Диоксид-Каэтта учтиво поклонился.
— Вы ведь специалист по облакам? — шепеляво поинтересовался старичок. — В бытность мою студентом основатель училища, Лисс, как-то сказал: «Тому, кто отыщет в небе усыпанное звездами облако, фортуна будет покровительствовать всю оставшуюся жизнь». Я искал. Пятьдесят лет искал, но безуспешно. Глядишь, вам повезет больше.
Каэтта на его слова снисходительно улыбнулся. Он не верил в подобные истории, полагался на собственный опыт и придавал значение лишь прочным, неоспоримым фактам. А еще он знал, что, когда солнце в зените, облака приобретают самые правдивые очертания.
Простившись со стариком-звездочетом, он стал подниматься по винтовой лестнице на башню, где его ждал телескоп с хорошими линзами и герметичной позолоченной трубой.
«Небо сильное, — думал Каэтта. — Оно сильнее человека, потому что человеку приходится задирать голову, чтобы его увидеть. И даже если мы исследуем его от корки до корки, мы едва ли научимся им управлять. Небо вернее будет управлять нами».
Лестница сделала последний виток, и философ вышел на огражденную парапетом площадку. Вдали, на циановом полотне, розовели непостижимые узоры облаков. А ниже, упираясь в лазурную стену массива, простиралась бурая равнина с одним-единственным высохшим деревом, которое почему-то никто до сих пор не срубил.
* * *
Таймири, как назло, отвели самую бедную комнату с истрепанными серо-буро-малиновыми занавесками на окнах и немытым полом. Ржавый кран в не менее ржавом умывальнике протекал. Старинные напольные часы стояли без завода. А белые волокна паутины колыхались над кроватью, наверное, еще со времен основателя.
— Вот, значит, как они нам рады! — сказала Таймири пауку, который спустился с потолка на тонкой ниточке и повис перед ее носом. — Или я в чем-то провинилась?
Паук поспешно смотал свою пряжу и убрался восвояси. Теперь он точно знает, чего остерегаться: увесистой туфли новой хозяйки.
Таймири с размаху плюхнулась на кровать и тут же расчихалась, потому что вокруг поднялось густое облако пыли.
«Не выбивали, — заключила она. — Вспоминается, на яхте Кэйтайрона нам приходилось спать на чем-то подобном».
Сбросила обувь и, поджав под себя ноги, принялась размышлять.
«Ипва, Ипва, Ипва… Кто же ты на самом деле? Кошка, человек или какой-нибудь высший разум? Зловредной ты не выглядишь, на людоедку непохожа. Не хватало еще, чтобы грамотная, ученая женщина шныряла по массиву в облике кошки! Чушь какая-то».
Рядом с кроватью на коротеньких деревянных ножках неуклюже стояла тумба, и, чтобы чем-нибудь себя занять, Таймири решила проверить, что лежит в ящиках. В верхнем оказалась помятая тетрадь, цветные карандаши и множество черных юрких жучков, наматывающих круги по фанерному дну. Неутешительно. Таймири покривилась-покривилась, схватила тетрадку и принялась их нещадно давить.
— Нет, музой естествознания мне точно не стать, — пробормотала она, припомнив недавний диалог с воспитанницей училища, Лироей. Они случайно столкнулись в вестибюле, и Лироя незамедлительно выложила ей всё, что знает о нравах преподавателей и местных правилах.
— Колдовать, — сказала она, — у нас строго запрещено. Если кого-нибудь застукают, сразу выгоняют. Попробуй, заикнись, что под кроватью у тебя спрятана книга с заклинаниями или приворотное зелье. Вылетишь из мастерской, как пробка из бутылки.
— Но у меня нет никакого зелья, — опешила Таймири.
— Ясное дело, нету, — замахала руками Лироя. — Это я пример привела. А вот если заикнешься, что тебя интересует физика, живо загребут в лабораторию к профессору Кронвару. Он просто помешан на атомах и молекулах! Отсюда и музы — атомарные.
— Музы? А кто такие музы?
— Ох, и всё-то вам, новичкам, нужно разъяснять! Музы — хранительницы искусства и науки. Но мы не служим кому-то в отдельности, не посещаем писателей и художников, когда их покидает вдохновение. Мы храним и передаем древнее мастерство, ценные знания и рецепты. Существуют музы астрономии, поэзии, прозы, танца, пения, естествознания, скульптуры, живописи и атомарные.
— А что Ипва?..
Лироя поморщилась:
— Не поминай ее имени почем зря. Она сильная и могущественная ко…
— Колдунья? — шепотом продолжила за нее Таймири. — Но ведь колдовство запрещено!
— Ей нет. Только благодаря ее магическому таланту в садах мастерской произрастают целебные травы и плодовые деревья. Но говорят, — понизила голос Лироя, — что изначально волшебного дара у нее не было и что она этот дар украла…
«Как можно, — разлегшись на кровати, думала Таймири, — украсть чей-то дар? Запустить руку в чужой карман, присвоить чужую собственность — это еще понятно. Но дар? Хотя, если принять во внимание, что Ипва — колдунья…»
Ее размышления прервал бесцеремонный стук в дверь, после чего в щелку просунул нос какой-то горбатенький старичок с посохом.
— Обживаетесь? — как можно дружелюбнее прокаркал он.
Таймири бросила на него столь неприязненный и враждебный взгляд, что старичок сделался белее полотна, икнул и немедленно ретировался.
«Честное слово! До чего же мне не повезло, так проспорить! — сетовал он, семеня по коридору с невиданной для себя прыткостью. — А ведь, пока не закончу обход, дотошный профессор от меня не отвяжется!»
Дотошный профессор физики, Кронвар, был человеком не робкого десятка и из любого спора выходил победителем. Всякий здравомыслящий завсегдатай «клуба дебатов», который создали в мастерской специально для полемистов, избегал излагать свою точку зрения в присутствии Кронвара, потому как Кронвар везде искал подвоха и не упускал случая заключить с кем-нибудь пари. Только не просвещенный на этот счет стоик Ризомерилл, прибывший в училище недавно и еще не до конца освоившийся, мог дать слабину и ввязаться в прения.
Дело было в день Восьми звёзд. Обычно в этот день весь ученый совет собирался за круглым столом в «клубе дебатов», чтобы подискутировать за чашечкой кофе. Когда в небе загорелась вторая по счету звезда, Кронвар сварливым тоном начал:
— Философы — паразиты на теле науки, вот что я вам скажу! — И припечатал свою реплику ударом кулака по столешнице. — Вся их мудрость быльём поросла и на одной только науке зиждется!
Ризомерилл, сидевший от ученого по правую руку, от такого заявления не на шутку рассердился. По природе он был человеком тонким, впечатлительным, а коллеги так и вовсе считали его застенчивым. Никто и мысли допустить не мог, что этот философ с куцей бородкой и кустистыми бровями вскочит со стула и примется доказывать, что умозрительные истины также имеют право на существование. Ризомерилл и сам от себя такого не ожидал. Пока между ним и Кронваром шел словесный поединок, остальные молча переглядывались и передавали друг дружке листочек со ставками. Большинство ставило на Кронвара. Тут и гадать было нечего — он любого на лопатки уложит, причем не только иносказательно, но и в прямом смысле этого слова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
