– О-о-о, мсье, о-о-о!
Я облегченно вздохнул. Хорошо, что эти края еще не поддались осмосу!
– У гестапо – длинные руки, подпольщиков находят и убивают. Французское правительство делает вид, будто ничего не происходит, у них с Гитлером дружба, скрепленная кровью.
– Даладье – предатель! – загорелый дочерна кулак врезался в стол. – Я бошей под Аррасом на штык нанизывал! Неужто, мсье, гестапо уже здесь?
То, что эмигрантами занимается вовсе не Тайная государственная полиция, я уточнять не стал. Гестапо – коротко и страшно.
– Карту! – велел я. – Самый крупный масштаб!
Мсье Бриссо вскочил, опрокинув стул.
– Слушаюсь!
* * *
Пустая улочка, пыльный старый булыжник, красные черепичные крыши, неровный контур замка вдали. Чужаки в Ламотт-Бедрон заезжают редко. Это и хорошо, и плохо. Все на виду – и мы с Фогель на виду. Простодушный мсье Бриссо обмолвился: все соседи уверены, что у американца с немкой – медовый месяц. Между прочим, одобряют.
Хозяин завел свой старый скрипящий «рено» и отбыл выполнять боевой приказ. Денег, по его уверению, хватит с лихвой. На Луаре гестапо не в чести.
Подошла Мухоловка, взяла за руку.
– Ты на тропе войны, Норби?
Я погладил ее холодные пальцы.
– При Литтл-Бигхорне генерала Кастера подвела разведка, нельзя было атаковать, не узнав силы врага. Кто знает, за каким холмом сейчас прячется Сидящий Бык со своими шайенами?
Анна Фогель посмотрела на замок.
– Как я понимаю, беззаботный генерал Кастер там, за стенами и башнями. А мы с тобой кто? Скауты?
Я вспомнил сурового мсье Бриссо.
– По мнению здешнего люда, мы с тобой, Фогель, молодожены. Just married! Не пора ли нажать на выключатель, дорогая?
Мухоловка поморщилась.
– Ты неандерталец, Норби. Грубая похотливая скотина, питающаяся мясом с кровью. Ты тяжелый, как бизон, у меня по твоей милости все болит, твой запах не могу смыть даже под душем, хоть кожу отдирай.
– И что в этом перечне тебе больше всего нравится? – самым невинным тоном поинтересовался я.
Ее кулак ударил точно под ребра.
– Сволочь!
– Я знаю.
5
Кресел в салоне на всех не хватило, двоих усадили прямо в проходе. Антек, которому посчастливилось устроиться возле иллюминатора, оказался в соседстве с крепким плечистым парнем, от которого несло табаком и оружейным маслом. Тот повертелся, усаживаясь поудобнее, затем внимательно взглянул на соседа.
– Секретный?
– Дальше некуда, – согласился он. – Белостокская гимназия № 3, а потом 110-й уланский полк.
– А коня куда подевал, улан? – сосед негромко хохотнул. – Я ведь чего? Мы тут все из 11й Карпатской пехотной дивизии, считай, альпийские стрелки. Гурали, между прочим.
– Гуцулы, – не думая, поправил бывший гимназист. – А вообще-то, русины, гуцулами вас поляки окрестили в прошлом веке.
Сосед пожал широкими плечами.
– А разница есть? Я ведь, парень, вообще-то разведчик, умею наблюдать и выводы делать. Самолета два – и секретных тоже двое. В один самолет вас не посадили, понятно, почему. А поскольку пан майор сел в другой самолет, значит, парень, что под конвоем, и есть самый секретный-рассекретный. А ты может и вправду улан, только погоны где-то посеял. А приказ был, чтобы в полной форме и при знаках различия.
Под разговор заработали двигатели. Перегруженная машина неторопливо тронулась с места. От земли отрывалась с трудом, моторы не гудели уже, ревели. Наконец, легкий толчок, и сразу же стало легче. Антек невольно улыбнулся. Он снова в небе!
Сосед оказался капралом-старослужащим. К тому, что бывший гимназист назвал лишь свое имя, отнесся спокойно, с пониманием. Вероятно, так и должен вести себя секретный.
– Нас с фронта сняли, – рассказал он. – Вроде как с мясом вырвали, там сейчас каждый человек на счету. Правда, говорят, скоро венгры подойдут, армейская группа «Арпад», только знаю я этих венгров! Им все равно, кого резать, лишь бы славянин. Но авиация их помогает, что есть, то есть. Совсем от москалей небо очистили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Антек слушал вполуха. Чужая война, и он на чужой войне.
– А что сейчас в Свентокшиских горах, пан капрал?
Тот явно удивился.
– Это уже за фронтом, русские там. Все, как везде. «Гвардию Людову» создают, офицеров ловят и в лагеря отправляют, а крестьян агитируют в кооперативы вступать. Но, в общем, тихо, не стреляют. Знаю точно, мы туда разведгруппу посылали.
Антек молча кивнул. Значит, не дошел до своих гор пан майор Добжаньский. Уланы, уланы, балованные дети.
Но сильней всех любит И зовет жениться, В саване шелковом Вражья Молодица. Эй, эй, уланы, Балованные дети, Сладким поцелуем Смерть в бою вас метит. * * *
За иллюминатором, где только что плескалась ночь, вспыхнули желтые огни.
– Началось, – без всяких эмоций констатировал сосед.
Самолет тряхнуло, Антек покрепче ухватился за поручни. Моторы взревели в полный голос, пол под ногами ушел вниз, снова толчок, удар, еще удар.
– Сглазил, – капрал-сверхсрочник невесело вздохнул. – Вот тебе и очистили небо! Холера, русские же ночью не летают, у них специальный приказ на этот счет есть.
Ю-52 не без труда выровнялся, но летел уже совсем иначе. В моторах что-то стучало и гремело, по салону гулял холодный ночной ветер. Оглянувшись, Антек заметил разбитый иллюминатор и недвижные тела в креслах. Двое. Нет, трое!
Отвоевались гурали!
Машину вновь затрясло, невидимая тяжесть навалилась, сдавливая грудь и не давая дышать. Воздух застрял в горле. Потом стало легче, зато накренился салон. Машина пока еще не падала – скользила, словно на невидимых салазках, приближаясь к утонувшей во тьме земле.
– Черная Богородица Ченстоховская! – тихо проговорил сосед. – Вспомни о нас, Заступница!..
Антек прикрыл глаза. Все это он уже видел, причем совсем недавно. Река неслась по кругу, превращаясь в пенный водоворот. Бороться не было ни сил, ни желания. Исчезли надежда и страх, только усталость и ощущение безнадежной горечи.
Резко запахло дымом и горелой проводкой. Один из моторов умолк, машину сильно качнуло. Водоворот плеснул в лицо.
Резкий толчок, треск лопающейся обшивки, дым смешался с горькой гарью.
– Живой? – на плечо легла рука соседа. – Горим мы, секретный. Ничего, я тебя вытащу.
* * *
Звезды совсем близко. Черное небо накренилось, грозя рухнуть на беззащитную твердь, очертания созвездий заострились безжалостными лезвиями, Полярная звезда нацелилась прямо в сердце.
Антек лежал на холодной земле и выдыхал боль. Ударило при посадке не так, чтобы сильно, зато дыму наглотался вволю. Самолет догорал где-то неподалеку, запах гари смешивался с тяжелым духом спекшейся в огне плоти.
Кто-то присел рядом, заслоняя небо.
– Встать сможешь?
– Да, – просто ответил он.
Получилось, пусть и со второй попытки. Ночь, лесная поляна, горящий «юнкерс» – и черные тени вокруг. Летчики все-таки дотянули до земли.
– Становись!
Строились медленно, словно все еще не веря, что уцелели. Две тени так и остались на земле.
– Внимание! – негромко проговорил незнакомый голос. – Борт совершил вынужденную посадку, мы на территории, временно оккупированной врагом. Тем не менее, выполнение задания будет продолжено. Сейчас все подберут оружие, боеприпасы и консервы. Выступаем через десять минут.
Никто не возразил и не пытался спорить.
Бывший гимназист честно выполнил приказ, поднял с земли чей-то карабин, нашел ранец с продуктами. Надевать было тяжело, но он справился. А потом помогал оттаскивать в сторону недвижные тела. Одного из погибших узнал сразу – сосед, капрал-сверхсрочник. Его, выходит, вытащил, а сам.
