туловище переходило в хвост. Короче — в змеиную жопу!
Змея зашипела и отвесила мне оплеуху наотмашь. Хорошо, что попала по плечу, а не по хлебальнику!
Руки чуть не оторвало на хрен! Но я удержал меч и отлетел вместе с ним. А у проклятущей змеи почти отвалился хвост.
Потапыч взревел, поднялся на задние лапы, обхватил змею и повалился вместе с ней в траву.
Завоняло палёной шерстью.
Огненно-бурый клубок, меся грязь и кровь, с рычанием катался в придорожной канаве. Я подбежал к нему, перехватил меч обратным хватом и замахнулся, высматривая в клубах вонючего пара — куда въипать!
Потапыча бы не пырнуть!
Уловил момент и глубоко вонзил клинок в змеиное тело.
Змея содрогнулась.
Я вытащил меч и ударил снова.
Клубок распался. Теперь на траве валялся ревущий медведь с голым, обожжённым пузом, на котором вздувались кровавые волдыри. Рядом с ним судорожно дёргалась в предсмертных муках змея.
Я опять перехватил меч. И когда уже начал движение, змея приподняла голову и прошипела:
— Молодец, внучек! Моя кровь!
Лицо её на долю секунды стало спокойным. И я узнал его.
Бля!
Меч свистнул. Змеиная голова покатилась в канаву и рассыпалась в пепел.
А ведь в этой канаве, благодаря ей, должен был сдохнуть я. Почему? Да потому, что нищие сироты так и подыхают.
Тот мужик в лаптях, наверное, корчится от хохота на своём небе.
Потапыч, кряхтя, откатился от канавы и перекинулся обратно в человека. Полежал, со свистом втягивая в себя воздух.
— Чуть не сдох на хер! Мышью себя почувствовал, а не медведем.
Блядь!
Мыш!
Я ломанулся к сараю, размахивая мечом и сшибая сапогами огромные лопухи.
Грёбаная дверь открывалась наружу. Но я с разбегу ударил в неё плечом и вместе с ней влетел внутрь.
На полу, скорчившись в нелепой позе, лежал казначей Ганс Леопольдович, сука белобрысая! Одной рукой он схватился за правое ухо. Между длинных пальцев торчало древко Мышиного копья.
Рядом с казначеем стоял сундучок размером с коробку для обуви.
В дальнем углу сарая, там, где любил когда-то спать Немой — сидел связанный княжич Михаил. Рот его был заткнут кляпом. Княжича трясло так, что ветхая стена сарая ходила ходуном.
Рядом с сундучком неподвижно вытянулось маленькое тело Мыша. Глаза его были закрыты. На кончике носа запеклась кровь.
Сука-казначей! Оживлю и расхерачу в куски!
Я опустился на колени и осторожно взял Мыша на руки.
Мыш открыл один глаз и недовольно посмотрел на меня:
— Слушай, Немой! Чего ты меня всё время руками трогаешь? Ты про личные границы слышал когда-нибудь?
И тут в сарай ввалились Прошка, Сашка, Мишка и Гришка. Все в поту и в репьях.
* * *
— Сашка! — с надеждой спросил Потапыч. — А больше у тебя пожрать ничего нет?
Сашка виновато помотал головой.
Мы шлёпали по развалинам деревни в сторону кузницы. Прошка нёс сундучок с княжеской казной. Я вёз на плече довольного Мыша.
Вообще-то, Мыш намекал, что не прочь прокатиться верхом на большом и грозном медведе. Но Потапыч наотрез отказался перекидываться. Я его понимал. Волдырей и ожогов на нём, конечно, не будет. Но голое розовое брюхо никуда не денется.
Сашка и Мишка бережно поддерживали под руки княжича.
Ох, не хотел я его развязывать, бля!
Но — хер ли поделать? Наследник престола!
Ещё в сарае, когда у княжича изо рта выдернули кляп, он хрипло забормотал:
— Немой! Это не я! Это Ганс всё! И бабка! Она Федота съела, Немой! Я видел!
Княжича колотило, зубы лязгали, он никак не мог разжать кулаки.
На всякий случай я принюхался — не пованивает ли? Но в запахе пожарища не разобрал.
Отвечать ему я не стал. На хер надо палиться перед кем попало? Молча кивнул на него Мишке с Сашкой, взял сундучок и вышел.
Возле кузницы нас ожидал цирк с конями. Только кони выступали в качестве зрителей. Они испуганно ржали возле изгороди, к которой мы их привязали.
Непонятно каким чудом уцелевший монстр колотил кулаками в толстую дверь кузницы и хрипло рычал.
Внутри кузницы временами вспыхивало белое сияние. Голос Божена надрывно вскрикивал:
— Всеблагие боги! Помилуйте и спасите!
— Божен! Вы живы там? — заорал я и потащил меч из ножен.
— Немой! — радостно заорал Божен. — Разъепите эту тварь! Молитва на него не действует!
Ни хера себе, как святоша заговорил!
Я подскочил к крыльцу. В это время перерождённый обернулся. На искажённом злобой лице я увидел вполне живые, хоть и мутные глаза.
— Немой? Ипать! — заорал перерождённый.
От неожиданности я чуть не выронил меч себе на ногу.
— Васька?
— Ну! Тебя и не узнать! Отожрался-то как!
Я внимательно пригляделся к Ваське. Одежда на нём не тлела. Ноги не превращались в хвост. И пахло от него не дымом, а самогоном.
— Васька, ты откуда?
— Дык, я это. За грибами пошёл. Выпил, да и прикемарил чой-та в лесу. Проснулся, а дорогу найти не могу! Неделю проплутал, одну малину жрал! Вот только-только к деревне вышел.
— А в кузницу на кой хер ломишься?
— Так у Акима всегда выпить есть! Только он не открывает. И орёт какую-то херню!
Бля!
Васька опасливо подёргал меня за рукав.
— Немой! А чо с деревней случилось?
Чо, чо? Кара небесная!
Я пожал плечами.
— Пожар. Бывает.
— Ага, — закивал Васька. — А это не по вашу душу?
Он показал через моё плечо в сторону моста.
Я обернулся.
Ипать!
Из леса к мосту словно выползала длинная металлическая змея. Над ней щетинились копья.
Княжеская дружина.
Как же они не вовремя-то, бля!
Я обернулся и забарабанил в дверь кузницы.
— Божен! Открывайте на хер!
Хоть там отсидимся!
Послышался шорох засова, и дверь открылась.
Божен высунул голову наружу. Увидел дружину и охнул.
— Сожгут в кузнице с молитвой! На переговоры надо идти!
— Не станет князь с нами разговаривать. Мы для него бунтовщики. Заговорщики. Стрелами положат, и всё, — возразил я. — Если только княжичем прикрыться, чтобы время выиграть?
Пока мы соображали, передовые всадники князя ступили на мост.
Опоры моста с треском подломились. Под испуганное ржанье лошадей и человеческие крики он рухнул в воду.
Ни хрена себе!
Возле моста стоял дикий гам. Я видел, как дружинники повытаскивали луки из чехлов и принялись стрелять в воду.
По кому они лупят-то, бля?!
Один из упавших почти вскарабкался на берег. Но из реки выпрыгнула огромная жаба и схватила его за ноги!
Ипать! Такая же нечисть у меня щуку списдила!
Они что, мост подгрызли и засаду устроили?
— Потапыч, перекидывайся! — скомандовал я.
— Немой, ну его на
