– Кровь! И только кровь! – забывшись, вслух заключил Васак.
– Не сокрушайся, государь! – попытался утешить его Гадишо. – Это – как весенний поток: сперва он беснуется, а потом высыхает и мелеет на дне оврага… Так бывает и с властью в государстве…
Рассуждения Гадишо уже безмерно раздражали Васака. Он обернулся и взглянул на нахарара горящими волчьими глазами.
– В государстве? С властью? Здесь нет власти! Вот когда мы возьмем власть в руки, тогда мы поговорим о ней!
Гадишо хлестнул коня, чтоб поровняться с Васаком, чей конь уже несся вскачь. Васак, отдавший поводья, полоснул Гадишо сверкающим взглядом, подобным взмаху меча. С его искривленных уст срывались невнятные восклицания. Бешеной скачкой он пытался развеять мысли, которые его переполняли. Они были опасны, и Васак гнал их от себя. Но когда перед ним вдруг опять возникли недавние события, он забылся и громко воскликнул:
– Я! Я – тот человек..
Это был его ответ на слова Гадишо, однажды сказавшего, что нет человека, способного восстановить сильную государственную власть в Армении…
Когда кони пристали, Васак приказал Враму следовать за ними на расстоянии и обратился к Гадишо:
– Государь Хорхоруни! Спрашиваю тебя перед богом и совестью твоей: согласен ли ты, чтоб мы вместе возглавили власть в нашей стране?
– Согласен, государь марзпан! – торжественно ответил Гадишо.
– Клянись!
– Клянусь перед богом и своей совестью!..
– Но нам придется заставить всю страну отречься от веры. Понятно?..
– Понятно, государь марзпан.
– Будешь помогать мне?
– Буду.
– Мы в союзе?
– В союзе!
Гадишо воспрянул духом:
– Государь марзпан, я все видел! Я видел безвластие!.. Я – человек действия. Или мы – нахарары, а они – наш народ, или мы – мусор, и место наше на свалке! Довольно! Слишком долго терпели мы этого полоумного таронца!
– Вот! Именно это говорю и я, – полоумный таронец! Надо стереть его с лица земли! Его и приспешников… Ну, в последний раз: готов ты отречься? – вдруг круто повернул Васак.
– Отречься?
– Притворно, конечно! – тотчас же поправился Васак.
– Готов, ибо не верю ни во что.
– Ну, тогда за дело! Создадим сильную сатрапию в составе персидского государства… А затем увидим. Это потребует немало времени, друг Гадишо! Много воды утечет… Быть может, и несколько лет…
– Увидим!..
Накануне дня, назначенного для выезда в Персию, Вардая вызвал к себе на тайное совещание нахараров, давших обет. Приглашены были Нершапух Арцруни, Артак Мокац, Атом Гнуни, Ваан Аматуни, Шмавон Андзеваци, Аршавир Аршаруни и брат Вардана. Вардан объяснил, как велика опасность: всем именитым нахарарам приказано предстать перед персидским двором и царским судилищем, то есть вдали от родины отдать себя на полный произвол необузданного тирана…
– Положение крайне тревожное, – сказал Вардан. – Приспешники марзпана могут предать нас и сорвать наше дело, тогда как дружное общее сопротивление помешало бы Азкерту прибегнуть к крайним мерам, и тогда для нас открылся бы выход.
– Государь Мамиконян, не лучше ли было бы нам остаться здесь и отказаться ехать на суд? – спросил Аршавир Аршаруни. – Ведь все равно мы и на суде не пойдем на вероотступничество…
– На суде мы будем бороться, мы будем защищаться. Быть может, нам все-таки удастся образумить безумного Азкерта.
Эти доводы не убедили нахараров. Вардан почувствовал это. После недолгого молчания он заговорил яснее и решительнее:
– Не подчиниться вызову, не явиться – значило бы дать повод немедленно двинуть в Армению персидские войска. А выставить наши пока еще не организованные народные массы против прекрасно обученных персидских войск – значите бы дать врагу возможность разбить нас наголову. Не отрицаю: являясь на суд к Азкерту, мы подвергаем себя смертельней опасности… Но возможно, что дело ограничится тюремным заключением… А может случиться – хотя это и очень гадательно, – что найдется путь и к примирению… Одно несомненно: наша поездка поможет выиграть время, необходимое для того, чтоб собрать все наши войска и подготовить народ к восстанию! Тянуть, выгадывать время – вот единственное разумное решение, вот способ накопить силы! Оттягивать дело персов, торопиться с нашим делом… и с завтрашнего же дня! Действовать так, как если бы сражение ожидалось на следующий день… Вот, государи нахарары, моя мысль!
Вардан говорил, внимательно следя за нахарарами. Молчание выдавало их глубокое волнение и сомнения. Испытывал сомнения и Вардан, но он себя сдерживал, не желая омрачать настроение доверившихся ему нахараров. Он был похож на проводника, который ведет путников сквозь густой туман, сознавая, что гибель почти неизбежна, но все же настойчиво ищет пути спасения, ни на минуту не позволяя себе поддаться отчаянию.
Вардан вновь окинул нахараров испытующим взором и поставил вопрос ребром:
– Но, может быть, кто-нибудь хотел бы уступить Азкерту?
– Никто! Нет и не может быть такого! – с нотой оскорбления в голосе одновременно откликнулись Артак и Атом. Слово взял Нершапух:
– Государь Мамиконян, ведь и мы патриоты… мы также на уступки Азкерту не пойдем. Нас удручают лишь грозные размеры грядущих испытаний. Очень уж малы наши силы!..
– Да, очень малы… Но как бы там ни было, а принять войну нам придется.
– Придется!.. – подтвердил Нершапух. Вардан перешел к заключительному слову:
– Нас могут предать гибели. Будьте к этому готовы! Свыкнитесь с этой мыслью так, как если бы это должно было случиться неминуемо. А тем, кто остается, мы наказываем: безотлагательно собирайте государственное войско, соедините воедино все нахарарские полки. Государь Гнуни, тебе предстоит возглавить это дело. На князя Амазаспа возлагаю обеспечение вооружением и боевыми припасами. Князь Аршаруни, следи, чтоб не нарушалось единство среди нахараров. Ну, вот и все, государи мои. Сдержите клятву?
– Сдержим!
– Бог вам в помощь! С завтрашнего же дня к делу! На князей будто снизошло успокоение.
– Еще одно последнее слово – сказал Вардан. – Не забывайте простого народа, вовлеките его в общее дело! Мой строжайший наказ: не позволяйте раньше времени неорганизованно вывести народ на бой… Облегчите его судьбу. Помните: простой народ – наша главная надежда!..
– Да, видно уж так… – вздохнул Аршавир Аршаруни.
В замке Васака жизнь текла по-будничному, как обычно протекала на протяжении многих лет. Никакие события не нарушали- по крайней мере внешне – ее однообразия. Только Бабик с Нерсиком иногда, возвращаясь с охоты, развлекали княгиню Парандзем новостями из жизни лесов и горных ущелий.
Однако под покровом этого спокойствия скрывалось тайное волнение: то и дело мелькали какие-то лица, слышалось перешептывание.
Княгиня Парандзем жила почти отшельницей. Уйти в монастырь было ее девичьей мечтой, которая не получила осуществления только из-за того, что девушку насильственно выдали замуж за марзпана. Теперь же, пользуясь тем, что Васак крайне редко появлялся в замке, княгиня пыталась хотя бы отчасти приблизить свою жизнь к жизни отшельницы. Будучи женщиной образованной, она проводила все свое время в чтении и в заботах о воспитании сыновей.
Утро было туманное. Мглистая пелена, переползая с горы на гору, из ущелья в ущелье, то открывала, то закрывала мрачно зияющие пропасти и провалы.
В покое княгини Парандзем, облокотившись на выступ узкого окна, сидела Дзвик. Разглядывая что-то передвигавшееся по дороге, она щурила свои живые, острые глаза. Вот она откинулась назад, покачала головой и с горечью улыбнулась, затем снова выглянула из окна. Да, там, далеко-далеко, медленно приближались два черных пятнышка, постепенно обозначаясь яснее и отчетливее. Уже стало видно, что это двое всадников. Они направлялись к замку…
Дзвик не заметила, как вошла Парандзем. Княгиня спокойно оглядела ее своими грустными черными глазами и, взяв лежавшую на аналое рукопись, открыла ее на заложенной странице, чтоб приняться за чтение.
– Что ты там увидела, Дзвик? – мягким грудным голосом спросила она.
Дзвик тихо и с тревогой сказала:
– Едет!..
Парандзем вскинула руки и с испугом взглянула на Дзвик.
– Чуяло мое сердце! – выговорила она. – Давно томится сердце у меня. Вдруг он увезет детей в Персию? У нее перехватило дыхание.
– Но сколько же лет должны были бы они учиться в этой проклятой стране, госпожа, если бы, не дай бог, он впрямь повез их туда?
– Дело не в учении! Дело в том, что он хочет их обратить в персов! До тех пор и будет держать их там, пока они не забудут родную землю, отрекутся от матери, станут бог весть кем, – такими, как он сам…
Последние слова Парандзем вымолвила еле слышно, как бы от себя самой скрывая тяжелые мысли, которые давно жгли ей мозг. К чему стремится Васак Сюни? Он не любит армянских нахараров и не скрывает этого. Он ненавидит Мамиконидов, особенно Вардана… За что? За их ненависть к тирании Персии? Но если он ненавидит Вардана Мамиконяна и других нахараров, которые защищают родную страну и являются ее оплотом, то что же представляет собой он сам, Васак Сюни? На чьей он стороне?..
