Стоя в приемной, его величество внимательно разглядывал какого-то монаха из обители св. Иакова. Тот под пронзительным взором короля краснел и опускал глаза.
Король отвел д'Эпернона в сторону.
– Посмотри-ка, герцог, – сказал он, указывая ему на молодого человека, – какой у этого монаха странный вид.
– А чему вы изволите удивляться, ваше величество? – сказал д'Эпернон. – По-моему, вид у него самый обычный.
– Вот как?
И король задумался.
– Как тебя зовут? – спросил он монаха.
– Брат Жак, сир.
– Другого имени у тебя нет?
– По фамилии – Клеман.
– Брат Жак Клеман?[41] – повторил король.
– Может, и имя, по мнению его величества, звучит странно? – смеясь, спросил герцог.
Король не ответил.
– Ты отлично выполнил поручение, – сказал он монаху, не спуская с него глаз.
– Какое поручение, сир? – спросил герцог с бесцеремонностью, которую ему ставили в вину и к которой его приучило каждодневное общение с королем.
– Ничего, – ответил Генрих, – это у меня маленький секрет с одним человеком, которого ты теперь не знаешь.
– Право же, сир, – сказал д'Эпернон, – вы так странно смотрите на мальчика, что он смущается.
– Да, правда. Не знаю почему, я не в состоянии оторвать от него взгляда. Мне сдается, что я уже видел его или еще когда-нибудь увижу. Кажется, он являлся мне во сне. Ну вот, я начинаю заговариваться. Ступай, монашек, ты хорошо выполнил поручение. Письмо будет послано тому, кто его ждет. Не беспокойся. Д'Эпернон!
– Сир?
– Выдать ему десять экю.
– Благодарю, – произнес монах.
– Можно подумать, что свое «благодарю» ты цедишь сквозь зубы! – сказал д'Эпернон, который не понимал, как это монах может пренебречь десятью экю.
– Я так говорю, – ответил маленький Жак, – потому что предпочел бы один из тех замечательных испанских кинжалов, что висят тут на стене.
– Как? Тебе не нужны деньги, чтобы смотреть балаганы на Сен-Лоранской ярмарке или веселиться в вертепах на улице Сент-Маргерит? – спросил д'Эпернон.
– Я дал обеты бедности и целомудрия, – ответил Жак.
– Дай ему один из этих испанских клинков, и пусть он идет, – сказал король.
Герцог, человек скопидомный, выбрал нож с наименее богато разукрашенной рукояткой и подал его монашку.
Это был каталонский нож, с широким, остро наточенным лезвием в прочной рукоятке из украшенного резьбою рога.
Жак взял его в полном восторге от того, что получил такое прекрасное оружие, и удалился, Когда Жак ушел, герцог снова попытался расспросить короля.
– Герцог, – прервал его король, – найдется ли среди твоих сорока пяти два или три человека, хорошо ездящих верхом?
– По меньшей мере человек двенадцать, сир, а через месяц и все будут отличными кавалеристами.
– Выбери из них двух, и пусть они сейчас же зайдут ко мне.
Герцог поклонился, вышел и вызвал в приемную Луаньяка.
Тот явился через несколько секунд.
– Луаньяк, – сказал герцог, – пришлите мне сейчас же двух хороших кавалеристов. Его величество сам даст им поручение.
Быстро пройдя через галерею, Луаньяк подошел к помещению, которое мы отныне будем называть казармой Сорока пяти.
Там он открыл дверь и начальническим тоном позвал:
– Господин де Карменж! Господин де Биран!
– Господин де Биран вышел, – сказал дежурный.
– Как, без разрешения?
– Он изучает один из городских кварталов по поручению, которое дал ему нынче утром герцог д'Эпернон.
– Отлично! Тогда позовите господина де Сент-Малина.
Оба имени громко прозвучали под сводами зала, и двое избранных тотчас же появились.
– Господа, – сказал Луаньяк, – пойдемте к господину герцогу д'Эпернону.
И он повел их к герцогу, который, отпустив Луаньяка, в свою очередь, повел их к королю.
Король жестом руки велел герцогу удалиться и остался наедине с молодыми людьми.
В первый раз пришлось им предстать перед королем. Вид у Генриха был весьма внушительный.
Волненье сказывалось у них по-разному.
У Сент-Малина глаза блестели, усы топорщились, мышцы ног напряглись.
Карменж был бледен; так же готовый на все, но менее хорохорясь, он не решался смотреть прямо на короля.
– Вы – из числа моих Сорока пяти, господа? – спросил король.
– Я удостоен этой чести, сир, – ответил Сент-Малин.
– А вы, сударь?
– Я полагал, что мой товарищ говорил за нас обоих, сир, вот почему не сразу ответил. Но что касается до службы вашему величеству, то я всецело в вашем распоряжении, как любой другой.
– Хорошо. Вы сядете на коней и поедете по дороге в Тур. Вы ее знаете?
– Спрошу, – сказал Сент-Малин.
– Найду, – сказал Карменж.
– Чтобы поскорее выбраться на нее, поезжайте сперва через Шарантон.
– Слушаемся, сир.
– Будете скакать до тех пор, пока не нагоните одинокого путника.
– Ваше величество, соблаговолите указать нам его приметы? – спросил Сент-Малин.
– У него очень длинные руки и ноги, на боку или сзади – длинная шпага.
– Можем мы узнать его имя, сир? – спросил Эрнотон де Карменж. По примеру товарища он, несмотря на правила этикета, решился задать вопрос королю.
– Его зовут Тень, – сказал Генрих.
– У всех путешественников, что попадутся нам по дороге, мы будем спрашивать их имена.
– И обыщем все гостиницы.
– Когда вы встретите и узнаете нужного вам человека, вы передадите ему это письмо.
Оба молодых человека одновременно протянули руки.
Король несколько мгновений колебался.
– Как вас зовут? – спросил он у одного.
– Эрнотон де Карменж, – ответил тот.
– А вас?
– Рене де Сент-Малин.
– Господин де Карменж, вы будете хранить письмо, а господин де Сент-Малин передаст его кому следует.
Эрнотон принял от короля драгоценный пакет и уже намеревался спрятать его у себя под курткой.
В момент, когда письмо уже исчезало, Сент-Малин задержал руку Карменжа и почтительно поцеловал королевскую печать.
Затем он отдал письмо Карменжу.
Эта лесть вызвала у Генриха III улыбку.
– Ну, ну, господа, я вижу, что вы верные слуги.
– Больше ничего, сир?
– Ничего, господа. Только еще одно последнее указание.
Молодые люди поклонились, приготовившись слушать.
– Письмо это, господа, – сказал Генрих, – важнее человеческой жизни. За сохранность его вы отвечаете головой. Передайте его Тени так, чтобы никто об этом не знал. Тень вручит вам расписку, которую вы мне предъявите. А главное – путешествуйте так, словно вы едете по своим личным делам. Можете идти.
