бабы те пред ним – вошь. Ему на Кощея – тьфу! К тому же чего водяному в ентом месте сидеть, мост разваленный караулить?
– Может и так, – согласился с кузнецом Иван Царевич, а только в душу его подозрение закралось. Глядит в воду, не отрывается, вдруг чего крупное с хвостом мелькнет. Только нет ничего в воде, водоросли одни колышутся и сор всякий плавает.
– Доски принимай! – кричит с моста Яков.
– Ага! – Иван Царевич бросился кузнецу на подмогу.
Яков отрывает настил уцелевший, вниз кидает. Иван Царевич ловит, в штабеля укладывает, досочку к досочке равняет. Зачем только – непонятно. Красивше так.
Надрал Яков досок с моста, слез и доски взялся перебирать еще раз: эта не годится, эта пойдеть, эта поперечиной будет, еще одна, енту к такой-то матери, а ту – к другой…
Долго возился, Ивану Царевичу аж скучно стало. А кузнец уж плот на земле разложил, стоит, на дело рук своих любуется, насмотреться не может.
– А сколачивать чем будешь? – Иван Царевич спрашивает.
– Сколачивать? – усмехнулся Яков да как кулачищем замахнется.
Бац!
Доска на место встала, вбитые ранее гвозди вошли в поперечину, словно молотком их загнали.
Бац!
Еще одна доска прибита. А кузнец знай себе кулачищем машет, будто забавляется.
– Тебе, брат Яков, леший случаем не родня? – Иван Царевич спрашивает.
– Не понял? – разогнул спину Яков.
– Да тот тоже кулаком заколачивать больно горазд: клин в пень без кувалды вогнал.
– Не, не родня, – на полном серьезе сказал кузнец и опять за свое: бац, бац, бум!..
Плот вышел на загляденье. Выдержал бы только, не расползся посредь реки – тогда точно потеха-развлеченье водяному будет. А тут и другая проблема встала: река широкая, вода быстрая, закрутит, завертит плот. Разве что по сваям только и можно перебраться. Но Яков на всякий случай опять на мост взобрался, два перильца отломал. Отличные шесты из них вышли.
Столкнули друзья плот на воду, взобрались на него – вроде держит, хотя вода через край плещется, да то не беда. Попрыгали – крепкий плот на удивление вышел.
– Ну-с, – перекрестился Яков, – с богом! – и от бережка шестом оттолкнулся.
И подхватила вода утлый плотик, завертела и понесла к мосту. Вот-вот налетит плот на сваи и в щепки обратится. Яков ругается, шестом в дно тычет, да много ль толку от тонкой палки. Несет плот на мост все быстрее и быстрее. Отбросил Яков шест бесполезный, ручищи расставил, момента нужного поджидает, в сваи, из воды торчащие, вцепиться. Уперся в них с наскоку, рычит, руки разгибает. Плот под ногами бьется, сваи дрожат, того и гляди заваливаться вперед начнут.
Видит Иван Царевич, совсем дело плохо. Долго ли еще кузнец так простоит, в сваи упираясь. Что-то нужно делать. Только что? А кузнец руки напряг из последних сил, отодвинулся назад вместе с плотом и в правый бок рванулся. Руку на сваю, что справа от него торчала, перекинул, за собой плот подтащил. Передохнул немного и к следующей свае тянется. А Иван Царевич мечется позади Якова, чем подсобить не знает.
– Да не мельтеши ты! – прорычал кузнец. – Только плот раскачиваешь! Вот перевернемся ща!
Иван Царевич замер, где стоял. Шелохнуться боится, а кузнец все рукой вправо тянется, до сваи никак дотянуться не может, чтоб дальше плот перетянуть. Никак ему длины рук не хватает.
– Давай я! – бросился на подмогу Иван Царевич. – Ты меня за руку держи, а я хвататься буду.
– Давай! – Кузнец Ивана за плечо сцапал, а Иван Царевич нагнулся вправо и до сваи следующей дотянулся. Только скользкая свая та, всё пальцы с нее соскальзывают. Бился Иван Царевич, бился, а никак ухватится за нее не смог.
Внезапно плот под ними ходуном заходил, неистово, будто специально кто раскачивал, и тут уж обоим не до свай стало, только бы в воду не сверзиться.
– Чего-о енто-о за тря-а-асучка-а? – вцепился в ближнюю сваю кузнец, а Иван Царевич – в Якова.
– Не-е зна-а-а-аю-у! – отвечает Иван Царевич, а сам головой вертит в поисках шутника.
– Ага-а! – вдруг раздался вопль невесть откуда. – Вот кто мне воду мутит!
– Водяной, – пролепетал, побледнев, Иван Царевич, глядя во все глаза на голову, показавшуюся из воды у самых его ног, и собрался грохнуться в обморок, но Яков встряхнул его.
– Держись!
– Да держусь я, держусь! – стиснул зубы Иван Царевич, крепче вцепившись в кушак кузнеца. – Чего ему от нас надо? Чего он к нам привязался?
– Почем я знаю! Может, полоумный какой? – предположил Яков, с ненавистью сверля взглядом крупную голову, покрытую, словно тиной, длинными зелеными волосами. Лицо у водяного было отекшее, с синими мешками под бешено сверкавшими бледно-зелеными глазами. И сам он был весь какой-то бледный до прозрачности и чешуйчатый, словно рыба какая.
– Ты чего сказал? – выкрикнул водяной, перестав трясти плот. – Чего сказал, спрашиваю?
– Чего слышал, – буркнул Яков, не отпуская сваю, словно сроднился с нею.
– Повтори, если ты мужик! – саданул водяной кулаком по доскам плота.
– Но-но, не балуй! – отпихнул Яков его кулак ногой. – Не про тебя делано.
– Я те, морда твоя бугайская, попихаюсь! Ишь, манеру взял, обзываться да толкаться.
– А чего ты плот ломаешь?
– А ты чего мост мой рушишь?
– Да какой к чертям мост, коли от него столбы одни остались. Был бы мост…
– Вот взял бы да и починил! – никак не унимался водяной. – Еще пихается.
Пока Яков с Водяным препирались, Иван Царевич судорожно соображал, что можно предпринять. И вспомнил про щукину чешуйку. Щука – она языкатая, может, и подсобит чем. Тем более с водяным в родстве должна быть – как-никак оба в воде обитают.
– Давай драться! – меж тем продолжал наседать задиристый водяной.
– Не-е, не пойдеть, – завертел головой Яков, сваю обнимая и ногами плот придерживая, чтобы не снесло ненароком. Мышцы у кузнеца на руках буграми вздулись, лоб испариной от напряжения покрылся. Едва держится уже кузнец.
– Это почему еще?
– А потому! Плавать я не умею, вот почему. Это нечестно.
– Так чего же делать тогда? – растерянно почесал зеленую макушку водяной.
– На берег нас тащи, там и силами померяемся.
– Фигу тебе! – показал водяной знатный кукиш Якову. – Самый хитрый нашелся, да?
А Иван Царевич тем временем, порыскав в своей котомке, нащупал щукину чешуйку. Вытащил и в реку бросил.
– Эй! – переключился водяной на Ивана Царевича. – Ты чего в реку бросил? Чего бросил, я спрашиваю?
Иван Царевич отвернулся, будто и не слышит вовсе, а сам волнуется, когда щука появится. Может, до нее дойдет только через сутки, что чешуйку в воду бросили – старая она больно.
– Ты
