзади. Она не услышала никакого шума, у нее просто прошел холодок по спине. Она резко обернулась, но было уже поздно.
Чья-то волосатая рука зажала ей рот и безжалостно затащила за перекошенный сарай. Магдалена начала вырываться и попыталась закричать, но незнакомец держал слишком крепко. В конце концов ей удалось хотя бы укусить его за палец.
— Ай! — раздался над ухом знакомый голос. — Сдурела? Собственную плоть и кровь зубами хватать, гадюка!
— Ах ты ж черт, отец! — ругнулась Магдалена и облегченно вздохнула, а палач ворчливо ее выпустил. — Обязательно так пугать было? Не мог просто подойти, как все нормальные люди, и поздороваться?
— Чтобы ты разоралась и люди из окон повысовывались? Не болтай чепухи, меня и так…
— Разыскивают, — перебила его Магдалена. — Я знаю. Земеру уже не терпится тебя сцапать.
— Земер? — Куизль еще слизывал кровь с пальца. — А он-то здесь при чем?
Палач одет был в поношенные штаны, простой черный сюртук и старый плащ, который Магдалена помнила еще с детства. Она с улыбкой представила отца в изодранной монашеской рясе: с его-то ростом из него действительно получился бы замечательный монах.
— Земер заглядывал к нашему Михаэлю домой, — ответила наконец Магдалена.
— К Михаэлю? А к нему-то зачем?
— Если хочется узнать, то помолчи уже и послушай.
Магдалена рассказала отцу об угрозах бургомистра, и палач со злостью врезал по стене сарая.
— Проклятие, только этого мне еще не хватало! — негодовал он. — Теперь-то я понимаю, почему охотники и стражники рыщут по переулкам. Земер им, наверное, увесистый кошель пообещал, если они меня изловят… Пусть даже не надеются на это!.. — Якоб с беспокойством взглянул на дочь. — Симон уже рассказал тебе, что случилось в монастыре?
— Я как раз к нему шла. Кажется, нашелся труп Виргилиуса. Это правда?
Палач кивнул.
— Идем тогда к Симону. Нам нужно обсудить, что теперь делать. Остальное все расскажу по пути.
По пути к лазарету Куизль рассказал Магдалене о появлении дароносицы и умирающем наставнике.
— Остается только надеяться, что монах сможет сказать еще что-нибудь, — закончил он глухим голосом. — Если прежде его не прикончил этот чертов колдун. Молись, чтобы муж твой не уснул и должным образом его сторожил. Иначе он пожалеет, что выбрал палача себе в тести.
Магдалена кивнула и постаралась не думать о том, что именно отец хотел этим сказать. Она знала, как легко было вывести его из себя. К счастью, успокаивался он так же быстро.
Она ускорила шаг. Наконец-то впереди показался лазарет. Наскоро перестроенная конюшня уже полностью погрузилась во мрак, изнутри не пробивалось никакого света.
— У меня дурное предчувствие, — проворчал палач. — Или Симон в темноте лучше кошек видит, или он и вправду уснул, баран бестолковый.
— На него и так слишком много всего навалилось в последнее время, — пробормотала Магдалена.
Ей вдруг стало жаль своего мужа. И почему отец так к нему строг?
Куизль не ответил. Он вынул из-под плаща факел, поджег его принесенным с собой огнивом и бесшумно отворил дверь в лазарет.
В свете факела Магдалена различила десятка два кроватей, расставленных по всей конюшне. Почти на всех ерзали заспанные люди, кашляли или приподнимали головы на свет и снова засыпали. Далеко впереди Магдалена разглядела своего мужа. Он сидел на стуле возле одной из кроватей, уронив голову на грудь, и грудь его мерно вздымалась.
И он храпел.
— Так я и знал! Будь ты трижды проклят, каналья! — Палач подскочил к мирно посапывающему Симону и растряс его. — Я тебе сторожить велел или что? — прошипел он. — А ты тут храпишь на весь лес!
— Что? Где?..
Симон потер глаза и не сразу понял, кто перед ним стоял.
— Господи, Якоб! — воскликнул он наконец. — Мне… мне так жаль, но за эти дни…
Но палач уже отвернулся и склонился над безжизненным телом наставника. Он приложил ухо к сердцу, а потом проверил пульс.
— Проклятие! — прошептал он. — Помер все-таки! Теперь мы ни за что не узнаем, где он нашел дароносицу и кто сотворил с ним такое.
— Этого… быть такого не может.
Симон вскочил и сам пощупал пульс брата Лаврентия. Затем сорвал повязку с его обожженного лица и подставил под нос медную пластинку. Она не запотела, и лекарь с удрученным видом снова опустился на стул.
— И часа, наверное, не прошло, — сказал он с раскаянием. — Я решил почитать немного, и глаза, видимо, сами собой закрылись.
— А колдун спокойно сюда влез и прикончил нашего единственного свидетеля, — огрызнулся палач. — Особо и возиться-то не пришлось.
— С чего ты взял, что это был именно колдун? — прошептала Магдалена, чтобы не разбудить больных. — Может, он сам умер.
Она поймала себя на мысли, что использует любые доводы, лишь бы защитить Симона от отцовского гнева.
— А это тогда что? — Палач вытянул из кулака наставника обрывок черной материи. — Судя по всему, без борьбы брат Лаврентий в рай отправляться не пожелал.
Магдалена склонилась над крошечным лоскутом.
— Должно быть, от рясы оторвал, — сказала она задумчиво. — А может, еще откуда-то. В любом случае это не обязательно был…
Она замолчала на полуслове и взглянула на Симона: тот ползал по полу и, видимо, что-то искал.
— Что ты там еще потерял?
— Андексская… хроника! — выдавил Симон. — Она пропала! Я ее читал до этого, а когда уснул, она, наверное, выпала у меня из рук… И теперь ее нигде нет!
— Еще лучше, — прорычал Куизль. — Этот колдун мало того что единственного нашего свидетеля угробил, так он еще книги у тебя ворует, пока ты храпишь себе… У тебя вообще мозги есть?
— Папа, хватит уже! — ругнулась Магдалена. — Видишь ведь, что ему и так совестно. К тому же ты бы и сам мог посидеть тут и посторожить немного… Так нет же, тебе, как всегда, надо по лесу пошататься!
— Потому что меня разыскивают, наглая ты баба! Сколько раз тебе повторять?
С дальней кровати снова послышался стон. Старый крестьянин с осунувшимся, землистым лицом приподнялся на локте и с любопытством уставился в их сторону.
— Я вот что предлагаю, — прошептал Симон, поднимаясь с пола. — Пойдемте поговорим лучше в часовне Святой Елизаветы. Там никто нам не помешает, и я расскажу вам, что вычитал из хроники. — Он попытался улыбнуться. — Может, так я смогу загладить вину и вы не вздернете меня на месте.
Часовня Святой Елизаветы располагалась чуть ниже монастыря. Ее выстроили прямо у обрыва, и даже в оживленные дни она служила местом уединения и покоя.
Паломники приходили иногда к часовне, так как вода в местном источнике якобы излечивала глазные болезни. Теперь же, с наступлением ночи, здесь царила полная тишина. Куизли устроились на немногочисленных скамейках перед алтарем, несколько свечей отбрасывали на них дрожащие отсветы.
