показателей, с одновременной игрой на понижение облигаций, цена на которые казалась завышенной.
Затем компания ждала, когда цены облигаций вновь сойдутся, а после того как это происходило, фиксировала прибыль. LTCM наращивал свои позиции за счет внушительного привлечения заемных средств, или левериджа, чтобы увеличить прибыль. Банки охотно выдавали хедж-фонду кредиты, отчасти потому, что он избегал крупных рискованных операций, проводя вместо этого примерно тысячу небольших и на первый взгляд безопасных сделок.
Завороженные командой прославленных ученых, работающих в LTCM, инвесторы вкладывали свои деньги в этот фонд. С момента открытия в 1994 году доходность LTCM за первые три года в среднем выросла до 50 %, а к лету 1997 года компания управляла почти 7 миллиардами долларов. На этом фоне фонд Саймонса Medallion выглядел мелкой сошкой. Когда конкуренты стали активно проводить арбитражные сделки, команда Меривезера внедрила новые стратегии, даже те, с которыми они прежде редко имели дело, например, торговля акциями компаний, находящихся в процессе слияния, и датскими ипотечными ценными бумагами.
Летом 1997 года после ежегодной игры в гольф партнеры LTCM объявили, что инвесторам придется вывести около половины своих денежных средств из-за того, что руководство считало сокращение возможностей на рынке. Клиенты буквально сошли с ума и умоляли Меривезера и его коллег: «Пожалуйста, оставьте наши деньги!»
Однако модели торговли LTCM не были подготовлены к ряду шокирующих событий лета 1998 года, в том числе к дефолту по государственному долгу в России и, как следствие, к панике на мировых рынках. Так как инвесторы стали избегать рискованных инвестиций, цены на все виды активов изменились неожиданным образом. LTCM подсчитал, что вряд ли потеряет более 35 миллионов долларов за день, но в августе этого же года они каким-то образом лишись 553 миллионов долларов за одну пятницу. За считаные недели испарились миллиарды долларов.
Меривезер и его коллеги звонили инвесторам, пытаясь привлечь деньги, веря в то, что цены нормализуются, как и предсказывали их торговые модели. Реальное положение дел стало ясно, когда Меривезер навестил друга Уинни Мэттоне, опытного трейдера, который предпочитал носить черные шелковые рубашки, весил около 140 килограмм, а также носил золотую цепочку и кольцо на мизинце.
«Как ваши дела?» – напрямую спросил Мэттоне.
«Активы уменьшились вдвое», – ответил Меривезер.
«Вам конец», – выдал Мэттоне, шокируя тем самым Меривезера.
«Когда ты теряешь половину, люди начинают думать, что ты идешь ко дну», – объяснил Мэттоне.
«Они настроят рынок против вас… Вам конец». (7)
Так и произошло. Когда собственный капитал LTCM упал ниже 1 миллиарда долларов, а его леверидж стремительно увеличился, вмешалась Федеральная резервная система США, опасаясь, что крах фонда повлечет за собой коллапс всей финансовой системы. При поддержке ФРС консорциум банков взял на себя управление фондом. За считаные месяцы Меривезер и его коллеги потеряли почти 2 миллиарда долларов личных средств, что оставило такой след на их карьере, который они уже никогда не сотрут.
Этот провал отбил желание инвесторов использовать компьютерные модели для систематической торговли.
«Репутация количественного инвестирования еще долго не восстановится», – спустя месяц писал журнал BusinessWeek, полагая, что «даже если эти кванты воспрянут к предстоящей осени, многие из них не смогут с уверенностью утверждать, что они способны получать прибыль с низкой волатильностью». (8)
D. E. Shaw, похоже, не ощутили особого влияния этих неприятностей. К 1998 году хедж-фонд, который основал бывший преподаватель информатики из Колумбийского университета, Дэвид Шоу, при финансовой поддержке инвестора Дональда Сассмена, насчитывал несколько сотен сотрудников. С помощью стратегий статистического арбитража, которые Шоу разрабатывал в Morgan Stanley, годовая доходность, как заявляют в компании, в среднем составляла 18 % с момента открытия фонда. В отдельные дни на операции фонда приходилось до 5 % всех торгов на Нью-Йоркской фондовой бирже. Портфель фонда был нейтральным к рынку, невосприимчивым ко всем взлетам и падениям акций.
Компания D. E. Shaw придерживалась иного подхода к найму сотрудников, нежели в Renaissance. В дополнение к конкретным техническим вопросам касательно специализации кандидата на должность, компания озадачивала соискателей головоломками, ситуационными математическими задачами и сложными вопросами по теории вероятностей, включая знаменитый парадокс Монти Холла, головоломку, основанную на старом телешоу «Давайте заключим сделку»[122]. Сотрудники, многие из которых являлись поклонниками британского научно-фантастического сериала «Доктор Кто»[123], носили неформальную одежду, нарушая жесткий дресс-код Уолл-стрит.
В 1996 году на первой полосе журнал Fortune объявил D. E. Shaw «самой интригующей и загадочной силой на Уолл-стрит… настоящей мастерской квантов, обителью математиков, компьютерщиков и других приверженцев количественного анализа». В результате расширения D. E. Shaw и других квантовых компаний Нью-Йоркская фондовая биржа была вынуждена пройти автоматизацию, включая создание электронной системы заключения сделок, благодаря чему минимальный шаг цены при торговле акциями был уменьшен до одного цента, что снижало торговые издержки для всех инвесторов.
Шоу стал проводить больше времени вне офиса, консультируя вице-президента Эла Гора и президента Билла Клинтона по вопросам технологической политики. Его компания преуспела и в других начинаниях: они запустили Juno, первый бесплатный почтовый сервис; открыли совместный проект с BankAmerica Corporation, взяв кредит в размере 1,4 миллиарда долларов.
Хедж-фонд D. E. Shaw вложил часть этих денег в портфель облигаций на сумму 20 миллиардов долларов, при этом финансируя еще больше новых предприятий, таких как интернет-банк. (9)
Получив дополнительные деньги, Шоу нанял более 600 сотрудников, предоставив им работу в современных офисах Нью-Йорка, Токио, Лондона, Сан-Франциско, Бостона и Хайдарабада, в Индии, последний из которых располагался в атриуме, уставленном скульптурами.
Затем, осенью 1998 года, рынок перенес ряд потрясений. За несколько месяцев портфель облигаций D. E. Shaw обесценился более чем на 200 миллионов долларов, в результате чего фонд был вынужден уволить 25 % сотрудников и сократить объем операций. D. E. Shaw в дальнейшем смог восстановить свои позиции и вновь стать лидером рынка, однако его проблемы, наряду с огромными потерями LTCM, послужили важным уроком для Саймонса и Renaissance.
Паттерсон и другие специалисты внимательно анализировали неожиданные провалы своих конкурентов. В 1998 году Medallion вырос на 42 %, пока остальные инвесторы паниковали из-за кризиса, фонд зарабатывал деньги. Однако Паттерсон должен был убедиться, что его фонд не повторит ошибок других компаний вроде LTCM. Он понимал, что Renaissance не заимствовал столько денег, как фирма Меривезера, а сделки LTCM необходимо было проводить в рамках определенного периода времени, в отличие от тех, которым отдавал предпочтение Саймонс. Еще один факт, который отличал Renaissance от LTCM, заключался в том, что первые привлекали к работе математиков и компьютерщиков, а не экономистов.
Тем не
