Рассуждал Иван Петрович о вещах как будто общеизвестных, о понятиях избитых, заезженных вдоль и поперек, но в его ин-тер-пре-тации: подозрительное, смутное вдруг обретало чистоту и ясность; фальшивое, хитрованское теряло ослепительный лоск и обманчивую ретушь; а гнусная и заковыристая ложь, обряженная в мишуру, в радужные блестки, — предстала в своем подлом и гнусном естестве.
Подумалось: а ведь верно профессор-доброхот подметил… В последнее время из никчемных текстов в прессе, из путаных речей политиков и политологов исчезло некогда пущенный в массы лучезарным доктором кукольных наук Гайдаром словосочетание «шоковая терапия». Взятый напрокат медицинский термин означает: нервическое повреждение ума (психики) от воздействия болезнетворных сил. Проще говоря, перестройщики изначально поставили задачу: довести народ до полного бесчувствия, до умопомрачения. А уж после делать с нами все, что им заблагорассудится.
— Нас превратили в быдло, в бесчувственных истуканов, — заметил оратор и присел на деликатно кем-то подставленный стул.
Есть нечто возвышающее дух — внимание толпы. Не выпуская из рук посох, Иван Петрович, усевшись поудобнее, продолжал свой нечаянный семинар:
— Говорят, кто старое помянет, тому глаз вон. Однако ж заглянем в советское прошлое. Историку это и по должности положено. Нельзя не заметить одну историческую особенность. Штатные политологи уши прожужжали, вопят на разные голоса. Большевики в восемнадцатом году экспроприировали у хозяев заводы, фабрики, банки, рудники, прииски, нефтяные скважины, дворцы; отняли у помещиков землю, потом и у кулаков… Да, факт исторический! А что видим теперь? Все повторилось, но уже сатанинским образом. В девяносто третьем и в девяносто четвертом новоявленные «революционеры» объявили о приватизации государственной собственности. Впрочем, процесс пошел, по словам гения перестройки Горбачева, в обратном порядке. Заводы, фабрики, комбинаты, железные дороги, целые отрасли народного хозяйства рубили на куски, раздавали хапугам. Заранее было оговорено, расписано: кому, что именно и сколько. В благодарность же поделиться… с дающим! Произошел новый передел собственности, вроде бы не насильственный. По сути же — все та же экспроприация, но с жульнической подоплекой. При Ленине капитал отняли у богатеев-эксплуататоров и раздали простонародью. При Ельцине госсобственность хамы поделили меж собой. Для блезира раздали совкам платежные расписки (ваучеры), кому-то для пущей важности выдали акции, стоимость которых на биржевом рынке не превышала цены фантика от съеденной конфетки. Высшая подлость — разграбление сбербанковских счетов. Эту правительственную акцию народ назвал разбоем средь бела дня. Пенсионеры толпами ходят по присутственным местам с исками в руках и с робкой надеждой во взоре.
Кто-то крикнул в нашу сторону:
— В сто третью комнату уже очереди нет!
Двое или трое из нашей разношерстной компании спохватились, чуть ли не опрометью побежали к заветным дверям. Большинство же не тронулись с места: чего-то еще ждали.
— Хорошо разложили вы путаницу по полочкам, — искренне, без жеманства проговорила тихо дама в дохе. — А дальше-то как жить?
— Да-да, пожалуйста. Раз уж случилась беда, выпал такой случай, — изрек ходок с затасканным рюкзаком за плечами. — Ждать у моря погоды, что ли?
Стоявший рядом благообразного вида старик выдал информацию:
— Слышно, сформировалась новая инициативная группа пенсионеров. Подали иск в Краснопресненский суд. Требуют полное и безоговорочное возмещение захваченных денежных вкладов. Якобы уже назначено слушание.
— Грозилось наше теля волка иметь, — с кривою усмешкою вякнул скептик в кроссовках.
— Разговорчики наши — сплошной самообман, — в тон ему ответил казак с Дона. — Ряды вкладчиков редеют. Мрут людишки, как осенние мухи на лету.
Спорщики с унылыми лицами стали расходиться. Мы с историком остались одни.
— Рано или поздно русские люди очнутся от морока, образумятся, — подбодрил меня Иван Петрович при прощании.
5
В начале апреля почтальон вручил под расписку решение суда. В текст перекочевали целые куски из предварительного отзыва дирекции автозавода. По логике г-на Орлова, у сильного (богатого) всегда бессильный (бедолага) виноват. Задача судьи состояла в том, чтобы найти мудрое решение, опираясь на соответствующий пункт закона. В жизни же все сложней и запутанней. Не из пальца высосана поговорка: «С богатым не судись!». Родилась она из судейской практики и теперь подтверждается повсеместно. Оттого и ропщет народ. Доведенные до отчаянья гуськом тянутся через государственные кордоны в Страсбург, который сравнивают с небесной канцелярией.
Сильно задел мое гражданское самолюбие уркаческий постулат «картежников», под которым поставила свою подпись судья Федоринина. Цитирую по первоисточнику: «Суд не усматривает каких-либо нравственных и физических страданий истца, так как, распоряжаясь своим приватизационным чеком, (имярек) должен был между прочим рассчитывать и на экономические риски». (Намек на то, что это была запланированная авантюра в масштабе страны.) Если следовать логике, ограбленный в центре столицы прохожий сам же виноват, ибо спровоцировал бандитов на преступление. На самом же деле, конечно, виноваты власти, не обеспечившие должный порядок в стране. Живем ведь постоянно с оглядкой, чувствуем себя незащищенными, рискуем жизнью чуть ли не на каждом шагу.
Процитирую 16-й абзац судебного документа: «Ссылка истца на то обстоятельство, что акции не принесли ему достойных дивидендов, несостоятельна и не основана на законе, поскольку истец добровольно распорядился своим ваучером, стал акционером АВТОВАЗа».
Сказанное следует разуметь так: любые действия одиночки-акционера обречены на неудачу. Очень это напоминает забавную песенку о туземцах некоего заколдованного острова. Речь, помнится, шла о том, что они прогневили небо, — с тех пор все валится у них из рук. «Что они ни делают, не идут дела. Видно, в понедельник их мама родила». Напрашивается аналогия. Ведь 19 августа девяносто первого года пришлось аккурат на понедельник.
Хотелось, но не стал я подавать апелляцию. Потратить еще год на мытарства, на хождения по судебным коридорам, — в мои-то годы непозволительная роскошь. Лучше лишний раз побродить по заповедным рощам и вырубкам вокруг Боровска. В апреле на южных склонах Протвы после зимней спячки вылезают сказочного вида сморчки. Однако до той поры надо было еще дожить.
От чтива казенных бумаг у меня возникли вопросы. Захотелось с судьей пообщаться. Набрал по памяти знакомый номер телефона.
— Это Мария?
— Вы ошиблись.
— Тогда значит Жанна?
— Тоже нет.
— Что ж, пусть возьмет трубку другая Мария или Сергей.
— Всех, кого перечислили, уже нет… Уволены. А кто спрашивает?
Я назвался полным именем.
— А-а-а, знаем… По всем вопросам теперь обращайтесь, пожалуйста, к другому судье.
Без препирательств назвали имя новой служительницы Фемиды, теперь в ее руках бумаги по моему делу. Фамилия воспреемницы — Михайлова Л. B. Через ее помощников быстро обо всем договорились. В процессе телефонного общения чувствовал я доброжелательность и человечность в житейском понимании, не предусмотренные нормами действующего арбитражного процессуального кодекса.
На доброту я отзывчив. Всегда готов понять обидчика. В данной же ситуации мог без лишних слов простить ОАО всю сумму по выигранному иску, кабы был уверен, что 256 руб. 90 коп. будут бухгалтерски оприходованы, попадут в честные руки, помогут трудовому коллективу в решении актуальных производственных задач. Однако, боюсь, моя «капля» погубит накренившийся на один борт дредноут отечественной индустрии. Это не гротеск и не парадокс — печальное реалите нашей действительности.
Оглянемся окрест. Вспомним дурацкие, вместе с тем и трагические 1991–1993 годы. АВТОВАЗ собирал ваучеры, чуть ли не тоннами. При этом суля доверчивым совкам и лохам сказочное благополучие американского образца. На моем регистрационном свидетельстве зафиксирован № 172 040 040. А ведь я прибыл в Тольятти в самый разгар скупочной кампании. Значит, общее число сдатчиков могло удвоиться, а то и утроиться.
Обналичив темно-голубые фантики от Чубайса в реальные госзнаки, новые Гобсеки, Рябушинские, Морозовы, Демидовы по предприимчивости, по широте творческого размаха явно уступали своим предшественникам. Вместо того, чтобы по умному распорядиться чудом, попавшим в руки баснословным народным капиталом, ударились в примитивное ростовщичество; стали прятать денежки по темным углам, как тогда назывались полукриминальные офшорные банки. Между тем автозавод в Тольятти в начале 90-х годов нуждался в серьезной модернизации производственных мощностей. Конструктивно, качественно его продукция уже не соответствовала уровню мирового машиностроения. Тогда уже воочию выявились кризисные симптомы опасной болезни, которые в итоге и довели АВТОВАЗ до ручки.
