Теперь они не просто следовали за наступавшими Броненосцами, они шли посреди массы войск Великого Врага. Охотник и партизаны осторожно продвигались по кварталам города. На улицах были лишь трупы, разбитые вокс-передатчики, клочья одежды, лужи крови. И миллионы и миллионы стреляных медных гильз, пустых магазинов и аккумуляторов от лазганов. Сильверстайн не мог сделать шага, чтобы не наступить на них.
Они избегали главных маршрутов колонн противника, но иногда натыкались на зачищавший город карательный отряд или какое-либо другое подразделение силой до роты, двигавшееся по флангам колонн. При таких встречах их жизнь спасал лишь опыт Сильверстайна в скрытности и маскировке. Тени, слияние с фоном, естественные изгибы– все это части инстинкта охотника. Они умело скрывались в тени.
— Вот место, — объявил Сильвестайн. Он смотрел на полуразрушенный остов многоквартирного дома. Здание было построено относительно недавно, судя по рокритовым опорам, ему было не более нескольких сотен лет, по сравнению с тысячелетними постройками из известняка. Все его окна были выбиты, и почти треть дома ввалилась внутрь, как останки затонувшего корабля.
Партизаны забрались в почерневшую от огня пробоину в стене дома и поднялись на верхние этажи, оглядывая раскинувшееся перед ними зрелище разрушенного города.
-Чего бы я сейчас только не отдал за кусок копченого сыра и бокал хорошего вина… — произнес Сильверстайн, устанавливая на позиции свой автоган схемы «булл-пап» на сошках.
Асинг-ну фыркнул.
— Я никогда не любил сыр.
— Это потому, что Асинг-ну темная деревенщина. Он не отличит сыр от коровьего вымени, — поддел его Темуган.
Апартан рассмеялся резким лающим смехом.
Сильверстайн покачал головой.
— Это потому, что вы никогда не видели хорошего сыра. Вкус в равновесии между острой соленостью и спелой сладостью, хорошо выдержанный, из молока одессианской козы… К вам когда-нибудь завозили «Копченый на сене» из суб-сектора Нарбаунд? Потрясающий, у меня его целый круг хранится в подвале… в одном из моих поместий…
Он замолчал, внезапно ощутив себя очень усталым. Как далеко он сейчас от домашнего уюта… Неожиданно он подумал, что если выберется из всего этого живым, то уйдет со службы Инквизиции. Потом, поразмыслив еще, он вспомнил сорок три убитых вражеских командира на своем счету и передумал. Где еще он смог бы так поохотиться?
— Производите столько прицельных выстрелов, сколько успеете в течение одной минуты. Потом уходим. Понятно? – сказал Сильверстайн.
Кантиканцы кивнули. Теперь они работали в группах по двое – стрелок и наблюдатель. Темуган лежал, сжимая своими ловкими руками ложу автогана гарланского образца, изготовленную из высококачественной древесины. Рядом присел Апартан, бывший гвардеец, держа магнокуляры. Казалось, он совсем не возражал, что стрелять по противнику будет маленький часовщик.
Сильверстайн позволил стрелять Асинг-ну. Хотя охотник был безупречным стрелком, благодаря аугметическим глазам, он был еще лучшим наблюдателем. Асинг-ну оставалось только нажимать спуск по сигналу Сильверстайна.
Внезапно менее чем в двухстах метрах мелькнул гладкий купол стального шлема.
— Противник, — сообщил Апартан со своей позиции.
— Добро пожаловать, господа, — сказал Сильверстайн, наблюдая, как верхушка шлема медленно движется вдоль гряды развалин. Цель двигалась неровно, как будто шатаясь. Что-то в этом показалось Сильверстайну подозрительным. Внезапно он понял.
— Нет! Не стрелять! – зашипел он.
Но было поздно. Прогремел выстрел Темугана. Пуля попала в шлем, и он отлетел в сторону. Это был всего лишь пустой шлем, надетый на ствол лазгана.
— Проклятье, — произнес Сильверстайн, падая на землю.
Сразу же с гряды развалин раздался ответный огонь. Загрохотал тяжелый болтер, поливая остов дома градом крупнокалиберных снарядов. Темугана отбросило от его оружия, его тело было пробито в трех местах. Апартан дернулся назад, когда болтерный снаряд вышел из его спины. Вражеский огонь прекратился, и снова наступила тишина.
Сильверстайн, ругаясь сквозь зубы, перекатился на колени в облаке кирпичной пыли.
— Ты в порядке? – спросил он Асинг-ну.
Партизан кивнул с расширенными от ужаса глазами.
Охотник, все еще ругаясь, указал на винтовку Темугана.
— Берешь ее, стреляешь один раз из пятого окна, когда я говорю, и сразу оттуда уходишь. Понятно?
Асинг-ну бросил на него удивленный взгляд, но все же кивнул и послушно пополз к кровавым ошметкам тел Темугана и Апартана.
Сильверстайн схватил автоган «булл-пап» и пополз к краю, где стена была похожа на сломанный кусок головоломки. Выглянув, он осмотрел местность своей биоптикой, проверяя направление ветра, температуру и видимость. Удовлетворенный, Сильверстайн жестом приказал Асинг-ну стрелять.
Партизан выстрелил и бросился прочь от окна. Из развалин появилось дуло тяжелого болтера, устанавливаемого на позицию, и поднялись трое Броненосцев – аугметические глаза Сильверстайна видели их как одноцветные силуэты.
Сильверстайн произвел три быстрых выстрела, свалив двоих. Третья пуля прошла мимо, попав в рукоять тяжелого болтера. Поправив прицел, Сильверстайн выпустил четвертую пулю, которая настигла Броненосца, пытавшегося скрыться.
— Думаю, пора уходить, мы и так были здесь слишком долго, — Сильверстайн жестом приказал Асинг-ну следовать за ним. Уходя, охотник повернулся к останкам товарищей, лежащим на полу. В последний раз бросив на них взгляд, он направился к лестнице.
НОЧЬЮ остатки роты Барка – всего лишь девятнадцать человек – наткнулись на аванпост роты «Зулу», патрулировавшей улицы города за пределами укреплений Фтии.
Солдаты роты «Зулу» устроились в сторожевой башне у ворот на западную дорогу, связывавшую город с окраинами Иопайи. Это был важный стратегический пункт. Башня представляла собой невысокую постройку из древних каменных блоков. Барк был уверен, что ее стены украшают прекрасные каменные узоры, но за несколько тысяч лет камни обросли слоями мха, висевшего густыми зелеными бородами.
Командиром роты «Зулу» был капитан Бахаса. Его солдаты называли его не «сэр», а «босс», потому что это был именно такой тип офицера. Суровый, мрачный, могучего телосложения, Бахаса обходил укрепления с автоганом Т20 «Стэм» на груди и сигаретой во рту. Все знали, что Бахасе, как, впрочем, и многим, уже некого терять: никто из его семьи не успел попасть на борт эвакуационной баржи в первые месяцы кампании. Он сражался с отчаянным бесстрашием, порожденным жаждой мести. Он смеялся, ругался и шутил в лицо смерти.
Когда наступило утро, рота «Зулу» уже окопалась. Платформы с бомбардами были выкачены по рельсам на позицию для прикрытия восточного направления, их толстые бронзовые стволы смотрели в небо. Тележки с боеприпасами катились по рельсам к воротам, доставляя патроны для тяжелых стабберов, установленных в бойницах и огневых точках. Опускная решетка была заварена и ворота забаррикадированы.
На укреплениях инквизитор Барк наблюдал за действиями минометных расчетов. Он ходил среди солдат, ободряя их и предлагая раненым болеутоляющие наркотики. Это был не более чем жест утешения. В роте на более чем сотню солдат остался лишь один медик – капрал Руал. Насколько было известно Барку, Руал был молод и неопытен, и получил свое звание и должность лишь вчера, когда ротный медик-сержант был убит.
— Капрал, у вас остались медикаменты для оказания помощи этим раненым? – спросил Барк.
Капрал Руал стоял на краю бруствера. Он явно был испуган. Барк видел это по побелевшим глазам и по тому, как он жевал табак, напряженно стискивая челюсти.
— Капрал, медикаменты? – повторил Барк.
Руал неожиданно очнулся от своих размышлений.
— У меня есть медикаменты. Но у меня нет помощников, сэр.
— Я останусь с вами в этом бою. Скажешь, что нужно делать? – спросил Барк, подходя к нему у бруствера.
Капрал Руал не отвечал. Он снова задумался, жуя табак и глядя вдаль. Над древним городом висели клубы дыма, похожие на черные колонны. Барк знал, что даже сейчас, в рассветной тишине, по его улицам крадутся артиллерийские наблюдатели кантиканцев и разведчики Броненосцев. Он понимал, что атаки противника осталось ждать недолго.
Он был прав. В 03:55, когда тройные солнца поднялись над горизонтом, Великий Враг атаковал. Броненосцы шли в атаку на фоне сияющего восхода. Они казались темными рогатыми силуэтами на ярко-оранжевом горизонте.
Из кирпичных бойниц раздался треск выстрелов. Броненосцы пересекли заболоченный участок местности, прилегающий к укреплениям, с плеском продираясь сквозь заросли тростника. В авангарде атаки шли группы мотоциклистов и патрульные машины, поливая имперские укрепления огнем стрелкового оружия. За ними двигался строй пехоты Броненосцев шириной почти в километр, широкой дугой охватывающий врата Фтии.
