— Правда? — обрадовалась она. — Ой, Чехол!
— Заяц не лошадь, трепаться не любит. Садись.
Девушка тотчас устроилась на раме. Борис вскочил в седло и увез ее.
Зимой Алексей видел Шуру часто, но только из окна своего дома. Она училась в десятом классе и постоянно бегала к Борису делать уроки. Это Алексея злило, вселяло смутное беспокойство, и он каждый раз вспоминал тот вечер, когда Борис увез ее на велосипеде.
Понимая, что это глупо и, если узнает кто, с какой целью он это делает, его засмеют, — но с середины зимы он начал откладывать деньги на покупку велосипеда.
Важность такой покупки он ощутил после встречи с Шурой возле дощатого промозглого кинотеатра, с потолка которого во время сеанса на головы людей часто падал крупными хлопьями куржак. Пожалуй, это была единственная встреча в течение той зимы.
Вечер тогда был морозный, город тонул в густом тумане. И хотя шла давно не новая кинокомедия «В шесть часов вечера после войны», народ валил на нее валом, билеты достать было невозможно.
Алексей подошел к кинотеатру с товарищем по цеху, тоже токарем, Михаилом Брагой. Билеты Михаил купил еще утром, когда бежал на работу. Еще издали Алексей увидел Шуру. Она стояла возле афиши, с которой приторно улыбался актер Самойлов, и терла варежкой щеку.
Вероятно, потому, что был не один, Алексей почувствовал храбрость и крикнул:
— А, Шура, здравствуй! Вот, Мишка, познакомься. Это — Шура Ильина.
Михаил пожал почтительно руку девушке.
— В кино хотели, да билетов нет, — сказала Шура. — Чехол ушел добывать…
Услышав о Борисе, Алексей сразу нахмурился, его охватила прежняя скованность. Он топтался на снегу, снег скрипел под ногами. Михаил впервые видел Шуру и тоже молчал. Молчала и Шура, будто чувствуя какую-то вину.
— А тебя… что-то не видно всю зиму, — проговорила наконец она.
— Так — работа, — сказал Алексей. — А я часто вижу — ты к Борису ходишь.
На красном от мороза лице девушки шевельнулась и пропала морщинка, Шура улыбнулась и зачем-то убрала под платок заиндевевшую прядь волос.
— Он здорово задачки решает по геометрии…
— С применением тригонометрии? — спросил вдруг Михаил.
— Ну да, с применением, — растерянно произнесла Шура, почему-то смутившись,
И опять стояли молча, чуть отвернувшись друг от друга. Только Михаил внимательно глядел то на девушку, то на Алексея.
И вдруг вынул из кармана билеты, сунул их Алексею.
— Вот вам, братцы кролики. Ступайте. А я потом посмотрю. — И ушел.
— Погоди, Миха… — не успев ничего сообразить, крикнул Алексей.
— Ступайте, ступайте, — крикнул, обернувшись, Брага и пропал в тумане.
— Вот ненормальный, — уронил Алексей.
— И правда, какой-то…
По скрипучим ступенькам из кинотеатра выскочил Борька, плюнул в снег.
— Черт, так разве приобщишься к искусству! А-а, рабочий класс, гегемон. Здорово, Алеха. Тоже решил отдохнуть культурно? Это похвально. Момент, Шуреха, может, еще добудем…
И побежал в толпу, спрашивая лишний билетик.
Алексей с Шурой еще постояли молча, слушая далекие Борькины выкрики. Потом раскосые глаза девушки как-то всплеснулись, она повернула голову направо, потом налево, точно боялась, что за ними кто-то подсматривает, и тихо, как заговорщица, прошептала:
— А знаешь — удерем, а?!
— Куда, от кого? — с неприязнью спросил Алексей.
— Фу-ты! — воскликнула она и потащила Алексея в кинотеатр.
Сидя в битком набитом зале рядом с Шурой, Алексей чувствовал себя неловко. И оттого, что непривычно близко сидела Шура, и оттого, что они удрали от Бориса. А девушка, глядя на экран, беспечно и заразительно смеялась временами. Алексей несколько раз осторожно поворачивал к ней голову и видел, как поблескивали в полутьме ее глаза.
Но к концу фильма Шура притихла, смотрела на экран задумчиво и, кажется, не видела больше, что там происходит.
Из кинотеатра она выходила, виновато поглядывая по сторонам, будто боялась встретить кого-то.
«Видно, Бориса…» — подумал Алексей.
И они его встретили. Борис, весь заиндевевший, стоял у крыльца и угрюмо глядел на Шуру с Алексеем, Он стоял, смотрел и ничего не говорил, Шура смутилась, опустила голову, потом быстро вскинула ее и захохотала.
— Вот чудик, вот чудик, насквозь промерз, — смеясь, воскликнула она. — Ведь щеки поморозил… Ну конечно! Давай, я ототру…
И она принялась варежкой оттирать ему щеки.
Сперва Борис стоял по-прежнему неподвижно, позволяя девушке растирать ему лицо. Потом поймал ее руки, отстранил их и сказал:
— Ну ладно… Вот вам еще два билета на память. До свидания. — И пошел прочь. Но вдруг остановился и, усмехнувшись, проговорил, имея, наверное, в виду эти два добытых все-таки билета в кино: — Я ведь, если чего захочу, обязательно того достигну.
— Борис! Борька… — крикнула Шура, но он больше не оглянулся.
Девушка нагнула голову и тихонько пошла в том же направлении, что и Борис.
— Я провожу… Шура, — сказал Алексей, пугаясь своей смелости.
— Конечно. Нам же по пути, — рассеянно ответила она.
Они шли и молчали, потому что Алексей не знал, о чем можно говорить. Он никогда не провожал еще девушек, никогда не оставался с ними вот так, наедине. А что-то говорить надо было, это Алексей чувствовал. И он сказал:
— Нехорошо получилось с Борькой-то…
— Ну и ладно. А тебе-то что? — сердито проговорила, почти прокричала, Шура и пошла быстрее. Алексей думал, что она хочет как можно скорее избавиться от него и, может быть, догнать Борьку, и отстал. Но девушка опять крикнула: — Еще чего?! Одной мне по пустой улице идти? Одной, да?!
И, когда он подошел, она взяла вдруг его под руку. Взяла, крепко прижалась к холодному пальто…
И больше Алексей ничего не помнил. Он шел как в полусне, шел, ощущая только, что она идет рядом, держась за него.
Очнулся он возле ее дома. Они стояли у калитки, под высоким мерзлым тополем, сквозь толстые ветви которого проглядывали тусклые звезды. Оказывается, у него гулко стучало сердце, ему было жарко, точно он бежал всю дорогу, догоняя эту девушку, и вот догнал…
— Ну… — сказала Шура и поглядела ему в глаза. — До свидания, Алеша.
И улыбнулась чему-то.
— До свидания. Чудная ты…
Не соображая, что делает, он расстегнул пальто.
— Простыть хочешь, да? — строго сказала она, сняла варежки, сунула их в карман и принялась застегивать ему пальто. Застегнула, подула на замерзшие руки и вдруг взяла ладонями его лицо.
— А теперь скажи — зачем ты за мной подглядываешь?! Когда я к Борьке Чехлу хожу… Ну, зачем?
И опять, как тогда, за городом, он увидел близко ее глаза. Они, эти глаза, опять рассматривали его.
— Шура, Шура…
Пальцы ее были холодными, он взял их в ладони, чтобы отогреть. Но девушка быстро отняла руки и с хохотом убежала за калитку. Возле крыльца она обернулась, помахала рукой и ушла в дом…
Алексей брел домой. Он снова расстегнулся, не обращая внимания на мороз. Шел и думал, что обязательно надо купить велосипед.
… Наступила весна, велосипед Алексей купил на рынке. Велосипед был хороший, почти новый, лучше Борькиного.
— Классная машина, — с завистью сказал Борис, когда Алексей привел велосипед домой. — Да ты ведь ездить не умеешь.
— Научусь…
В первый же выходной, почти затемно, чтобы никто не увидел, он ушел с велосипедом за город. К обеду уже кое-как ездил, хотя переднее колесо так и норовило подвернуться.
Домой Алексей вернулся поздно, усталый и пыльный, как черт, но счастливый.
Вскоре он стал ездить совсем хорошо. Только Шуру почти не видел, если не считать случайных встреч на улице. Девушка сдавала экзамены, вечно торопилась то в школу, то из школы, то бежала в дом к Борису с тетрадками в руках, здоровалась на ходу. Вообще, она вела себя так, будто ничего не случилось, будто не было той встречи зимним морозным вечерам возле кинотеатра ибудто не стояли они потом возле калитки ее дома, под тополем, сквозь ветки которого проглядывали звезды.
А может, действительно не было, может, все это он, Алексей, выдумал, все ему почудилось, приснилось когда-то, думал он. Думал всерьез, мучительно пытался решить для себя какую-то проблему. Но что за проблема — не могпредставить себе ясно и четко. Иногда ему казалось, чтоон вообще живет в каком-то полусне.
Как-то Шура, спеша к дому Бориса, торопливо бросилаАлексею:
— Ох, эта проклятая тригонометрия! И в кого я уродилась такая тупица!
И Алексей несколько дней ходил светлый и задумчивый. Оказывается, все было: и промерзлый кинотеатр, и тополь у калитки, и звезды меж его голыхветвей. И Шура все помнила.
Однажды, придя с работы, Алексей, как всегда, умылся, переоделся и сел ужинать. Мать, собирая на стол, сказала:
— Шурка тут Ильина прибегала.
— К нам? — удивился он.
— Скажите, говорит, Лешке — сдала я… эту, как ее? Вот, скажите, забыла ведь! Мудреное слово такое. На тройку, говорит, а сдала…
