София сразу поняла: большую часть внутреннего убранства фургона смастерила сама Розмари. Пригласив всех садиться, молодая хозяйка вытащила из одного ящичка целый хлеб и горшочек с маслом. Налила из синего кувшина воды…
София поблагодарила и с жадностью принялась за еду. В гостинице им позавтракать не довелось, а ужин был ох как давно!
– Неплохой домик, – одобрил Эррол.
– Настоящая роскошь по сравнению с твоим собственным образом жизни, – с улыбкой заметила Златопрут.
– За роскошью я не очень гонюсь, – сказал Эррол. – Просто слегка завидую тебе, Розмари. Твой дом повсюду с тобой!
– Было бы чему завидовать, – отмахнулась девушка. – Я же целую ферму потеряла. Здесь – так, рожки и ножки, что спасти удалось.
– Прости, – извинился сокольничий. – Я, однако, тут вижу не просто обломки былой жизни, но и немалую изобретательность… Взять хоть арбалет: ты его тоже сама сделала?
– Пришлось, – сказала Розмари. – Надоело удирать от четырехкрылов всякий раз, как начинаются мерзкие вопли над головой!
Она передала ему самострел, Эррол с одобрением повертел его в руках.
– Ну а ты? – спросила Розмарии. – У тебя есть что-нибудь из дому?
Эррол вернул ей арбалет.
– Досюда я из дому донес только лук да сапоги… Все остальное раздобыл уже здесь, в Папских государствах. Начиная от Сенеки и кончая завязками на сапогах!
– Скучаешь по дому, наверно, – сказала София.
– Еще как скучаю-то, репеёк! По брату Освину и сестрице Кэт, по отцу с матерью и по деду. Мы… – Он на мгновение примолк. – Мы счастливо жили.
София постаралась ободряюще улыбнуться ему:
– И еще поживете, надеюсь!
– Ты забыл еще кое о чем, – вмешалась в разговор Златопрут. – Ты несешь свой дом в сердце и в памяти, разве не так?
– Воистину, – наклонил голову сокольничий. – Со мной наши зеленые холмы… запах дождя ранней весной… Долгие зимние вечера, когда мама и сестра занимались шитьем… Древние руины, где мы с братом в детстве играли.
Он вздохнул.
– Нельзя нам засиживаться, – сказала Розмари и поднялась с кресла. – Дальше по дороге полно заброшенных ферм. Там часто нападают четырехкрылы!
Пока выбирались из фургона обратно в дневную жару, Эррол, наблюдая за Софией, успел попрекнуть себя тем, что вздумал упоминать о родителях и дедушке. Девочка ушла в себя, предавшись невеселым воспоминаниям из бисерной карты.
– А знаешь, репеёк, о чем я больше всего скучаю, когда вспоминаю дом? – спросил он, сажая Софию на седло впереди Златопрут. – Мне очень не хватает побасенок, что мы рассказывали вечерами. Надо бы и тут такое обыкновение завести! Примером, как покушаем – и вместо того, чтобы выскакивать под палящее солнце и от сумасшедших клириков удирать, нет бы друг дружку сказками баловать!
– Да уж, – через силу улыбнулась София. – Занятие куда более приятное.
– Слабо сказано! – подтвердил Эррол, запрыгивая в седло. – Сказок ведь превеликое множество. Одна рассмешит, другая прошибет на слезу, третья, глядишь, чему-то научит… Знаешь что? Можно и начать не откладывая, благо до Темной эпохи еще ехать и ехать. Я как раз припомнил историю, что мой дедуля часто рассказывал. Про Эдоли и лесника. Если никто не против, я расскажу!
Златопрут шутливо поинтересовалась:
– Эта сказка не о том ли, как доблестный стрелок храбро защищал трех женщин в темном лесу?
Эррол задумчиво пожевал губами.
– Нет, – сказал он затем. – Сказка про отважного стрелка, ясно, еще интересней, но лучше я ее тебе расскажу, когда в Гранаду приедем. А пока что – про Эдоли и лесника!
Когда все тронулись, он собрался с мыслями и наконец заговорил:
– История про фэйри… Мой дедушка рассказывал ее год за годом, почти ничего не меняя: это заставляет думать, что она была правдивей многих других. А начинал дедушка всегда с того, что напоминал нам одну важную вещь: фэйри – не добрые и не злые. По сути, они вроде нас: сочетают доброе и дурное, а то и меняются на глазах, превращаясь в свою противоположность… Вот и думайте, о каких именно фэйри повествует сказка!
Еще помолчал – и перешел непосредственно к истории.
– Жила-была девочка… Жила она в маленькой деревеньке на краю леса. Она росла непослушным ребенком: как выучилась ходить, так и бегала без спросу куда пожелает. В том числе и в лес, где, как всем известно, опасностей не перечесть. Родители пытались держать ее при себе, но не на привязь же дочку сажать? Вот и получалось, что луна ни единого разу не сменилась без того, чтобы девчонка не удрала на несколько часов в лес. Родители, ясно, сходили с ума, а она возвращалась веселая, довольная и без единой царапины, только знай болтает детским своим голоском о приключениях среди фэйри!
Чем старше становилась девчушка, тем меньше интересовал ее лес. То-то обрадовались отец с матерью! Она больше не рассказывала про фэйри, да, в общем, уже о них и не помнила. Они вроде как отошли в область выдуманных вещей, которыми она забавлялась в детстве. Настала юность – и наша девочка забыла про магию: пришла пора мечтать о любви!
Она была премного наслышана про любовь. Про то, что это несусветно здорово и прекрасно, но и боль может причинить несусветную! Вот она и давай ждать, чтобы ее постигла любовь: примерно как зимой насморка ждешь… Только время шло, но ничего не происходило. Она уже всех своих соседей перебрала: мужчин, женщин, юношей, девушек… и что-то никто ее любовной лихорадкой не заражал! Правда, она их знала всю свою жизнь. Раз или два у нее как будто замирало сердечко – так больно и сладко, что она уже гадать начинала: вдруг это оно самое и есть?.. Но потом решала: нет. Не оно.
В то время и в тех краях было принято рано жениться. Ровесники нашей Софии, – добавил Эррол чуть громче, – уже задумывались о браке!
София удивленно повернулась к нему. Эррол ей улыбнулся:
– Не то чтобы тебе следовало спешить с этим, София… Не спешила и наша героиня, Эдоли. Представьте, целых десять лет она каждодневно ждала, чтобы ее постигла таинственная болезнь, – и все зря. Ни любви, ни желания начинать семейную жизнь! Родители уже стали привыкать к мысли, что она так и не приведет в дом ни мужа, ни детей. Эдоли и сама постепенно все меньше думала о «сердечной болезни», которой так страшилась и в то же время желала.
И вот однажды ранним весенним утром она вдруг поняла, насколько легче и проще жить без любви! Более не нужно беспокоиться о том, как проявится это чувство и к чему приведет. Эдоли как будто тяжелый груз сбросила с плеч. Она словно собиралась однажды взяться за очень трудное дело и вдруг обнаружила, что вместо нее работу выполнил кто-то другой. С ее сердца и разума пелена спала, и она ясно увидела то, чего много лет не замечала.
Идя в тот день краем леса и радуясь душевному спокойствию, Эдоли бросила взгляд в чащу и неожиданно заметила некую фигуру в плаще, удаляющуюся от нее. Даже ни о чем не задумавшись, Эдоли шагнула следом и окликнула: «Привет!» Человек обернулся, и она успела мельком заметить белое лицо, прежде чем его скрыл капюшон. Человек слегка всхлипнул и спрятался за деревом. «Эй! С тобой все в порядке?» – спросила Эдоли. Человек продолжал удаляться, хромая, очевидно испытывая боль, прислоняясь то к одному дереву, то к другому… Эдоли поспешила вслед, стараясь догнать, и это ей удалось. Она окликала раз за разом, но ответа не получала. Наконец она догнала незнакомца. Тот стоял неподвижно, жалко ссутулившись… Эдоли протянула руку: «Тебе плохо? Тебе помочь?»
Капюшон отлетел прочь… это была фэйри! Она схватила Эдоли за обе руки, и тут же из-за деревьев выскочили еще три фэйри, сцапали за волосы, за одежду. Эдоли закричала, но от неожиданности не сумела по-настоящему дать им отпор. У фэйри, которая завела ее в лес, была такая белая кожа, что сквозь нее просвечивали зеленые вены. Огромные золотые глаза, а все черты лица – заостренные: уши, носик… и мелкие остроконечные зубы в несколько рядов. И даже длинные прозрачные крылья за спиной оканчивались тонкими черными остриями. Волосы у той фэйри были белые с золотом и зеленью и развевались в воздухе, словно под водой. Остальные были в том же духе: рослые, грозные, прекрасные и жуткие, очаровательные и опасные… А как они улыбались! Зубастые улыбки мгновенно менялись, делаясь то милыми, то недобрыми… Эдоли не знала, что думать, да попросту и глазом моргнуть не успела – они живо обернули ее своими плащами, пахнувшими прелыми листьями, мохом и темнотой. Подхватили и унесли далеко-далеко, в самую глубину леса!
Эдоли сперва отбивалась, но плащи у фэйри тоже были волшебные. Чем больше она вырывалась, тем плотней они обвивались вокруг ее тела, и она оставила сопротивление. Фэйри несли ее какое-то время, потом бросили наземь. Тут она взмолилась о глотке свежего воздуха, и фэйри сдернули с нее плащи. Эдоли огляделась: оказывается, ее принесли на полянку в сосновом лесу. Четыре фэйри устроились отдохнуть на ковре из опавших иголок. Та, что заманила ее в лес, взяла прядку своих волос и ею связала девушке руки. Бело-золотая прядь оказалась прочной, как проволока, и сама собой туго стянулась на запястьях Эдоли.
